Саманта Тоул - Жажда скорости
Каррик прижимается к моим губам нежным поцелуем, возвращая мое внимание к нему.
‒ Останься со мной. ‒ Он двигается от моей щеки к уху мягкими и ласковыми поцелуями, руками обхватывает мою шею. ‒ Я сниму для нас номер.
‒ Где? Рядом с тем, в котором поселились вы с Сиенной. ‒ Паршиво было говорить это, и я тотчас же жалею.
Отдергиваясь, он грубо смотрит на меня, из-за чего я чувствую себя еще хуже.
Я едва могу смотреть ему в глаза.
‒ Я не могу остаться с тобой. ‒ Чувствую, как страх разрастается во мне, словно монстр, готовящийся выйти из шкафа.
Я позволила себе быть с Карриком эгоистичной, получать от него, чего хочется мне, не оглядываясь на него, и не думая о последствиях. Не стоило мне так поступать. Это неправильно. Я знаю, что не могу обладать им, а еще у меня снова был секс с ним.
Я соблазнила его. Я не из тех, кто так делает. Я не вступаю в отношения с кем-либо, кому не смогу посвятить себя всю хотя бы ненадолго.
Я не могу уделить Каррику хотя бы часть своего времени. Я неподходящий для него человек.
Не хочу ранить его ‒ это последнее, чего я вообще могла бы хотеть ‒ но не знаю, что мне остается.
Боже, мне ненавистно то, какой слабой я становлюсь рядом с ним.
И знание всего этого, понимание, как я облажалась с ним, доводит мое паническое состояние до высшего предела, и худшее в этом всем то, что когда я подвержена панике, я становлюсь совершенно другим человеком, не собой.
‒ Не делай этого, Андресса…
Он ладонью пытается коснуться моей щеки, вернуть мое лицо в объятия его рук, но я делаю то, что у меня получается лучше всего, когда я не знаю, как себя вести, особенно с Карриком. Я отталкиваю его от себя ‒ буквально.
Он отшатывается назад, ускользая от меня, и я чрезвычайно сильно ощущаю потерю. Будто он забирает частичку меня с собой, когда уходит.
Он натягивает брюки и застегивает их. Его движения резкие и пропитаны подавляемым гневом.
Пристыженная, я отодвигаюсь, спускаю юбку вниз, обратно на бедра, и разглаживаю ее. Нагибаясь, я с пола поднимаю уничтоженные трусики и зажимаю их в руке.
‒ Поверить не могу, что ты снова это делаешь, ‒ говорит он так низко, так хрипло, что я застываю.
Я поднимаю свой взгляд к его глазам и мне тяжело видеть там то, что я вижу.
‒ Я ничего не делаю.
Отрицание ‒ это мой лучший друг и худший враг.
‒ Просто, блядь, не надо. ‒ Он останавливает меня рукой, его губы изгибаются в пренебрежении. ‒ Ты делаешь абсолютно то же самое, что и в Барселоне, за исключением лишь того, что сейчас я бодрствую, чтобы быть свидетелем.
В моих глазах плещется стыд.
‒ Я… сожалею. Просто… ‒ Я сомневаюсь, застревая на словах, которые разносят меня на части. Слова, которые причинят ему боль. ‒ Прости, ‒ шепчу я. ‒ Но… я не могу делать это… с тобой.
‒ Делать что конкретно? ‒ шипит он яростно.
Я снова смотрю ему в глаза. В конце концов, я должна ему хотя бы это.
‒ Не могу… ‒ Я втягиваю воздух, чтобы собраться. ‒ Я не могу дать тебе больше того, что сейчас произошло.
Он смеется отрывистым, резким, грубым смехом, но в его глазах я вижу боль, и это разбивает меня на осколки.
‒ Это, блядь, невероятно!
Меня пронизывает, взявшийся из неоткуда, гнев.
‒ Чего именно ты хочешь от меня? ‒ кричу я.
В его глазах читается ярость. Разозленный, он делает шаг ко мне, заставляя меня пятиться.
‒ Разве это не ясно? Мне нужна ты! ‒ Опуская взгляд, он шумно выдыхает. ‒ Мне просто нужна… ты.
Так много мыслей и чувств поразили меня единовременно: страх, восторг, паника, желание, смущение, жажда.
Но превалирующим, доминирующим чувством, которое я всегда испытываю рядом с Карриком, является страх. Глубоко укоренившийся, темный страх.
И, как всегда, вместе со страхом прибыла паника, а паника всегда у руля.
‒ Мне жаль. ‒ Мои губы трясутся. ‒ Я не могу быть с тобой. Просто… ты для меня слишком большой риск, чтобы я пошла на него.
Смотрю на его лицо. Никогда не хочу видеть этот взгляд у любого другого человека, пока я живу.
Он смеется печальным, горьким смехом.
‒ Знаешь, я бы правда хотел знать, что это значит.
Наши взгляды встречаются и мучение, что я вижу, разбивает меня на части.
