Неизвестно - Ворошильский Венгерский дневник
На официальный запрос Имре Надя (он сегодня к функциям премьера присоединил портфель министра иностранных дел) посол Андропов заявил, что это ложные слухи и никто не вводил в Венгрию новых соединений.
Через несколько часов запрос повторяется. Ответ: речь идет только о том, чтобы обеспечить эвакуацию мирных советских граждан и раненых солдат.
Вечером Имре Надь созвал пресс-конференцию. Только наши журналисты догадывались, в чем дело: они знали о тщетных дипломатических усилиях, о напрасных попытках посредничества, о том, что Надь исчерпал все возможности, прежде чем решиться на последний, отчаянный шаг. Конференция долго не начиналась, западные журналисты соревновались в догадках о том, что будет. Наконец, зачитано короткое заявление: в связи с передвижениями новых советских соединений венгерское правительство выражает протест и требует отвода всех советских войск. Одновременно правительство денонсирует Варшавский договор и провозглашает нейтралитет Венгрии.
Пятница, 2 ноября
ГАЗЕТЫ
Со дня на день их всё больше. Почти все редактируются и печатаются в здании бывшей «Сабад Неп», захваченном группой Дудаша. Дудаш лоялен: свою газету издает и другим не мешает. Сегодня квееру газет, печатающихся под крылышком Дудаша, прибавилась коммунистическая «Непсабадшаг». Ее делают бывшие журналисты «Сабад Неп», в разное время уволенные из редакции и подвергавшиеся полицейским преследованиям.
На первой полосе «Непсабадшаг» напечатано воззвание ВСРП — то, что Кадар вчера читал . по радио. Вот его содержание:
— Мы обращаемся к тем, кого некогда любовь к народу и родине, благородные идеи социализма привели в ряды партии. Ракоши и его клика сделали партию орудием тирании, растратили нравственный капитал партии. Народное восстание свергло эту клику. Мы по праву утверждаем: товарищи, вы подготовили восстание. Венгерские коммунисты: писатели, журналисты, тысячи рабочих и крестьян, невинно арестованные старые бойцы — сражались в первых рядах. Мы гордимся, что вы приняли участие в вооруженном восстании.
— Мы обращаемся к вам со всей откровенностью. Народное восстание стоит на распутье. Либо демократические партии будут достаточно сильны и защитят власть народа, либо мы окажемся лицом к лицу с контрреволюцией... Еще не миновала страшная угроза иностранной интервенции и превращения Венгрии в новую Корею...
— В этот трудный час те коммунисты, что сражались против клики Ракоши, вместе с многочисленными патриотами и социалистами создают новую партию, навсегда порвавшую со злом минувшей эпохи.
— Партия основывается на идеях национальной независимости и дружбы со всеми странами, в первую очередь — социалистическими. Партия защищает и будет защищать достижения республики: земельную реформу, обобществление заводов, шахт, банков, несомненные социальные и культурные приобретения
народа. Партия борется и будет бороться за демократию и социализм, не рабски копируя чужие образцы, но опираясь на специфику и прогрессивные традиции нашей страны, на марксизм-ленинизм, освобожденный от сталинизма и всяческого догматизма.
— В этот исключительный, нелегкий час нашей истории мы призываем вас присоединиться к нам. Членом партии может стать каждый венгерский трудящийся, который считает наши цели своими и не ответственен за преступную политику клики Ракоши. Мы рассчитываем на всех, кто раньше, из-за режима антинародного руководства, оставался в стороне...
Поразительно, что основные лозунги повторяются во всех газетах, в заявлениях всех политических группировок. И не только требования независимости, но и социальные — те, что провозглашают сохранение основных экономических достижений народной демократии. Даже Бела Ковач, глава Партии мелких землевладельцев, заявил: «Пусть никто не мечтает о возврате прежнего. Мир графов, банкиров, капиталистов исчез навсегда» (это напечатано в их газете «Кишш Уйшаг»).
Один из наших коллег делает отсюда вывод, что программы ничего не значат, а лишь являются словесной завесой для реальных, невысказанных устремлений каждой группировки. Я думаю, это не так: не исключая тайных намерений той или другой партии, я придаю решающее значение общественному мнению, которому должны были подчиниться все движения, желающие удержаться на поверхности. Искренне или неискренне, но они вынуждены хранить верность провозглашенным сегодня программам — иначе они погибнут. А выработка программных различий пойдет вокруг иной проблематики, не той фундаментальной, отношение к которой большинства народа одно и то же и весьма недвусмысленное.
Но вернусь к сегодняшней будапештской прессе.
