Vladimir - Unknown
- Командор, Чёрт вас… Вы нужны экипажу! Какого дьявола вы творите? – Попытался возразить Фольк, но был прерван возгласом Гюнта, с непререкаемыми железными интонациями приказа:
- Фольк!
Боцман, глухо ворча, отпустил меня и, вытащив из кармана бушлата маленький воронёный револьвер, протянул его Гюнту. Он, подпрыгивая, на одном костыле, весело и обаятельно матерясь, приблизился и, выхватив оружие из руки Фолька, махнул им в воздухе. Барабан револьвера раскрылся на шарнире. Блеснули золотистые кружки гильз с белыми капсюлями в центре. Дракон опёрся спиной о ближаюшую стену, и отставил костыль в сторону. Он высыпал содержимое барабана в ладонь правой руки.
- Условие такие! – Объявил он радостно, словно возвещал о рождении первенца. Стреляемся до победного конца. Свидетели – мои парни. Гарантия – моё слово офицера. Выигрываю я – отпускаю ваших баб к чёртовой матери. Вы остаётесь в живых – уходите к дьяволу на все четыре стороны и вместе со своими тётками. Парни! Даёте слово, что не уроните честь экипажа Гюнта Дракона?! – Обратился он к подчинённым. – Те в разнобой, неохотно согласились. – Боцман Фольк в курсе всех дел. Бумаги в моей каюте, в сейфе. На Фарерах вас будут ждать британцы с тугой мошной. Им всё равно у кого покупать товар. Фольк, не забудь сказать покупателям, что это только первая половина товара. Вторая, мол, ещё будет. Это вам лишняя гарантия безопастности. Сами же делайте ноги в Аргентину. На Канарах, у дядюшки Винера пополните зпапасы и топливо. Он вам рад будет, особенно если вы его отблагодарите, как положено. Как будете в Байресе – выпейте рюмку, другую под Асадо из молодого бычка и помяните старину Гюнта. Ну, граф! Мой ход! – И Дракон, вставив в барабан револьвера два патрона, лихо крутанул его на рукаве чёрного кителя. Затем, продолжая беззаботно скалиться, воткнул чёрное, короткое дуло между кадыком и своим тяжелым подбородком. Щелчок – осечка. Гюнт не дрожащей рукой протянул револьвер мне. Я ничего не чувствовал. Мелькнула правда мысль-надежда, что Гюнт не врёт и отпустит женщин, как и обещал. Вообще-то, похоже на то. Дракон тщеславен и слов на ветер не бросает. Я нажал на спуск – пусто. Прус зевнул и принял у меня револьвер. Вновь ничего. Я протянул руку и в этот момент в дверь часто и нервно забарабанили. Боцман Фольк отодвинул клинкет и впустил тяжело дышащего парня с английским автоматом на шее.
- Герр командор, - едва переведя дыхание, заговорил он – наружный наблюдатель сообщает, что на траверзе внешних ворот базы встал на якорную стоянку английский эсминец. Томми спускают шлюпки…
Он не успел закончить фразу. В туннеле, снаружи, прямо напротив открытой двери склада сверкнули три красных вспышки, сопровождаемые грохотом пистолетных выстрелов. Затем раздался третий хлопок, самый громкий – это внутри склада взорвалась, только что тускло светившая под потолком электрическая лампочка. Последнее, что я увидел перед наступлением кромешной тьмы, это то, как боцман Фольк хватает Пруса за воротник кителя и грубо валит своего командора на пол. У входа в темноте послышалась глухая возня и шум, как будто кто-то крупный свалился на пол.
– Твою мать! – Это было явно русское ругательство, впрочем, уже знакомое большинству немцев. Как не странно, голос, его произнёсший, явно принадлежал мичману Урхо.
- Урхо, это ты? – Спросил я не слишком твёрдым голосом.
- Да я, я! Споткнулся в темноте о трупы, да и растянулся на полу. Колено вот зашиб. – Ответил командир диверсантов.
- А какого дьявола ты материшься по-русски? – Не совсем к месту полюбопытствовал я.
- Да, потому, что я русский, ядрёна кочерыжка! Мичман Балтийского флота Юрий Кяхере. В 18-ом году ушёл в Финляндию по льду после краха антибольшевистского кронштадтского восстания. Сообщи я тебе об этом раньше, вряд ли бы ты сильно обрадовался. – Заявил раздражённо Урхо. – Ты мне лучше скажи, Отто. Женщины здесь? Они живы?
- Вот только Ивана в качестве спасителя здесь как раз и не хватало. – Подумалось мне. Вслух же я ответил: До того момента, пока ты не начал палить в открытую дверь склада, были живы. Сейчас, как видишь, что-то молчат.
- Мы живы, только Анна, похоже, в обмороке. – Послышался из темноты слабый голос Йоры.
- Слава богу! – Произнесли мы в унисон с Юрием-Урхо. Правда, он по-русски, а я по-немецки.
У меня возникло твёрдое убеждение, что мы оба улыбаемся в темноте. Через короткую паузу я спросил:
- Ты теперь окончательно перешёл на русский? Смотри, Юрий, между нами может возникнуть непреодолимый языковой барьер.
