Антон Первушин - Отдел «Массаракш»
Забрать депешу Фешт поручил Птицелову. Узнав об этом, мутант вспотел похлеще, чем на тренировках у Саада. Первое настоящее задание! Пусть и пустяковое с виду. Вернее, это i [тицелов думал, что пустяковое, пока Фешт не нагнал на него страху, грозя всевозможными карами за утрату сверхсекретного документа. Поэтому выходил Птицелов за ворота ДСИ с опаской. В погоню за Темным Лесорубом он пускался куда как с меньшим волнением. Да и в радиоактивные джунгли на раскорчевку ходил как ни в чем не бывало. Л сейчас на окраине Столицы и средь бела дня по пустынной правительственной трассе Птицелов вышагивал так, словно это была Стеклянная Плешь, по берегам которой сидели упыри, разинув редкозубые пасти. Массаракш! Не могли, что ли, дать велосипед? Или подбросить до города? Конспирация, будь она неладна!
Но вскоре Птицелов расслабился. Волнение улеглось, он даже принялся насвистывать «Славься Отечество наше свободное…». И когда гладкая, без единой щербинки, правительственная трасса пересекла столичную кольцевую дорогу, забитую несколькими рядами ревущих, извергающих струи вонючего выхлопа машин, Птицелов чувствовал себя как при обычной вылазке в город.
Он шагал по обочине уже несколько часов. Ноги гудели, хотелось пить, да и съеденный в столовой завтрак оставил о себе лишь воспоминания. Воздух окрест кольцевой дороги был такой, что затошнило даже ко всему привычного мутанта. Дождевая морось смешивалась с выхлопными газами, создавая ядовито-серый туман, сквозь который едва пробивались лучи фар. Птицелов брел, как сомнамбула, почти уже не помня, куда и зачем идет. Поэтому, когда за спиной взвизгнули тормоза, он и ухом не повел.
Эй, парень! — окликнули его. — Садись, подвезу!
Птицелов оглянулся. Из «лягвы» — крохотной малолитражки болотного цвета с брезентовым верхом — почти по пояс высунулся водитель. Немолодой, даже лысина в морщинах, на груди поблескивают то ли значки, то ли медальки.
Тебе куда? — спросил он, когда мутант подошел.
На Вторую Пригородную.
Повезло тебе, парень, — сказал старик. — Я почти в ту же сторону. Давай залезай…
Он отворил дверцу с левой стороны, и Птицелов кое-как втиснулся. Пассажирское креслице было жестким и неудобным, колени уткнулись в раму лобового окна, но выбирать не приходилось — не профессорский лимузин.
Поехали!
Старик нажал на педаль, малолитражка затрещала, заперхала, затряслась, вклинилась в общий поток, и они «поехали».
Птицелов украдкой разглядывал старика. Рослый дедуля — как он только в эту самоходную жабу помещается?
На владельце «лягвы» был старый имперский френч с двумя переплетенными латунными змеями на лычках. На груди и в самом деле были медали, глухо побрякивающие при каждом рывке автомобильчика. В медалях Птицелов мало что смыслил, но немедленно проникся уважением к старику. Заслуженный дедуля. Видимо, бывший офицер императорской армии.
«Дедуля» тоже покосился на него. В серых глазах бывшего офицера затаилась мудрость пополам с застарелой усталостью.
Мутант? — спросил он.
Птицелов опешил.
Д-да, — выдавил он. — А-а… как вы догадались?
Я полжизни провел среди мутантов, — ответил старик. — Правда, в большинстве своем они не такие красавцы, как ты… Несчастные порождения нашей безответственности, — продолжал он, помолчав с минуту. — Знаешь, парень, я почти уже не помню довоенного времени, хотя на память пожаловаться не могу… Я не помню лиц жены и детей. Не помню вкуса обыкновенной чистой воды, не говоря уже о более изысканных напитках. Не помню, как пели птицы в весенних лесах в пойме Голубой Змеи. Помню, что пели, а не скрипели и перхали, как сейчас, но не помню, какие у них были голоса… М-да… Многого не помню, зато до сих пор стоит у меня в ушах гром военных оркестров и выкрики оголтелых патриотов в день объявления войны… Ты даже представить себе не можешь, парень, как тогда все радовались! Выпячивали воинственно груди, размахивали кулаками, скандировали: «Смерть врагам!» А кому, спрашивается, смерть, если никто даже не знал, кто начал эту треклятую войну?! Бомбовозы, что нанесли первый атомный удар по Курорту, не имели опознавательных знаков и не вели радиопереговоров со своей базой. В эфире звучала лишь Вторая симфония Роода… Ты, разумеется, никогда не слышал этой музыки…
Слышал, — буркнул Птицелов. — В театре…
Старый офицер изумленно поднял реденькие брови.
Вот как, — проговорил он. — Прости, парень. Не знал я, что бывают настолько образованные мутанты. Ты, может быть, и читать-писать умеешь?
Умею, — отрезал мутант. — Так что там с этой симфонией?
