Нелли Шульман - Вельяминовы.Дорога на восток.Книга вторая
конца сезона. На следующей неделе, как вы и велите, я встречусь с директором театра, но потом я
все, же уйду со сцены, - Тео улыбнулась. «Восемнадцать лет на подмостках, надо и семье время
посвятить».
-С назначением пожизненной пенсии, - Екатерина размашисто расписалась и взглянула на низкое,
угрюмое, северное небо. Молния сверкнула на горизонте, и она вздохнула: «Помнишь же, от
Писания - у Меня отмщение и воздаяние? Так и не мсти».
Она услышала дальний, почти незаметный раскат грома, а потом все стихло. Екатерина, подойдя к
бюро, нажала на завиток резьбы. Крышка тайника приподнялась, и она вытащила связку бумаг.
«Графиня Селинская», - было написано на подсунутом под бечевку листе. Императрица, не читая,
бросила все в камин, пламя взвилось вверх. Она, подтащив кресло к огню, помешала кочергой
угли. Екатерина подождала, пока не пропала последняя буква на последнем листе. Позвонив в
колокольчик, отдав бумагу секретарю, она велела: «Исполняйте».
Мишель спокойно спал, укутанный меховой полостью, в закрытых санях было тепло. Тео взглянула
на зимние сумерки за окошком: «Вот видишь, все обошлось. Так после карнавала, - Масленицы, -
она поправила себя, - тебе уже на Урал надо будет ехать?»
-Да, - Федор поцеловал ее руку, - там, как ты слышала - работы много. Поэтому я завтра схожу, в
Пантелеймоновскую церковь, договорюсь о нашем венчании.
-Я сама схожу, - беззаботно ответила Тео, - а ты с Мишелем побудь, ладно? Я там объяснюсь как-
нибудь, мне же надо говорить по-русски. А что это за граф Шереметев? Он приезжает со своим
театром. Очень приятно, что аристократы интересуются искусством. Он антрепренер?
-Я ведь ей не сказал, - тоскливо понялл Федор. «Случая не представилось, а она не спрашивала.
После венчания скажу. Вряд ли там кто-то из крепостных французский знает».
-Можно сказать и так, - осторожно ответил он. «Он богатый человек, вкладывает очень большие
деньги в театр».
-Прекрасно, - Тео зевнула и прижалась к нему. «Я позанимаюсь с тамошними актрисами, раз ее
величество просила, а потом можно будет устраивать мои собственные бенефисы. Хотя бы один
ты должен посмотреть, как вернешься с Урала».
-Непременно, - улыбнулся Федор, и положил ее голову себе на плечо: «Поспи. Это все-таки был
длинный, день, мы все устали».
Тео закрыла глаз. Так и держа его за руку, женщина смешливо подумала: «Теодор будет рад,
очень рад, я знаю. А сразу же после этого можно будет обвенчаться».
Она вдохнула свежий, пахнущий снегом воздух и, незаметно для себя, задремала.
-Уважаемая мадемуазель Бенджаман! - читала Тео, лежа в постели. «Искренне благодарю вас за
согласие позаниматься с актрисами моей труппы. Мы даем два представления в Эрмитажном
театре, для ее Величества и придворных. Я был бы рад, если бы вы отобедали со мной в любое
удобное для вас время. С глубоким почтением, граф Николай Шереметев».
-Это тут неподалеку, - Федор оторвался от «Санкт-Петербургских ведомостей». «Смотри-ка, в
Питтсбурге заложили первую доменную печь, нашли там и уголь, и железную руду. Скоро капитан
Стивен Кроу своих озер не узнает, - он отложил газету. Поцеловав ее, Федор указал рукой за окно:
-Пойдешь вверх по Фонтанке, и сразу увидишь дворец Шереметевых. Он стоит на углу Невского
проспекта. Впрочем, граф, наверняка, свой выезд пришлет. Может, и нам лошадей завести? -
Федор посмотрел в черные глаза.
-А зачем? - Тео скользнула ему в руки. «Город маленький, меньше Парижа, а наемных карет много.
Да тут и лошадей некуда ставить, не особняк же, - она зевнула. Тео добавила, накрутив на смуглый
палец кружевную ленту рубашки: «Я договорилась насчет венчания, в субботу. Последний день,
когда это можно сделать перед карнавалом. Масленицей, - она улыбнулась и стала медленно
целовать Федора. «Я блинов напеку, хотя ты, наверное, в Вандее их вдоволь наелся».
-Они там гречневые, - он вдохнул запах роз: «Господи, как я счастлив. Как я ее люблю, Господи.
Только не забирай ее у меня, пожалуйста, я пятнадцать лет ждал…»
-Так что пеки красные, - он рассмеялся, увидев, как нахмурилась Тео. «Из пшеницы, - объяснил
Федор. «А с венчанием, - он погладил смуглую спину, - я сегодня на Невском Суворова встретил.
Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Завтра пригласил его к нам на обед, и шафером попросил
быть. Он после Масленицы в Польшу едет, там какая-то смута. Звал меня с собой, обещал, что
генералом сделает».
-И ты? - Тео приподнялась на локте.
-Не хочу я воевать, - Федор легко перевернул ее и прижал к шелковым подушкам. В свете камина
ее глаза были черными, будто бездонная пропасть пещеры. «Я, - сказал он, целуя круглое, мягкое
колено, проводя губами по нежному бедру, - я все-таки ученый, дорогая моя. Буду возиться с
камнями, преподавать в Горной школе…»
-Летать на воздушном шаре, - она откинулась назад и положила руки на рыжую голову.
-И это тоже, - он улыбнулся: «А что так долго с венчанием тянули? Я же говорил тебе, давай я
схожу, вряд ли батюшка знает французский. Или они там упрямились, из-за того, что ты
католичка?»
-Отец Павел, - задумчиво ответила Тео, - французский знает. Он из дворян, поздно сан принял. А я
больше не католичка.
Федор замер. Тео, поднявшись, набросив шелковый халат, взяла с бюро какую-то бумагу. Она
присела на кровать и шепнула: «Я подумала, так будет правильно».
Он отложил свидетельство о крещении. Обняв ее всю, сбросив халат, он попросил: «Иди сюда».
Федор устроил ее на себе. Целуя тяжелые, рассыпавшиеся вокруг, темные волосы, Федор тихо
сказал: «Правильно, да. Спасибо тебе, спасибо, любовь моя. А кто у тебя восприемниками был?»
-Старичок причетник, и старушка с улицы, - она все улыбалась. «А Мишель, как подрастет - пусть
сам решает. Я его в обе церкви водить буду - и к православным, и к католикам».
-Да, - он все гладил нежную спину, - Господи, я так тебя люблю, так люблю. Федосья Давыдовна, -
смешливо добавил Федор, по-русски.
-Он все-таки был мой отец, - вздохнула Тео, прижавшись к нему, уронив голову на крепкое плечо.
За окном, в зимнем мраке, выла вьюга, а она была рядом. Она была Тео, недостижимая, далекая,
величественная, королева, что правила своим подданным. Она была Федосья - жаркая, горячая,
целующая его, шепчущая что-то нежное, глупое, ласковое.
-Счастье мое, - сказал Федор, прижимая ее к себе, - счастье мое, любимая моя, Федосья…,
.Федосеюшка, - повторил он. Тео, тяжело дыша, лежа на его руке, томно рассмеялась:
-Федя…, Так правильно, да? – спросила она по-французски. Федор обнял ее, целуя закрытые глаза,
длинные, влажные ресницы, смуглую шею, и шепнул: «Да, любимая».
В уборной было тесно, пахло пудрой, свечным нагаром, духами. Тео раздула ноздри:
-Господи, как я соскучилась. Казалось бы, в ноябре бенефисы в Вене отыграла, а уже опять на
сцену тянет.
Высокая, черноволосая женщина, в роскошном, шитом золотом платье, что сидела у столика
красного дерева, повертела в руках жемчужное ожерелье. Слабым голосом, на хорошем
французском языке, она спросила: «Мадемуазель Бенджаман…, Что вы скажете?»
У нее были большие, темные глаза, красиво очерченные, тонкие ноздри. Тео, присев рядом, взяла
ее сухощавую, с длинными пальцами, руку.
-Мадемуазель Полина…Я ведь могу вас так называть? Прасковья, - она улыбнулась, - я все равно
не выговорю. Мадемуазель Полина, мне совершенно нечему вас учить, вы и так великая актриса.
С другими в вашей труппе, я буду заниматься, а вам, - Тео оглянулась и нашла глазами перо с
чернильницей, - вам надо ехать в Европу. У вас отличный французский язык…
-С ошибками, - вздохнула актриса.
-Поправите, как только в Европе окажетесь, - отмахнулась Тео.
-Итальянский вы знаете. Я вам дам рекомендательное письмо к директору императорского театра
в Вене. Он вам устроит ангажементы в Австрии, Италии и Германии. И рекомендательное письмо к
господину Антонио Сальери, он сейчас самый известный оперный композитор в Европе. Он
напишет что-нибудь под ваш голос, - Тео покусала перо: «С вашим сопрано, вам надо петь
Эвридику, в концерте, а я буду исполнять партию Орфея. Мы так делали с мадам Арно, в Париже».
-Мне нельзя, мадемуазель Бенджаман, - тихо сказала женщина, так и держа в руках жемчуга.
«Нельзя в Европу».
-Это еще почему? - рассеянно поинтересовалась Тео, начиная писать. «Из-за вашего антрепренера,
графа Николя? Да он милейшее создание, дорогая моя, он вас отпустит. В конце концов, я ему
объясню, что для вашей карьеры необходимо выйти на европейскую сцену. И называйте меня Тео,
мы с вами люди одной профессии».
Она посмотрела в большие, грустные глаза Прасковьи и улыбнулась: «Милочка, поверьте мне, я