- Да куда уж деваться от вас – чёртовых фрицев? – Проворчал в ответ мичман. - Придётся вернуться к общению по-немецки, а то твой норвежский уж больно коряв.
Я с трудом поднялся на ноги. Неподалёку зажёгся огонёк бензиновой зажигалки. Это Урхо пытался сориентироваться в незнакомом помещении.
- Да тут и лампочки есть. – Объявил он и принялся возиться на одном из стеллажей.
Затем раздался скрип ввинчиваемого цоколя электролампы и склад озарился светом, даже более ярким, чем прежде. Мичман, благодаря своему росту, без труда справился с этой задачей. Едва привыкнув к яркому свету, я с досадой обнаружил, что тел Пруса и Фолька на полу склада не наблюдается. Значит ,живучий Дракон удрал от смерти и на этот раз. Подняв револьвер, я убедился в везучести Гюнта вторично – ячейка барабана с одним из двух патронов остановилась как раз напротив взведённого бойка. Не появись в этот решающий момент гонец от наружного наблюдателя, а за ним и сам Урхо – лежал бы я уже на этом самом полу с дыркой в своей многострадальной башке. У самого порога, возле отодвинутой в сторону железной двери лежали почти друг на друге тела моих давешних конвоиров. Мичман Юрий стрелял метко. Мои созерцания пространства прервал громкий стон Йоры. Урхо помогал ей подняться с пола. Анна всё ещё сидела на стуле. Верёвки, удерживавшие её, были разрезаны и валялись рядом. Молодая женщина тихо всхлипывала и пыталась массировать сведённые судорогой ноги. Я, было, рванулся в их сторону, но голова пошла крутиться таким колесом, что едва удалось остаться на ногах. Увидев это, мичман заявил:
- Вот что, ты давай-ка, пока, оставайся здесь с женщинами. В таком состоянии ты мне только будешь мешать, а я побегу встречу британцев. Надо успеть перехватить эту банду, пока она не ушла на лодке далеко в море. – Командир кивнул на трупы. - Если что – оружия здесь достаточно. – С этими словами Урхо выскочил из двери склада и исчез в полутьме туннеля.
- Значит, Урхо всё же предупредил англичан, где искать Пруса с похищенным дейтерием. – Решил я про себя. - Ну что же, в конце концов, сейчас он военнослужащий британской короны. По мне, так на данный момент, лучшее место для немецкой тяжёлой воды, это дно Норвежского моря.
Я доковылял до двери и с трудом задвинул её, закрыв на тяжёлый засов. Мои женщины уселись на полу и, тихо подвывая, плакали. Йора в основном от боли в искалеченной руке, а Анна из сочувствия к сестре. Я решил пройтись вдоль стеллажей. В надежде найти какие-нибудь медикаменты и главное, обезболивающее для Йоры.
Доброго здоровья нашим запасливым интендантам! У самой стены я набрёл на полки с лекарствами и перевязочным материалом. Тут же стоял высокий несгораемый шкаф. В его замке, как по заказу торчал ключ. – Кажется, в моей жизни наконец-то начинается белая полоса. – Промелькнула в голове шальная мысль. – И правда, шкаф порадовал упаковками морфина и позвякивающими коробками со стеклянными шприцами и медицинскими иглами. Под руку попался пустой, холщовый мешок. Медикаменты и шприцы перекочевали в него. Тут же лежали несколько невиданных мной ранее упоковок в вощёной бумаге. Кроваво-красные готические буквы на этикетке гласили: “Перветин плюс”. Чуть пониже менее крупным, чёрным шрифтом было набрано – “бронебойный шоколад”.
– С ума сойти! Что значить протекция самого фюрера. – Поразился я. – Новый боевой транквилизатор ввели в дело через пару-тройку месяцев после предложения его стариком Шварцем. Я захватил с собой и это снадобье. По дороге назад удалось прихватить стопку шерстяных одеял, пару банок ветчины, нормальный шоколад и бутылку отменного французского коньяка. Названия точно не помню. Впрочем, настоящие французские коньяки все хороши. Большая фляга с питьевой водой, как я помнил, стояла у двери. Настроение у меня поднялось. Чёрт, жизнь явно налаживалась. Я привёл в относительный порядок руку Йоры и сделал ей иньекцию морфина. Измученная женщина, свернувшись калачиком на одеялах, немедленно и беспробудно заснула. Анну я заставил выпить коньяку и закусить добрым куском сладкого и приятного на вкус Перветина. Это должно было вывести женщину из депрессивного состояния, вызванного выпавшими на её долю передрягами, и предать ей силы. Себе я тоже позволил небольшой кусок первентина. Помнится, Шварц утверждал, что у этого снадобья не только тонизирующий, но и хороший обезбаливающий эффект. Результат, однако, превзошёл все мои самые смелые ожидания. Я почувствовал настоящий прилив “арийского духа”, тошнота же и головная боль попросту улетучились. На молодую женщину наркотик (если уж говорить правду) произвёл просто ошеломляющий эффект. Сначала у Анны заблестели глаза, а через несколько минут она стала просто хорошеть на глазах. Щеки разрумянились, чувственные губы раскрылись и приобрели яркий, алый цвет. Даже её светлые волосы, как будто ожили и превратились в ангельские белокурые локоны.
