Иван Петров - Томчин
Вот и придется мне рокировку дивизий производить в спешном порядке, а не в спокойном режиме, и порциями отправлять на войну. Одна часть вышла – другая зашла. А циньцы там людей избивают, пока помощь задерживается.
Осенью раскисшие дороги восточных областей империи заполонили наша китайская пехота и монгольская кавалерия. Это Мухали, получив две свежие дивизии, шел на выручку остаткам армии Железной империи. Сходу захватил Цзиньчжоу и, передохнув там от тягот пути по осенним разбитым дорогам, как всегда, обманом взял Ляолян. Столицу Железной империи. Вслед за этим нам сразу покорилась вся провинция Ляодун. Никто не удивлен, даже китайцы. Империя восстановлена в прежних границах. Непобедимый генерал Пусянь Ваньну, не вступая в сражение, отошел на восток к городу Цзюляньчену. И за что погибло сто тысяч солдат? Одну дивизию Мухали отправил на поддержку осаждающим Жунду, а сам остался зимовать в Железной империи, оказывая моральную поддержку киданьскому императору, занятому восстановлением армии и властных структур.
Еще четыре свежих дивизии получил Собутай. Его марш по северным провинциям восстановил прежнее положение в близлежащих к стене районах империи, но глубоко на юг он пока не пошел. Что сделано – то сделано. Что смогли сохранить – то сохранили. Выматывать свежие дивизии в боях я не стал. И так разогнавшийся Собутай прихватил кусок Кореи, но ехать на место и разбираться – у меня не было ни сил, ни желания. Нам бы с Цинь разобраться, а для этого – в следующем году возьмем столицу окончательно. От нее и будем плясать. Но, чувствую, что здесь волынка на долгие годы. Император за рекой, когда мы еще до него доберемся, а он все это время будет продолжать будоражить страну, слать резервы, гнать крестьян под наши мечи. Только силой этот нарыв можно раздавить. И жестокостью. Слишком много жертв. Это работа для Собутая. Не хочу туда больше ехать. Бесконечная война не для меня. Надо посмотреть, что в мире делается. И с собой разобраться.
…Я думал, такая длительная война тяжело отразится на Монголии. Объективных причин для этого не было, но на меня влияли привычные стереотипы разрухи и послевоенных будней России времен гражданской или Отечественной войн. Нет, все было не так. Наши потери за четыре года военных действий составили менее двадцати тысяч человек. Даже на призыв в армию образовалась своего рода очередь из юношей, вошедших в возраст воина. Боорчу, занимавший все это время пост военного комиссара Монголии, организовал что‑то вроде соревнований по военным дисциплинам – для отбора лучших в очередное пополнение. На демографической ситуации война тоже не сказалась, по крайней мере – на отсутствие младенцев никто не жаловался. Возможно, сработали более‑менее регулярные замены уставших дивизий, народ все успевал. Или штатские оказали поддержку?
Везде, где проезжали, видел очень много китайцев. Той радости, с которой меня встречали монголы, они, конечно, не проявляли, но притеснений тоже не заметил. Какая‑то прибитость чувствовалась в их поведении и даже позах. Или это привычка ждать окрика и удара? Монголы завоеватели и монголы дома – это два совершенно разных типа людей. На родине монгол одевает сюртук запретов Ясы. У нас даже есть в одиночку, если присутствуют другие люди, нельзя. Едят все присутствующие и – ни один не должен есть более другого. Китаец просто по закону не может остаться голодным. Сразу после появления пленных на нашей земле я ввел в Ясу штраф за убийство китайца. Они еще не монголы. А воина карать смертью? Ему завтра в бой идти.
После Афганистана долго чувствовал себя неуютно. Рефлексы. Новым жителям нашей страны надо поднять голову, оценить реальность и снова жить. В результате гигантского поступления ремесленников нет никакого разговора о нехватке мужчин в мирной жизни. Трудолюбивы. Скорее, мужчинам монголам потом придется жаловаться на нехватку подруг. А пока каждый воин завалил семью трофеями. Так что, у всех монголов нормальная жизнь. И у китайцев будет, надеюсь.
Моральный настрой изменился. Люди опять привыкли к войне. Для них это нормально, никакого психологического дискомфорта нет. Тем более – победители. Дискомфорт только у меня, меня не здесь и не так воспитывали.
После всех этих лет Бортэ – единственная, с кем пока смогу и хочу говорить. Не доезжая до привычных мест наших стоянок, остановился и пригласил ее ко мне приехать. Не готов еще встречаться со всей семьей. При мысли, как их увижу… Что‑то тяжелое в груди. Сначала буду привыкать к Бортэ, а там посмотрим. Я тоже китаец. Должен поднять голову и снова жить. С этим… Надо жить.