Газеты печатают призыв заводских ревкомов Ганца, Мавага, Чепеля и ряда других — призыв к рабочим вернуться на работу. Правительство выполнило важнейшие народные требования, будут выполнены и остальные. Продолжение забастовки парализует экономику страны, ослабляя не врага, а революцию. С таким же призывом обратился полковник Малетер, популярный вождь повстанцев, ныне первый заместитель министра национальной обороны.
Другого рода призыв печатает «Непсава», сообщая о вчерашнем заседании руководства социалистической партии. Речь идет о самосудах. «Такие индивидуальные акции, — заявляют социал-демократы, — глубоко оскорбляют, даже пятнают честь революции. Всеми силами надо им противостоять!»
Впрочем, по нашим сведениям, за последние сутки в Будапеште самосудов больше не было.
ЖУРНАЛИСТ
Разговор с H. Н. в его редакционном кабинете, куда только что поставили пишущую машинку и провели телефон. Из большой соседней комнаты доносятся голоса — там собрание журналистов, бывших политзаключенных.
С H. Н. мы познакомились вчера у Дудаша. Странно было в свите атамана встретить человека со значком польско-венгерской дружбы на лацкане, почти в совершенстве говорящего по-польски. Он помог нам провести интервью, после чего — всё еще в присутствии «вождя» — добавил по-польски:
— Я переводил всё, что он говорил, я работаю в его газете, но это не значит, что я во всем с ним согласен.
Это звучало довольно загадочно, но мы ничего не решились спросить.
В коридоре H. Н. рассказал, откуда он знает польский. В войну он во Львове дезертировал из венгерской армии и вступил в АК. В Будапешт вернулся... ярым полонистом. Сотрудничал с нашим посольством, перевел несколько романов. Потом это оборвалось, но H. Н. по-прежнему интересуется Польшей, читает нашу прессу. Знает даже, о чем у нас идут дискуссии.
Это всё из вчерашнего разговора. Сегодня мы с ним наедине в его редакционном кабинете. H. Н. разливает по стаканам слабое фруктовое вино.
— И это-то еле раздобыл. С самого начала восстания у нас сухой закон.
Я знаю — еще ни разу не встретил в Будапеште пьяного венгра.
H. Н. опрокидывает стакан одним глотком и говорит:
— Вы вряд ли догадываетесь, почему я хотел говорить с вами. Я вас знаю. И знаю, что вы коммунист.
Пауза. H. Н. продолжает:
— Я тоже коммунист.
— Так чего же вы у Дудаша?
— Об этом я и хотел поговорить. Я хочу спросить: что бы вы сделали на моем месте? Имея возможность руководить важным отделом в такой газете, влиять на ее характер — посчитали бы вы это недостойным коммуниста, отказались бы? Или же, придя к выводу, что игра стоит свеч...
Он резко умолкает. Открываются двери соседней комнаты. Бывшие заключенные кончили заседать и выходят в коридор через кабинет H. Н. Один пожимает ему руку, другой на ходу хлопает его по плечу. Наконец мы снова одни.
— Ну, ладно, — говорю я, — допустим, игра стоит свеч. Да вам же не дадут ее вести. Они же наверняка узнают, что вы коммунист, и вышвырнут из газеты.
H. Н. доливает вина и, помолчав, отвечает:
— Все знают, что я был в партии и что уже шесть лет, как меня исключили.
В ГОСТИНИЦЕ
Во второй половине дня я вернулся из города и засел писать обещанную корреспонденцию для «Штан- дара Млодых».
Это будет не столько корреспонденция, сколько письмо друзьям — про всё, что я здесь увидел, пережил и понял...
И вот я сижу в своей нетопленной комнате и пишу. Время от времени выхожу в холл погреться и каждый раз сталкиваюсь с новой стадией «дела нашей гостиницы».
Наша гостиница — здание весьма роскошное. Она принадлежала ЦК ВПТ и предназначалась, в основном, для заграничных гостей. Когда группа польских журналистов поселилась в ней, большинство номеров пустовало.
Дирекция гостиницы давно смотала удочки, персонал перестал являться на службу, на месте остались только старый портье, истопник (впрочем, котлов он уже не топит) и уборщица (и она не делает уборки).
Вчера вокруг гостиницы начали собираться разномастные соседи, которые, видно, живут в далеко не блестящих условиях и справедливо рассуждают, зачем такому отличному зданию пропадать зря. До штурма, однако, чудом не дошло, всего лишь велись очень спокойные переговоры сквозь застекленные парадные двери. Потом толпа разошлась, но сегодня собралась снова. Нас, когда мы возвращались из города, очень вежливо пропустили.
