Майкл Коннелли - Револьвер для адвоката
Я узнал и голос, и запах кофе с сигаретами.
– Отвали от меня, Лэнкфорд.
– Нарываешься, Холлер? Хочешь получить по морде?
– Не понимаю, о чем речь. Но если ты испортишь костюм, я пойду к судье. Мой следователь сидит у входа. Он видел, как ты вошел.
Лэнкфорд резко впечатал меня в дверь туалетной кабинки, которая, к счастью, открывалась в обе стороны. Я быстро оправился, оглядел костюм, чтобы оценить ущерб, и застегнул ремень. Проделал я все это так невозмутимо, словно угрозы меня нисколько не заботили.
– Иди-ка ты обратно в зал, Лэнкфорд.
– Почему я в списке? Зачем я тебе сдался на свидетельской трибуне?
Я прошел к ряду раковин и стал невозмутимо мыть руки.
– А ты как думаешь?
– Тогда в офисе, – начал он, – ты сказал, что видел меня в шляпе. Какого черта ты так сказал?
Я перевел взгляд со своих рук на зеркало и взглянул в него на Лэнкфорда.
– Я обмолвился про шляпу?
Я протянул руку и вытащил несколько бумажных полотенец.
– Да, ты обмолвился про шляпу. С чего?
Я бросил влажные полотенца в мусорное ведро и несколько замялся, словно припоминая что-то из далекого прошлого. Потом взглянул на Лэнкфорда и озадаченно покачал головой:
– Не знаю, что за шляпа. Но знаю, что если ты еще раз меня тронешь, то возникнут проблемы, которые тебе не по зубам.
Я открыл дверь и вышел в коридор, оставив Лэнкфорда в туалете. Я не мог сдержать улыбку, подходя к Сиско, который все еще сидел на скамейке с Валенсуэлой. Первое правило плана «Марко Поло»: противник должен теряться в догадках. Вскоре Лэнкфорду придется волноваться не только о шляпе.
– Все в порядке? – спросил Сиско.
– Что, Лэнкфорд хватал тебя за разные причинные места? – съязвил Валенсуэла.
– Типа того, – сказал я. – Пойдем уже.
Открыв дверь в зал суда, я придержал ее для своих спутников. Они вошли, а я обернулся в поисках Лэнкфорда, но в коридоре его не оказалось. Зато там оказался мой сводный брат, с толстенной синей папкой под мышкой.
– Гарри.
Он узнал меня и остановился.
– Мик, как ты, чувак? Как твоя рука?
– Нормально. Ты на суд?
– Да, в 111-й департамент.
– Эй, так это туда сманили всех журналистов с моего процесса! – притворно вознегодовал я.
– Нераскрытое преступление девяносто четвертого года. Парень по имени Патрик Сьюэлл – тот еще тип. Его привезли из Сан-Квентина, где он сидит пожизненно за другое убийство. На этот раз просят смертную казнь.
Я кивнул и, сделав над собой усилие, пожелал удачи. В конце концов, он работал на другой стороне.
– Есть новости по твоему водителю? – поинтересовался Гарри. – Кого-нибудь арестовали?
Я секунду смотрел на него, раздумывая, вдруг он что-то слышал про расследование в кругах правоохранительных органов.
– Еще нет.
– Очень плохо.
– Ладно, мне пора. Был рад повидаться, Гарри.
– Я тоже. Нужно еще раз попробовать свести вместе наших девочек.
– Конечно.
Наши дочери были одного возраста. Впрочем, его дочь, очевидно, с ним регулярно разговаривала. В конце концов, он сажал плохишей в тюрьму. Это я их выпускал.
Я вошел в зал, распекая себя за дурные мысли. Попытался вспомнить наставления Законника Зигеля – нужно отпустить чувство вины, чтобы суметь защитить Лакосса по высшему разряду.
После того как присяжные заняли свои места, я вызвал первого свидетеля. Валенсуэла прошел к свидетельской трибуне, постукивая по дороге ладонью по ограждению перед скамьей присяжных. Он принял присягу и назвал свое имя секретарю. Я попросил его объяснить присяжным, чем он зарабатывает на жизнь.
– Ну, можно сказать, что я очень одаренный человек. Я – масло, которое позволяет судебной системе не тормозить.
Я хотел поиронизировать, предположив, что он, наверное, имел в виду «жир», однако сдержался. В конце концов, он свидетель защиты. Вместо этого я попросил уточнить, в чем конкретно заключается его работа.
