Маргарита Полякова - Алхимик
Честно говоря, я даже не думала, что освоиться в монастыре будет настолько просто. Немного наблюдательности, чуть – чуть артистизма, и я уже не отличалась от остальных воспитанниц. Сначала жить новой жизнью мне было интересно, но это продлилось недолго. Существование воспитанниц в монастыре было слишком однообразным. Особенно меня раздражала неудобная одежда. Рассмотрев свое платье из той же грубой коричневой ткани, что и у Луизы, я пришла к выводу, что на наряд пошли мешки из‑под морковки. Не лучше обстояло дело и с едой. Нас постоянно заставляли поститься, попросту моря голодом, и через пару недель я стала похожа на тень себя самой. Мало того, еда, которую нам давали три раза в день, была пустой, пресной и абсолютно безвкусной. Добивало меня то, что настоятельница монастыря постоянно шпыняла меня в дело и не в дело, а ответить ей надлежащим образом было нельзя, ибо это заканчивалось сидением в мерзлом подвале на хлебе и воде. Трех дней такой каторги лично мне вполне хватило для того, чтобы понять, что рот лучше всего держать на замке.
– Да что ж она ко мне привязалась‑то? – бурчала я, получив очередное задание натереть воском все деревянные перила (а в монастыре их было километра четыре, не меньше).
– Не переживай, Элизабет, она всегда такая грымза, – попыталась утешить меня Луиза. – Старуха просто ненавидит весь мир, в этом‑то все и дело!
– Да? Что ж, уже легче, а то я думала, только меня! – ответила я ей со слабой улыбкой.
Надо сказать, что присутствие Луизы несколько скрашивало мое пребывание в этом монастыре. Я даже поняла, в конце концов, почему бывшая Элизабет сделала ее своей подругой. Потому что выбирать было не из чего. Остальные монастырские воспитанницы просто потрясали своей наивностью, глупостью и абсолютным незнанием жизни. С другой стороны – а откуда им знать? Они воспитываются в монастыре с детства, а здесь кроме священных историй, уроков игры на клавесине и вышивания их и не учат ничему! И бродят в глупых головках романтические мысли о принце на белом коне. И это хорошо еще, если о принце! А то бывают такие мечты, что хоть стой, хоть падай. Одна из воспитанниц, с уровнем интеллекта, мало чем отличающимся от свойственного молодому морскому ежу, размечталась о некоем прекрасном кавалере. Бедном, но благородном. Чтоб обвенчаться с ним в церкви, а потом последовать за любимым на край света. Причем этот край должен находится в ближайшем лесу в уютном домике. Там они будут жить среди цветов, наслаждаясь своей любовью. Ну не бред? Тоже мне, романтическая героиня. В домике она будет жить. А хозяйство кто будет вести в этом далеком от цивилизации месте? Она сама? Или прекрасный кавалер? Ах, слуги… так кавалер же, вроде, бедный? Откуда у него деньги на слуг? Ой, не могу… ну и романтичные же барышни в монастыре живут, слов нет. Да чтоб нормально семью содержать, «бедный» кавалер помимо лесного домика должен иметь еще как минимум замок со слугами! Хорошо хоть настоятельница следит за этими девицами неусыпно! А то ведь сбежали бы к какому‑нибудь смазливому альфонсу! Такое случается в местах с повышенной концентрацией дураков на единицу площади.
– Беатриса снова влюблена! – поделилась со мной новостью Луиза на очередном скудном ужине.
– В кого на сей раз? – лениво поинтересовалась я, тоскливо размазывая по стенкам деревянной тарелки овсянку на воде.
– Ой, он такой красивый! Беатриса встретила его, когда мы гуляли по саду. Представляешь, он случайно ее увидел, и так влюбился, что даже сумел пробраться через ограду.
– И кто он такой? – уже более заинтересовано поддержала я разговор.
Перебраться через ограду монастыря было воистину богатырским подвигом – каменное ограждение возвышалось над землей как минимум на 4 метра. Как же герой – любовник проник в сад? Неужто на крыльях любви? Беатриса того, бесспорно стоила, она была просто идеалом средневековой женщины – длинные ноги, тонкая талия, пышная грудь и аккуратные, миниатюрные мозги. Ну и еще томный взгляд чахоточной больной, которая смотрит без памяти влюбленным взглядом даже на стенку, а напиться просит голосом умирающей. И кто же это на нее польстился?
– Он такой высокий, красивый, прямо сердце замирает! И дерзкий, ну настоящий пират!
Я сильно сомневалась, что Луиза когда‑нибудь видела настоящего пирата, но разочаровывать девушку, просвещая, что они отнюдь не похожи на героев романтических произведений, я не стала.
– У него черные волосы, и светло – серые глаза, в которых застыла грусть. Наверное, какая‑нибудь жестокая девушка нанесла ему сердечную рану, и та еще не успела зажить до конца, – продолжала восторженно щебетать Луиза. – Беатрисе так повезло, ей достался настоящий кавалер! Учтивый, изящный, красивый! Единственное, что ему можно поставить в укор, так это небольшую горбинку на носу, но она его вовсе не портит!