Каждый раз, когда, ужаснувшись количеству принесенных жертв, я пытаюсь приостановить эту вечную мясорубку войны, на меня наваливается бездна новых смертей, числом, превышающим все мыслимые пределы. Любое проявление моей жалости карается с невероятной жестокостью. Любая попытка сохранить их жизни, найти иные решения оказывается чудовищной ошибкой, приводящей к полному разгрому моих намерений и все новым и новым жертвам. Их уже миллионы. И я не знаю, как это остановить. Мы сцепились с империей в схватке, как два бешенных волка, ее горло в моей пасти, но если разожму челюсти – она меня загрызет. Мы не сможем остановить эту бесконечную войну, пока не победим. Впереди – еще больше смертей, и лишь холодная расчетливая жестокость может приблизить победу и прекратить весь этот ужас. Только мои потомки могли бы создать великий Союз Китая и Монголии, но я этого уже не увижу, на мою долю придется только война. Но где – не гарантии, а хотя бы надежда на то, что мои идеи о всеобщем равенстве наших народов перед человеческими законами в этом будущем Союзе будут воплощены моими преемниками?..
Не окажется ли Китай под пятой завоевателей монголов? Не положил ли я начала разрушению великой цивилизации толпами озверелых дикарей? Я начал дело, которое не смогу завершить, жизни не хватит.
Еще у меня теперь есть Люська. Люся – это имя устраивает и ее, и меня. Я ее так назвал. Имя как бы китайское, национальность не установлена. Ей уже четырнадцать. И любовница, и жена, и боевая подруга. Мне шестьдесят три должно было бы исполниться. Это – мой контролер всего груза вины, крови и боли, который повис на плечах за годы войны. Еще в первые месяцы я обучил ее многим способам защиты своей жизни и понял, что ее научили до меня. Ну, запас кармана не тянет. Каждую ночь, засыпая рядом с Люськой, знаю, что могу не проснуться. Я не боюсь смерти, мы оба это понимаем, но не хочу умирать калекой. Каждый день контролер решает, не превысил ли груз моих грехов все отпущенные пределы. Этот ребенок всю войну был рядом и видел то, что обычные воины не могут себе представить.
Вот такая у нас жизнь. Любит меня за что‑то, могла бы уйти в любой момент, я бы золота дал и охрану. Может, начальство ей не позволяет? Давно появилось ощущение, что ее для меня специально вырастили и воспитали. Или империя Сун, или хорезмшах Мухаммад. Возможно, кто‑то из Индии. Менее вероятен вариант Японии, Кореи и пресловутой Си Ся. Любит, но прикажут – убьет. Нет. Прикажут – не убьет. Убьет, если кровь на мне любовь ее перевесит.
Жаль, в окружающем мире жизнь не замирает ни на секунду. Никак. Все те же, все то же. Политические будни средневековья, ни сна, ни отпуска. В девяносто восьмом приятель выбрался на август в Марокко, таким павлином ходил перед отъездом. Жизнь! Хороша!!! Приехал, скупнулся, а через неделю все кредитки оказались заблокированы – дефолт на Родине. Цивилизации захотел, налом побрезговал. На зубах вполз в страну и тут же был арестован. Спустя пару недель выпустили, разобрались, что это оставленный на хозяйстве зам начудил в панике, прокладываясь фальшивыми векселями, фирму пустил по ветру, долгов понавешал. Сначала убили зама, менты не успели врубиться в тему, (целыми днями свою валюту переворачивали – время урожайное). А к концу месяца и "сам" отбыл на небеса. Такие деньги вернуть стало уже нереально, кредиторы дали отмашку, нужен был ясный намек для прочих. Остался в памяти – счастливый, гордый, предотпускной.
Ну, что тут у нас?
Самарканд два года назад разорен войсками Мухаммада. По уму правильно, хан Усман предал союзника, но такая резня… Надо же, в нашей истории я об этом даже не слыхал. Наверное, это только здесь произошло, особо злобный хорезмшах попался. Нам от этого не легче, эдакая гроза у западных границ гремит и сверкает. Уже к Газне подступил. Хана Газне, очевидно, зря не сдаются, может – не всех вырежет. И государство Гуридов, считай, умерло. Это он уже где‑то в Индии? Хорошо бы, персами теперь увлекся. Отвлекся бы от нас.
Сельджуки, халифат, да – даже на восток через Мекран пойти? Есть же еще – куда. А если на восток, да за Отрар? Опять меркиты зашевелились, снова домой собираются. Не дай бог, с хорезмшахом в команде. И от империи Кучлука в любой момент можно ждать чего угодно.