Старик хмыкнул, но продолжил:
Симфонию передавала неизвестная радиостанция, которая находилась на самом Курорте. И бомбовозы выходили на цель, используя ее как радиомаяк… Запеленговать этот маяк успели, но…
Бывший офицер умолк, видимо заново переживая события почти четвертьвековой давности.
Но было поздно?
Да, — отозвался старик. — Первая бомба упала на площадь Тысячи Фонтанов — одну из самых красивых площадей в Мире. А может быть, самую красивую… За два года до войны мы с семьей провели на Курорте незабываемый отпуск… Там такие пляжи были, парень. Песок —:юлото с алмазами. А море… Я даже представить себе не могу, что там теперь творится…
Джунгли там, — сказал Птицелов. — Мутанты звериные… В море лучше не купаться, сожрут. Или заразу подхватишь…
Ого, — удивился владелец «лягвы». — Ты, я вижу, мутант бывалый. Как тебя зовут, парень?
По паспорту? — поинтересовался бывалый мутант. — Или как папа с мамой называли?
Как папа с мамой…
Птицелов я, сын Сома.
Будем знакомы! — Старик протянул ему широкую ладонь. — А меня…
А вас называют принцем-герцогом! — выпалил Птицелов.
От неожиданности старый офицер едва не въехал в бампер ползущего впереди автобуса.
Угадал, Птицелов, — пробурчал принц- герцог. — Вижу, ты всюду побывал… Как там сейчас, за Голубой Змеей?
Как сейчас, не знаю, — отозвался мутант. — Я там давно не был. Но когда уходил, было плохо. Просо почти не родится. Упыри покою не дают. Детей рожают по-прежнему, но почти все они младенцами мрут…
Как и всегда, — печально покивал лысиной старик. — А наши там как? Бошку, Хлебопек, Киту?.. Жива его Лия-то?
Птицелов нахмурился, сжался весь. Отвечать ему не хотелось.
Чего молчишь?
Лию украл Темный Лесоруб, — пробурчал он.
Принц-герцог вздохнул.
Понятно… — сказал он. — Умерла, значит, девчонка… Бедняга Киту. Без дочки, наверное, совсем закис…
— Киту застрелился, — откликнулся Птицелов. — Не пережил пропажи дочки… Хлебопека упыри загрызли. А Бошку жив. Был, по крайней мере…
А Колдун?
Жив, думаю, — ответил мутант. — Что ему сделается?..
Помолчали. «Лягва» сползла с кольцевой на радиальное шоссе, где машин было меньше. Принц-герцог наддал. Машинёшка его завизжала, как резаная, но побежала прытче. Потянулись рабочие предместья — серые одинаковые пятиэтажки, бесконечные бетонные ограды заводов, пакгаузы, заросшая бурьяном узкоколейка. На железнодорожном переезде пришлось пережидать военный состав. Тянулись и тянулись из заводских ворот платформы, груженные боевой техникой. Техника была укрыта брезентом, но с одного танка брезент сполз, показав броню красно- бурого цвета.
Возвращаться мне надо, брат Птицелов, — сказал принц-герцог. — Там мое место. А здесь я только время теряю. Правда, удалось достать кое-какие лекарства да из одежды кое- что… Приеду не с пустыми руками. А в общем зря полгода потерял. Никому не нужны в Столице дикие выродки. Тут своих проблем хватает… Да и чиновники… Смотрят на мои имперские медальки, как солдат на вошь, и бумажками от меня отгораживаются…
Возвращайтесь, принц-герцог, — сказал Птицелов. — Ждут они вас. Думаю, им не столько лекарства и тряпки нужны, сколько вы сами…
Мудро рассуждаешь, — похвалил его старик. — Непростой ты мутант, Птицелов. Далеко пойдешь…
Угу, — буркнул Птицелов. — Остановите на углу, пожалуйста…
Принц-герцог сбросил скорость, аккуратно припарковался к тротуару.
Прощай, Птицелов, — сказал принц-герцог. — Может, еще свидимся.
Спасибо вам, принц-герцог, выручили, — отозвался мутант. — До свидания!
Они пожали друг другу руки, и Птицелов выбрался под дождь. Едва не упал — ноги затекли. Автомобильчик принца-герцога взвизгнул, выстрелил струей черного дыма и исчез за поворотом на Третью Котельную. Птицелов повертел головой, увидел вывеску «Пиво и рыба» и, нетвердо ступая, направился к ней.
Курьер выглядел как обычный завсегдатай пивных в рабочих предместьях. Худой, сутулый парень. Землистого цвета угреватое лицо. Черные полукружия под красными от хронического недосыпа глазами. Кожаная куртка вытерта на локтях — профессиональная отметина водителя-дальнобойщика. Был ли курьер на самом деле дальнобойщиком, Птицелов не знал. Да и не интересовало его это. Главное, что парень в шоферской куртке полностью соответствовал фотографии, которую Фешт показал Птицелову утром. И только этим отличался от других, точно таких же работяг, коротающих в пивной обеденный перерыв.
