Кэт Мартин - Цыганский барон
Кэтрин не нравился его тон – мягкий, вкрадчивый. А в глазах почему-то была злость. Предположение Гэбби о том, что он не мог перенести разлуки, видимо, оказалось неверным.
– Ну что же, сам напросился. Я не хотела, чтобы ты затащил меня в постель, и делала для этого все возможное. Я наивно верила, что если ты будешь думать, что я люблю другого, то не станешь меня принуждать.
– Так я принудил тебя, Катрина?
Кэтрин опустила голову.
– Нет, – медленно проговорила она. – Я знаю, что могла остановить тебя, даже тогда, у самого края. Но тогда я этого не хотела. Не хочу этого и сейчас.
Доминик молчал. Еще мгновение он продолжал неподвижно смотреть на нее, но потом шагнул навстречу, взял ее руку и поднес к губам.
– Я никогда не встречал таких женщин, как ты, и, боюсь, не встречу никогда.
Кэтрин смотрела ему и лицо, лаская взглядом каждую складочку, каждую черточку, морщинки в уголках глаз, чувственную линию губ. В глазах его горело желание. Но было в его взгляде и нечто другое – мучительная и горькая решимость, и Кэтрин мысленно содрогнулась, понимая, куда может завести его такое фанатичное упорство.
И ей стало жаль его, жаль искренне. Кэтрин погладила его по щеке. Приподнялась на цыпочки и поцеловала его, нежно, так, будто могла испить до дна его горечь, освободить его душу.
– Кэтрин, – так шептала его мука, боль, что камнем давила на сердце.
Доминик подхватил ее на руки, прижался губами к ее губам, отнес на диван, с судорожной торопливостью стал расстегивать ее наряд. Минута – и платье соскользнуло с плеч и в тот же миг горячие губы его стали жечь ее тело: он целовал ей шею, дюйм за дюймом, прокладывая путь к груди. Язык его коснулся соска. Он нежно обнял его губами, чуть втянул и рот медленным дразнящим движением, от которого все существо се пронзила сладкая мука.
– Я хочу тебя, – прошептал он. – Я знаю, что не должен этого делать, но, видит Бог, я не могу остановиться.
Кэтрин обняла руками его черную голову и притянула к себе. Доминик понимал, как сильно она его хочет, и сдержал себя. Она заслуживала большего, чем торопливое соитие.
– Если этому свиданию суждено стать последним, давай возьмем от него как можно больше. У нас впереди часы. Позволь мне любить тебя так, как я делал это раньше, медленно и полно. Позволь показать мне то, что я к тебе чувствую.
Ободренный нежной улыбкой Кэтрин, Доминик приник губами к ее груди, лаская ее, пока последние пуговицы ее наряда не оказались расстегнутыми.
– Осгуд, ты жив?
Гилфорд Лэвенхэм склонился над сэром Осгудом Хорнбаклом, сидящим на траве у поросшей мхом каменной ограды и потирающим шишку на голове.
– Надо было поехать в обход, слишком стар я стал для подобных трюков.
Гил с улыбкой помог другу подняться на ноги.
Когда конь отказался брать препятствие, Осгуд натянул поводья так, что жеребец встал на дыбы, а Осгуд полетел вверх тормашками.
– Не пеняй на возраст, старина, – сказал Гил, – ты никогда не был особенно хорошим наездником.
Осгуд рассмеялся;
– Да уж, не то что твоя племянница. Девчонка держится в седле не хуже мужчины.
Герцог хмыкнул.
– Она умеет ездить, это точно. Но только ее маленький задик слишком привлекает внимание, и не только, как я заметил, маркиза Грэвенвольда. Из-за твоей неуклюжести мы можем опоздать.
Осгуд вскарабкался в седло.
– Ты прав, старик. Поспешим. Она и так порядком себя скомпрометировала, и нет нужды смущать ее больше, чем мы задумали.
Гил вскочил в седло. Черт побери, только бы они с Оззи не натворили беды. А если парочка поняла, что их надули? Тогда в доме никого нет. А на Кэтрин могли снова напасть. Гил долго прикидывал и решил, что игра стоит свеч,
– Быстрее, Осгуд, нельзя терять ни минуты!
Джентльмены, пришпорив коней, стремительно приближались к старому дому на поляне.
Глава 18
Издали маленький каменный домик выглядел заброшенным и пустынным. Неужели опоздали? Гил не смог сдержать возгласа разочарования. Но тут он заметил черного жеребца Доминика, а чуть поодаль и коня Кэтрин.
– Они здесь, – воскликнул Гил.
– Должно быть, целуются, – пробормотал Осгуд. – Чертовски жаль парня. Не хотел бы я оказаться на его месте.
– Что бы они там ни делали, мы должны довести дело до конца. Я должен войти туда ради Кэтрин, и не беда, если она не поблагодарит меня.
Гил спешился, стараясь производить как можно больше шума, громогласно вопя об опасности, которой подвергала себя Кэтрин, а затем яростно затарабанил в дверь. Гил услышал встревоженный шепот Кэтрин, тихое ругательство, произнесенное мужским голосом.