‒ С момента, как я встретил тебя, Андресса, я думал, что ты сильная, возможно сильнейший человек из всех, кого я когда-либо встречал, и это восхищало меня. ‒ Он выдыхает, сомневаясь. ‒ Но я понял кое-что. ‒ Он приблизился ко мне, стал лицом к лицу.
Я всасываю воздух от вида абсолютной тьмы в его глазах, чувствуя, как она окружает меня.
‒ Ты не сильная. Ты гребаная трусиха. С меня хватит.
Обходя меня стороной, он дергает дверную ручку и уходит, оставляя меня со звуком закрывающейся двери, раскатывающимся эхом по лестничному пролету и глубоко внутри у меня в голове.
«Ты гребаная трусиха.»
Трусиха.
Он прав. Это так.
Я прислоняюсь к стене за моей спиной, чувствуя, будто меня подстрелили.
Боль невыносима. Я чувствую, как мое сердце раскалывается, разбивается вдребезги о безжалостный ледяной осколок в моей груди.
Иронично, полагаю, что я всегда была напугана Карриком, страшилась хотеть его, боялась своих к нему чувств и держалась подальше из страха остаться с разбитым сердцем.
Но все вышло наоборот, я разрушила все своими силами.
И у меня есть чувство, что все исправить уже никак нельзя.
Глава девятнадцатая
Шпильберг, Австрия
КОГДА КАРРИК СКАЗАЛ, ЧТО ЭТО КОНЕЦ, это было всерьез.
Андресса Амаро больше для него не существует. Если она в помещении, то он покидает его.
Она невидима для него.
Энди же, его механик... ну, она на грани существования.
У трека он отдает ей указания, когда это необходимо, ну а в остальное время игнорирует.
Я уверена почти на все сто процентов, что это очевидно для всех, но они ничего не говорят, и я ценю это. Догадываюсь, что это благодаря Петре, которая наложила запрет на разговоры. На следующий день дядя Джон заметил, что у Каррика ко мне паршивое отношение, отчего я подняла брови, ведь это означало, что скоро он будет задавать вопросы. И я не жду момента, когда это произойдет.
Я знаю, люди самостоятельно выдвигают версии того, почему Каррик возненавидел меня. Возможно, они даже на правильном пути. Но пока я предпочитаю жить в состоянии отрицания, думая, что все в порядке, когда хуже уже некуда.
В первую неделю нашего пребывания в Канаде Каррик редко находился поблизости, но когда был... это было кошмарно.
Когда я впервые увидела его после ночи в Монако, он посмотрел на меня так, словно ненавидит. Это было больно. Вообще-то, это еще мягко сказано. Это было мучительно.
Мне некого винить, кроме самой себя, но это не делает боль менее ощутимой.
Я физически ощущаю, как скучаю по нему. Он был моим лучшим другом. Теперь это не так, и я не знаю, как справиться с этим.
Но зная, как плохо я себя чувствую на данный момент, понимаю, насколько все было бы хуже, если бы я сделала шаг ему навстречу и потеряла его в будущем.
Я знаю, что приняла верное решение — и для себя, и для него.
Пока же я живу с постоянным чувством агонии, ожидая, когда все образуется.
Вот только... не похоже, чтобы что-то становилось лучше.
Все становится только хуже, во всяком случае, для меня. За прошедшую неделю в Австрии Каррик перешел от состояния озлобленности по отношению ко мне к равнодушию.
Как по щелчку выключателя.
Так что вместо того, чтобы все время злиться на меня, он выглядит просто индифферентным, словно у него больше нет причин гневаться.
Сейчас, когда он узнал меня, я больше не получаю взглядов, наполненных ненавистью. В его глазах лишь апатия.
И это разбивает мне сердце.
Когда он злился на меня, я хотя бы знала, это потому, что часть его все еще небезразлична ко мне, и я держалась за это. Даже понимая, что ничего не заслуживаю, я цеплялась за эти взгляды, надеясь выпутаться.
Но теперь этого нет, и я чувствую опустошенность, пребывая в ожидании, когда боль станет не такой сильной.
Не могу сказать, сколько раз слова готовы были сорваться с кончика моего языка, когда я стояла рядом с дядей Джоном, желая сделать признание. Но жестокая, садистская часть меня не позволяла мне сделать этого, ведь я не вынесу разлуки с Карриком.
Да, я знаю, как это глупо, но ситуация такова, каковой она является, и я застряла в этом состоянии до тех пор, пока Каррик не уволит меня, либо пока у меня не случится нервный срыв, на что уже похоже мое нынешнее положение.
Если ни один из этих пунктов не воплотится в жизнь, тогда я буду обречена колесить на созданном мною же поезде страданий еще пять месяцев, пока не закончится сезон, и я буду вынуждена оставить его позади, разве что не решу помучить себя еще и не вернуться на следующий сезон.
Я грустная, жалкая и слабая. Я знаю это. Просто на данный момент я не понимаю, как изменить себя и свои чувства.
