Татьяна Шамякина - Как жила элита при социализме
...Сегодня наш бывший дом, угловой, частично выходящий и на улицу Энгельса, испорчен «пещерой» — входом в метро, а тогда там помещался книжный магазин «Политкнига», занимая большую площадь, чем в наше время. Но, естественно, он не был сплошь забит трудами классиков марксизма-ленинизма и брошюрами издательства «Политпросвет». Имелись отделы (они располагались в нишах) и художественной литературы, географической, исторической, а также большой канцелярский отдел; потому мы, дети, этот магазин хорошо обжили.
По диагонали от входа в магазин — Государственный академический театр имени Янки Купалы, который в нашем детстве как раз перестраивался в более современном стиле, а сегодня ему возвращен прежний облик — начала ХХ века (метаморфозы при жизни одного поколения!), причем злоупотреблений совершено при реконструкции на полтора миллиарда рублей. Происходило ли такое тогда — при громадных масштабах и ускоренных темпах строительства? Вопрос риторический.
Квартал напротив нашего дома и одновременно напротив театра, ограниченный с четырех сторон улицами Маркса, Энгельса, Ленина и проспектом Сталина, был почти закончен, только уже после нашего вселения достраивался кинотеатр «Новости дня», сейчас это — Малая сцена Купаловского театра. Невдалеке — площадь, сегодня — Центральная, а тогда — Сталина. На ней высился огромный памятник Сталину работы Заира Азгура. Помню реакцию взрослых после стаскивания монумента танками с пьедестала в одну октябрьскую ночь 1961 года. Еще одна глупость Хрущева: свержение кумиров — начало ликвидации страны и даже цивилизации. Отношение в Китае к Мао Цзэдуну совсем иное, а ведь тоже — не без грехов. Однако китайцы смогли рассмотреть, проанализировать, разобрать хорошее, плохое, неоднозначное.
По улице Энгельса, через дорогу от театра, тогда высилась большая чугунная ограда, окружавшая территорию, которая примыкала к строгому и величественному по архитектуре зданию ЦК КПБ (сегодня Администрации Президента), а рядом примостилось, как бы притулившись к громадине, двухэтажное, на цоколе, здание тогдашнего Союза писателей Белоруссии. Здесь работали наши отцы, лучше сказать, это был их родной — без преувеличения — дом, хотя, образно говоря, и «под крылышком» у властей. Само здание в каком-то смысле историческое: в нем во время немецкой оккупации подпольщица Елена Мазаник убила наместника Гитлера в Беларуси — гауляйтера Кубэ. После войны дом перестроили и отдали писателям. Потому и жилье для них построили рядом, как раз напротив — тот самый «писательский» дом по улице К. Маркса, 36, а частично и по улице Энгельса.
Удивительно уютный Союз писателей в то время, притягательный для писателей — тогда было их немного, не более ста человек. И практически каждый день они заходили в свой Союз — в библиотеку, поиграть в бильярд, просто пообщаться. Здесь каждую неделю крутили зарубежные фильмы, проходили многочисленные и очень интересные мероприятия, на которые приглашались разные заезжие знаменитости. Организовывала встречи и концерты жена замечательного поэта Аркадия Кулешова — Оксана Федоровна, деловая, очень энергичная женщина, энтузиаст своего дела, совсем не похожая на крайне сдержанного мужа.
В цоколе здания Союза писателей размещалась писательская поликлиника под руководством Якова Владимировича Нейфаха — замечательного врача и обаятельного человека. Тогда ведомственные поликлиники выписывали больничные листы; в них также можно было сдавать анализы и проходить различные процедуры без всяких очередей; в нашу регулярно приглашались для консультаций и прославленные специалисты. Полная утрата поликлиники в начале 1990-х годов (на улице Румянцева, рядом с Домом литератора; сейчас там посольство Сербии) очень болезненно отозвалась в писательской среде.
До открытия в 1957 году отдельного здания Музея Янки Купалы его экспозиция также размещалась на площадях Союза писателей. Тесно, но символично. Еще и потому символично, что директором музея в годы нашего детства была Владислава Францевна, вдова Я. Купалы. По дороге из школы мы, писательские дети, заходили туда едва ли не каждый день.
Литераторы тогда общались и с классиками (ведь до 1956 г. еще был жив Я. Колас, гораздо дольше прожили М. Лыньков, К. Крапива. М. Танк), и очень активно — друг с другом. Ежедневно встречаться — абсолютно нормально, психологически необходимо, и иначе не мыслилось. А жильем постепенно обеспечили фактически всех, даже молодых.
Тогда была практика: когда писатель выселялся, получая новую квартиру, городские власти отдавали, по просьбе и по конкретной рекомендации Союза писателей, его старую квартиру более молодому литератору. Поэтому многие жили в квартирах друг друга. Например, в нашем доме по К. Маркса, 36 в трехкомнатную квартиру Яна Скрыгана на пятом этаже въехал, когда женился, Владимир Короткевич (сейчас там живет его племянница); в квартиру Янки Брыля — Вячеслав Адамчик; в квартиру Кастуся Киреенко, который переселился в «Ондатровый поселок» на улице Пулихова, — семья Вячеслава Рагойши; в квартиру умершего Ивана Громовича — Григорий Семашкевич с женой Наташей. Таких заселений, перемещений было множество. Писатели старшего и среднего поколений и сегодня помнят — кто в чьей квартире начинал жить.