Позвольте‑ка! Но какой‑то сероглазый брюнет с примечательно горбатым носом штурмовал сердце Амалии, если я не ошибаюсь?
– Что ты, Элизабет! – возмутилась Луиза. – Кавалер Амалии скромен и робок, а этот – дерзок и напорист.
Может быть, может быть… однако мне это не нравилось! А потому я осторожно выяснила, когда и где встречается с Беатрисой ее несравненный пират, и привела туда Амалию. Надо ли говорить, что прекрасный кавалер был узнан обеими? Девочки так негодовали, что он остался без перьев на шляпе и без плаща. После чего… они обе стали ходить ко мне и плакаться на мужскую неверность. Вот уж воистину – сделай доброе дело, и оно тебя достанет! Чем, ну чем я могла утешить двух этих глупых куриц, когда я сама такая?! И ладно Беатриса с Амалией, юные воспитанницы монастыря, никогда жизни не нюхали, но я‑то? Как я могла попасться на удочку Шермана?
Вспоминать норлока до сих пор было больно. И обидно. Смириться с тем, что все это время я была только средством для доставки медальона и отвлекающим фактором в одном лице, было невыносимо сложно. Чувствовать себя использованной и выброшенной вещью было настолько противно, что иногда меня просто от себя тошнило. Поверила! Как розовая сопливая малолетка поверила в то, что нравлюсь Шерману. А еще Мирлин советы давала, как ей с Туром общаться. На себя бы посмотрела. Хорошо хоть наши с Шерманом постельные приключения обошлись без неприятных последствий. А то бы совсем весело было. Впрочем… как бы я ни ругалась, ни костерила норлока почем зря, следовало признать, что мне его не хватало. Уроков стрельбы из арбалета и владения мечом, неспешных бесед обо всем подряд, задумчивого молчания у догорающего костра… Я до такой степени привыкла к Шерману, что обходиться без него мне было отчаянно сложно. А уж когда я вспоминала наши с ним постельные сцены… ой, нет. В монастыре такое лучше не вспоминать, иначе самой захочется стены штурмовать в поисках подходящего рыцаря. Вот только вряд ли он сможет составить норлоку конкуренцию. Блин! Почему, не почему я никак не могла забыть эту сволочь? Ведь злилась на него, проклинала, обижалась на него до слез и… тосковала. До безобразия. От одной только мысли о том, что с Шерманом нам больше никогда не суждено встретиться, мне становилось мерзко, противно и уныло. Мне отчаянно хотелось увидеть норлока. Пусть даже ненадолго. Хотя бы для того, чтобы накричать на него, сказать, какой он козел и послать его подальше! У меня была одна надежда – что со временем мне все‑таки удастся забыть о Шермане.
Впрочем… я тосковала не только о норлоке. Не хватало мне и троллей с гремлинами, и, конечно же, Мирлин с варшем. Интересно, как они там? Удалось ли повозкам беспрепятственно покинуть эльфийские земли? Дождалась ли их в трактире Мирлин? Что она теперь будет делать без меня?! Хотелось бы, конечно, верить, что Тур о ней позаботится, но зная мужиков… Да и сама Мирлин тоже не сахар. Как бы ее не понесло куда не следует. Она ведь действительно обиделась на нас за то, что мы ее к эльфам не взяли. Интересно, кстати, а что будет делать Манка? Нет, теперь Манк? Снова увяжется за Мимелом теперь уже в своем мужском обличии? Тролль этого не переживет.
Надо сказать, что подобные воспоминания никак не прибавляли мне настроения. Я действительно переживала за своих попутчиков, к которым уже привыкла. И страдала по Шерману, с которым мне больше не суждено было увидеться. А самое поганое – что в монастыре не происходило ничего такого, что могло бы отвлечь меня от мрачных мыслей. Так что грядущий приезд «отца» меня даже радовал. Все какое‑то разнообразие. Замок, слуги, платья, балы… не жизнь, а малина! Причем все вышеперечисленное – отнюдь не мои фантазии в ожидании лучшей жизни. Это мне мать – настоятельница (что б ей до конца дней икалось!) рассказала, призывая благодарить Господа за дарованную милость и быть послушной родительской воле. Можно подумать, у меня есть выбор! Менестрели в данном мире особым уважением не пользуются, а больше я ничего делать не умею. Бежать из монастыря? А куда? Кто и где меня ждет? Хороша я буду в роли беженки – вокруг грязные, гнусные средние века, а у меня даже никакой защиты нет! Пожалуй, только до первой разбойничьей шайки я и добегу. И потом – было бы от чего бежать. Я ж еще не знаю, что меня ждет. Жизнь в замке отца может показаться мне вполне терпимой, выбранный жених – довольно вменяемым, а окружающая жизнь – не такой поганой. В конце концов, сбежать всегда можно. Но лучше это делать не из монастыря. В отцовском замке я, по крайней мере, смогу узнать жизнь лучше. И подумать над возможными вариантами собственного дальнейшего существования.