Гил постучал еще раз.
– Лучше откройте сами, – заревел он, – я все равно войду!
– Минуту, Вентворт, – хрипло отозвался Грэвенвольд.
Но Гил ждать не стал. Ему совсем не хотелось дать негодяю улизнуть.
– Вхожу, – объявил он.
Щеколда на двери отлетела, и он ворвался в комнату. Хорнбакл пошел следом.
Гил увидел именно то, что ожидал. Кэтрин в только наполовину застегнутом мятом платье с распущенными волосами и горящими щеками, пыталась непослушными пальцами застегнуться до конца. Грэвенвольд был одет полностью, но рубаха его была распахнута, и волосы растрепаны.
Гил смотрел на парочку с молчаливым осуждением.
– Так, – произнес он замогильным тоном, – что это вы тут делаете?
Кэтрин гордо вскинула подбородок.
– Полагаю, дядя, – произнесла она спокойно, – вы и сэр Осгуд знакомы с лордом Грэвенвольдом.
– Разумеется, милочка, – ядовито заметил Гил, – но отнюдь не так близко, как ты.
Кэтрин покраснела до корней волос. Доминик заговорил:
– Вы приехали весьма кстати. Могу я поинтересоваться, что вы, двое, здесь забыли? Насколько я помню, когда мы выезжали на охоту, вам нездоровилось, – или вы станете отрицать, что этот фарс не более чем спектакль, устроенный вами и вашей племянницей?!
– Что! – Кэтрин чуть не задохнулась от возмущения. – Это говоришь ты, ты, который прислал мне записку?! Ты все это устроил, а не я!
– Я не посылал никаких записок, Катрин. И вы все это прекрасно знаете. Я получил приглашение от тебя.
– Неправда!
Кэтрин взглянула на герцога:
– Что вы здесь делаете, дядя?
– Нанятые мной люди вернулись в дом с известием, что ты исчезла во время охоты. Мы с Осгудом пустились на поиски вместе с охраной, и один из всадников сообщил нам, что ты скрылась в этом направлении.
– Тогда кто же послал записку? – спросил Доминик, не отводя взгляда от Кэтрин.
– Что привело вас обоих сюда, – поспешил вмешаться Гил, – не так уж важно. Факт остается фактом – вы здесь, полуодеты. Вы скомпрометировали мою племянницу, Грэвенвольд, и я вправе ожидать, что вы поступите, как честный человек.
– Нет, – ответил Доминик. – Я не намерен жениться на Кэтрин, как, впрочем, ни на какой другой женщине. Ни сейчас, ни в будущем.
Гил почувствовал, что его вот-вот хватит удар.
– Клянусь Богом, вы женитесь, или, обещаю, я вызову вас на дуэль. Пусть я старше вас, но рука у меня все еще крепка, и я стреляю метко. Или вы женитесь, или считайте, что вы уже наполовину мертвец.
– Нет! – закричала Кэтрин, хватая дядю за руку. – Дядя, не надо! Доминик может убить тебя.
– Как же так, любовь моя, – тонко усмехнувшись, спросил Доминик. – Неужели тебе совсем не жаль меня?
– Тебя?! – Кэтрин обернулась к Грэвенвольду и почти в истерике выкрикнула: – Вы – негодяй и пройдоха! Вам нет дела ни до чего, кроме ваших дурацких клятв! Если бы на земле остался только один мужчина, и им были бы вы, я и то не согласилась бы за вас выйти!
– Тогда мне вообще непонятно, о чем мы здесь говорим! – Доминик застегнул рубаху и взял куртку.
Хорнбакл перехватил руку Грэвенвольда.
– Не думаю, что разговор закончен, – быстро проговорил толстячок. Доминик выпрямился, и Хорнбакл отпустил его руку. – Итак. Или вы поступите, как велит долг джентльмена, или вам придется принять вызов. Каков ваш выбор?
Доминик едва сдерживал ярость. Он готов был задушить Кэтрин и ее дядю за то, что они заманили его в ловушку. Его сердце не тронул даже несчастный вид Кэтрин: бледная, с трясущимися руками, она могла бы разжалобить самого закоренелого злодея. И в то же время Доминик понимал, почему они так поступили. Как говорится, любишь кататься, люби и саночки возить. Он лишил невинности юную девушку. Он обязан был после этого на ней жениться.
К тому же дело касалось Вентворта. Доминику не хотелось убивать его – он уважал старика и сейчас даже восхищался его поступком. Герцог поступал так, как считал нужным, и делал лишь то, что сделал бы на его месте любой отец семейства.
Доминик сжал кулаки. Отец смеялся над ним из могилы жестоким, язвительным и довольным смехом.
– Кого ты хочешь обмануть? – спросил его как-то раз старый маркиз. – Ты ведь малый с горячей кровью, такой же влюбчивый, каким был когда-то и я. Твое «орудие любви» предаст тебя в один прекрасный момент. Ты не сможешь прятать его в штанах дольше, чем я в твои годы.