Наша четырехкомнатная квартира считалась роскошной, хотя по сегодняшним меркам, без прихожей, с крохотной кухней, маленькими комнатками, — просто убогая. Над нами, в точно такой же, жила семья Янки Брыля, у которого так же, как у Ивана Шамякина, было трое детей; под нами, на третьем этаже, — Петр Глебка с женой и удочеренной в войну еврейской девочкой. Напротив нас, на одной площадке, жили с семьями — сначала Иван Мележ, потом, с 1964 года, Иван Науменко.
Однако по-настоящему роскошную квартиру я впервые увидела в Киеве.
Когда мне было пять лет, мы отдыхали в Доме творчества писателей под Одессой. Там было несколько интересных моментов. Во-первых, Шамякин, недавно купивший автомобиль «Победу» и еще плохо водивший, врезался в шикарный ЗИЛ сына Алексея Толстого Никиты, с которым и познакомился: вот уж кто выглядел барином, как и его гениальный отец! Во-вторых, я была там нарасхват как исполнительница драматической песни «Раскинулось море широко»: меня писатели и их жены все время ловили, просили петь (это был хит сезона) и, слушая, забавлялись от души, что характеризует общую тогдашнюю атмосферу, настроенность на постоянное веселье. А в-третьих, в прекрасной Одессе Шамякин на всю жизнь подружился со многими украинскими писателями. С семьей одного из них — Степаном Олейником — мы вместе на машинах возвращались из Дома творчества.
Степана Олейника не нужно путать с прозаиком Борисом Олейником, в начале 1990-х очень нелицеприятно (впрочем, абсолютно правдиво) написавшем о перво-последнем президенте СССР Михаиле Горбачеве. С Борисом мой отец тоже был хорошо знаком. Но подружился именно со Степаном, сатирическим поэтом, всегда безудержно радостным, по-украински феноменально остроумным, чрезвычайно похожим на запорожского казака. Как раз по его стихотворному фельетону снял свою первую короткометражную комедию «Пес Барбос и необычный кросс» впоследствии прославленный кинорежиссер Леонид Гайдай. Степан и его жена после войны взяли из детдома девочку и очень ее любили. У них была трехкомнатная квартира на центральном проспекте — Крещатике — в доме, который мне тогда показался небоскребом. А квартира — огромной, очень солнечной, светлой, обставленной дорогой мебелью. Здесь я впервые увидела газовую плиту и телевизор КВН. У нас телевизор, наверное, «Рубин», появится только через несколько лет. Газ, правда, провели довольно скоро. Можно сделать вывод, что Киев быстрее, чем полностью разрушенный Минск, восстановился после войны, а его интеллигенция жила с максимально возможным тогда комфортом.
В Москве творческой интеллигенции, наиболее известным в СССР людям, в начале 1950-х годов предоставили квартиры в самом роскошном тогда доме — высотке на Котельнической набережной. Здесь жили в разное время: писатели Александр Твардовский, Константин Паустовский, Михаил Пришвин, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский; знаменитые артисты и режиссеры: Михаил Жаров, Фаина Раневская, Павел Массальский, Марина Ладынина, Лидия Смирнова, Владимир Огнивцев, Галина Уланова, Клара Лучко, Людмила Зыкина, Роман Кармен, Николай Охлопков, Наталья Сац, композиторы Борис Мокроусов, Вано Мурадели, Анатолий Новиков, Никита Богословский; многие деятели науки. После разрушения СССР большинство представителей творческой элиты, кто остался жив, в этом, как и других престижных домах, квартиры или попродавали, или сдавали, переехав на дачи, — чтобы как-то выжить. Разместилась в дорогом жилье совсем другая «элита».
Мы в Москве гостили у фронтового папиного друга — белоруса Виктора Вольского, Героя Советского Союза (прототипа Виктора Масловского в романе И. Шамякина «Зенит»). Втроем, с женой Вандой и дочерью Лизой, кандидат наук Вольский занимал поначалу небольшую двухкомнатную квартиру. Но потом они переселялись во все более просторные, так как Виктор Вацлавович стал дипломатом, доктором экономических наук, а впоследствии академиком, директором Института Латинской Америки. Он неоднократно в Америку летал и подолгу там находился. Дружил с тогдашним президентом Мексики, хорошо знал братьев Кастро, других латиноамериканских лидеров. Рассказывал много интересного. Казалось даже удивительным, что наш рахманый белорус может быть вот таким — человеком мира, знатоком экзотических культур, другом президентов, с которыми решает очень конфиденциальные политические и экономические вопросы. Естественно, в его квартире было много разных диковинок. Например, раковины, которые со страстью коллекционировал, он добывал сам, ныряя в Карибское море. Кто смеет утверждать, что дайверы стали известны нам после «перестройки»?
