Вадим Инфантьев - После десятого класса
Почти каждую ночь новый начальник школы поднимал по тревоге то один взвод, то другой. Через сорок пять секунд мы были обязаны уже одетыми, с винтовками стоять в строю. Курдюмов осматривал нас, потом говорил: «Курсант такой-то, у вас грязные ноги, идите и вымойте». Или: «Курсант такой-то, плохо сложили на ночь обмундирование, разденьтесь и уложите, как положено».
Поеживаясь и зевая, мы ждали, пока наш товарищ вымоет ноги или разденется, сложит на тумбочке брюки, гимнастерку и ремень.
После этого лейтенант объявлял отбой, и мы снова ложились в койки.
Потом он приказал по территории школы ходить только строевым шагом с подъемом ноги не ниже сорока сантиметров или бегать, независимо от того, идешь ли ты на смену дневального или в уборную.
Весной, осматривая хранение личных вещей, начальник школы влепил мне и еще пятерым курсантам по наряду вне очереди за беспорядок и добавил, взглянув на меня:
— Отработаете наряд и придете ко мне.
Мы всю ночь мыли полы в коридорах и на кухне, чистили картошку. Я ломал голову, в чем же еще провинился.
На следующий день я вошел в кабинет начальника школы и доложил. Лейтенант Курдюмов встал, как положено по уставу, принимая рапорт. Потом осмотрел меня с ног до головы и несколько раз повернул кругом.
— Вольно, садитесь. Прошу,— протянул мне пачку «Беломора». Когда я закурил, он спросил, что за рисунки и чертежи он видел в моей тетрадке.
Я признался, что изобретаю пушку автоматическую, скорострельную, в которой установка дистанционного взрывателя происходит тоже автоматически, по данным ПУАЗО.
— Принесите тетрадку.
Я сломя голову сбегал за ней и вновь влетел в кабинет.
— Выйдите и зайдите, как положено,— приказал лейтенант.
Потом целый час, сидя рядом плечо к плечу, я рассказывал о своей идее. Когда я закончил, он спросил:
— Вся конструкция ваша?
— Нет,— ответил я.— За основу взята пушка системы Бофорса. Она есть в артиллерийском музее, и мне разрешили ее тщательно рассмотреть и даже разобрать и собрать.
— Молодец,— сказал лейтенант. Потом встал. Я тоже вскочил и вытянулся. Лейтенант приказал: — Завтра все переписанное начисто, с аккуратными чертежами принести мне к одиннадцати ноль-ноль. Разрешаю работать после отбоя.
Предыдущую ночь я не спал, потому что был в наряде. А эту всю, до подъема, просидел над чертежами и объяснительной запиской. Потом думал только об одном: как бы не заснуть в строю или на занятиях. Спать хотелось так, что казалось, засну во время упражнения на турнике.
Через неделю меня снова вызвал начальник школы. Он опять тщательно осмотрел меня со всех сторон и попытался засунуть палец за мой ремень, но не вышло. Мы форсили заправочкой и ремень затягивали так, что не только палец, иголку не засунешь. Однажды Лялька решила примерить мой ремень и застегнуть его на ту дырку, на которую я затягивался. И ремень ей оказался как раз. Она даже погрустнела, но я успокоил, сказав, что если с такой силой затянуть ремень на ней, как затягиваем мы, то потом он не налезет ей и на шею.
Еще раз осмотрев меня, лейтенант Курдюмов сказал:
— Вас вызывает начальник артиллерии корпуса по вопросу вашего рацпредложения. Вам быть у него в тринадцать ноль-ноль.
Потом мы отрабатывали мое вхождение в кабинет и доклад. Убедившись, что у меня получается, лейтенант выдал мне увольнительную записку, и я отправился.
В штабе корпуса я оказался впервые. Пропуск мне выписали тотчас. Рассыльный дежурного по КПП долго вел меня по коридору с множеством дверей. На всех, кроме уборных, было написано: «Посторонним вход воспрещен».
В приемной, возле обитой клеенкой двери, и постоял минут пять, поглядывая на часы, чтобы постучаться ровно в назначенное время. Ладони у меня непрерывно потели, и я вытирал их о брюки.
Начальником артиллерии корпуса был майор Ступа-лов. О его строгости ходили анекдоты. Мы его знали хорошо, так как каждое лето он был начальником лагерного сбора. Кажется, не было случая, чтобы в лагере рядовой или командир прошел мимо него и не получил замечания.
Стрелка часов подошла к тринадцати ноль-ноль, я поднял руку, чтоб постучать, но дверь внезапно открылась, и на пороге появился начальник артиллерии. Он окинул меня взглядом с ног до головы и сказал:
— Уже здесь! Проходите. Здравствуйте.— И протянул мне руку. Я ее пожал и, пока шли к столу, все мучился, докладывать мне по форме или нет. Вроде неудобно после того, как уже поздоровался за руку.