– Прежде всего я лицензированный поручитель, – объяснил он. – Еще у меня есть сыскная лицензия, которую я использую для судебного процесса. А если вы спуститесь в кофейню на третьем этаже, то там я – арендатор. Мы с братом замутили дело. Так что…
– Давайте вернемся на шаг назад, – прервал я. – Что такое сыскная лицензия?
– Частный сыщик. Нужно получить государственную лицензию, если хотите заниматься подобной работенкой.
– Понятно. А что вы имеете в виду, когда говорите, что используете свою лицензию «для судебного процесса»?
– Понимаете, судебный курьер. Когда люди получают статус ответчика или подсудимого, и адвокат оформляет повестку, чтобы человек пришел дать свидетельские показания или заключить сделку.
– Вы доставляете повестку?
– Ну да, примерно так.
Несмотря на все годы, что он смазывал законодательную машину, было совершенно ясно: Валенсуэла не часто свидетельствовал в суде. Он сбивался, давал неполные ответы. Мне казалось, что такого свидетеля допрашивать легко, а на деле пришлось приложить кучу усилий, чтобы выжать из него максимум информации. Не самое лучшее начало для линии защиты, но я не сдавался, больше злясь на себя, чем на него: зря не репитировали заранее.
– Понятно. А по работе в качестве судебного курьера вы никогда не сталкивались с жертвой по этому делу, с Глорией Дейтон?
Валенсуэла нахмурился. Мой вопрос в лоб его ошеломил.
– Ну… да, хотя тогда я этого не знал. В тот единственный раз, когда я с ней виделся, ее звали не Глория Дейтон, понимаете…
– Вы хотите сказать, что у нее было другое имя?
– Да, другое. На повестке, которую я доставил, стояло имя «Жизель Деллинджер». Ей я и вручил повестку.
– Ясно, и когда это произошло?
– В понедельник. Пятого ноября в шесть ноль шесть вечера у входа в вестибюль дома на Франклин-авеню. Там, где она жила.
– Вы довольно точно сказали, когда и где вручили ей повестку. У вас такая хорошая память?
– Я фиксирую все задания – вдруг кто-то не появится в суде. Тогда я смогу доказать адвокату или судье, что повестку вручил. Я показываю запись и демонстрирую фотографию, на которой есть дата и время.
– Вы ее сфотографировали?
– Да, я всегда так делаю.
– Следовательно, вы сфотографировали Жизель Деллинджер после того, как вручили ей повестку пятого ноября прошлого года?
– Именно так.
Затем я предъявил копию фотографии 20 на 25 см с указанной датой и временем, на которой Валенсуэла запечатлел Жизель (урожденную Глорию), и попросил судью принять ее в качестве первого вещественного доказательства защиты. Форсайт выдвинул протест и был готов признать, что Валенсуэла вручил повестку Глории Дейтон. Но я сражался за эту карточку, потому что хотел, чтобы присяжные ее увидели. Судья приняла мою сторону, и я передал фотографию присяжному под номером один, чтобы тот ее изучил, а затем передал следующему.
По большей части за этим я и вызвал Валенсуэлу в качестве свидетеля. Снимок не просто подтверждал сказанное Валенсуэлой. Он был ключевым элементом в защите. В глазах Глории стоял страх, и это выражение нужно было увидеть, а не просто услышать о нем от свидетеля. Валенсуэла щелкнул Глорию в тот момент, когда она подняла голову, прочитав повестку. На конверте она увидела имя Мойи – Гектор Арранде Мойа против Артура Роллинса, начальника федеральной тюрьмы Викторвилл, – и в этот самый момент ее обуял ужас. Я хотел, чтобы присяжные увидели этот взгляд и сами догадались, что это страх. Без моего вмешательства и без помощи свидетеля.
– Мистер Валенсуэла, для кого вы вручили повестку? – спросил я.
– Я работал на адвоката по имени Сильвестр Фулгони-младший.
Я почти ожидал, что Валенсуэла станет распространяться на эту тему и добавит, что Фулгони именно тот адвокат, который решил «пооспариваться» в суде, но, к счастью, он избавил присяжных от этой информации. Наверное, в конце концов освоился с ролью свидетеля.
– А по какому делу проходила эта повестка?
– Дело Мойа против Роллинса. Осужденный торговец наркотиками Гектор Мойа пытался…
Форсайт выдвинул протест и попросил разрешение подойти к судье. Судья жестом подозвала нас и включила шумовой вентилятор.
– Ваша честь, к чему все это? – поинтересовался Форсайт. – Уже первым свидетелем мистер Холлер пытается увести нас к другой, не связанной с ним тяжбе. Я долго воздерживался от возражений, но сейчас…