Предложив сесть, майор отошел к окну и задумался, потирая ладонью лицо. Оно было очень усталым, с мешками под глазами.
Видно, не легко в звании майора сразу командовать артиллерией огромного корпуса противовоздушной обороны Ленинграда. На столе стопками лежали книги, в основном по авиации, тактике, зенитной артиллерии, организации снабжения войск. Я заметил одну знакомую, я ее читал в Публичке: Эрр. «Артиллерия в прошлом, настоящем и будущем». Часть книг была на иностранных языках, и два потрепанных словаря лежали на краю стола, рядом две толстые тетрадки и авторучка.
Майор молча прошел к столу, сел в кресло и снова задумался. Потом, взяв промокашку, стал вытирать испачканные чернилами пальцы. Видимо, подтекала авторучка. На пальцах майора были глубокие вмятины от долгого держания авторучки. Я вспомнил, как Лялька с девчатами выводила с рук чернильные пятна, и предложил:
— Товарищ майор, студентки делают так — послюнявят и трут головкой спички.
— Да? — рассеянно спросил начальник артиллерии и полез за спичками в карман. Потом, вытерев промокашкой уже чистые пальцы, усмехнулся: — Век живи — век учись. Н-да.— Покосился на кипы книг и снова задумался.
Я смотрел на его руки. В этих руках тысяча с лишним орудийных стволов. И они стоят не на поле и не на складе, а охраняют небо над самым красивым городом мира.
Вздохнув, майор строго помотрел на меня. «Сейчас начнется разнос»,— подумал я, и мне захотелось расстегнуть воротник гимнастерки. Майор чуть улыбнулся, потом нахмурился, вытащил из стола мою тетрадку, чертежи и, держа их перед собой, стал говорить, что с технической точки зрения такую пушку сделать можно. В принципе я прав, хотя очень наивно обоснован выбор калибра: пятьдесят семь миллиметров. Но вся беда в том, что такая пушка не нужна! Применив автоматический скорострельный огонь снарядами меньшего калибра, я правильно подсчитал, что объем поражаемого пространства будет больше, но совершенно не учел убойной силы осколков. Они будут меньше, и, следовательно, уменьшится их сила. Ныне стоит вопрос о попадании в самолет целым снарядом, а не осколками. Самолет стал очень живучим, и даже прямое попадание в него мелкокалиберного снаряда не всегда бывает достаточно эффективным.
Немного подумав, майор улыбнулся.
— Вы никогда не охотились?
— Охотился,— ответил я.— У нас за Камой есть места...
- Если стрелять по гусю бекасинником, ведь скорей попадешь, чем первым номером или нулевкой, а толку?
— Понятно, товарищ майор.
Начальник артиллерии встал. Я тоже. Он жестом велел мне сесть и достал из сейфа большой альбом.
— Чтобы вы окончательно убедились, вот посмотрите. Учтите, что эти данные секретны.
На альбоме было написано: «Повреждения наших самолетов от зенитного огня противника в кампании 1939/40 года».
И тут я действительно понял, что мелкими осколками сбить самолет очень трудно. Были случаи, когда на аэродром возвращались самолеты, имеющие до трехсот и более пробоин. А экипажи и все важные механизмы оставались целыми. После ремонта такой самолет снова поднимался в воздух и был боеспособным. На прощание майор сказал:
— Не огорчайтесь, не каждому ученому удается создать свою конструкцию. А вы молодец. Желаю успеха, и больше занимайтесь вот этим.— Он постучал пальцем по стопке книг и добавил: — А самое главное — набирайтесь практического опыта.— И заключил со вздохом: — Без него очень тяжело.
После разговора с начальником артиллерии я был так взволнован, что забыл забежать к Ляльке, чего со мной раньше никогда не случалось, а поехал на Невский в магазин военной книги.
Майор Ступалов до сих пор стоит перед моими глазами. Его утомленное лицо, испачканные чернилами пальцы. Стол, подоконники и даже кресла заняты книгами, а дома у него книг, наверно, еще больше.
Мы слышали, что Ступалов на эту должность был назначен внезапно, сменив генерала.
Пока мы разговаривали с ним, мне все хотелось спросить. Недавно я прочитал книгу, в которой автор утверждает, что будущее артиллерии принадлежит ракетам. Он ссылался на работы Циолковского, Цандера, американца Годарда и еще каких-то исследователей.
Я так и не решился спросить. Майор, видимо, это понял. Понял, что если я получу ответ на один вопрос, то задам еще сотню. Он понимающе улыбнулся, протянул руку на прощание, посоветовал не огорчаться, а набираться опыта. На миг задумался и признался, что в системе ПВО есть над чем подумать и надо искать что-то принципиально новое...
