Кэт Мартин - Цыганский барон
Кэтрин изо всех сил старалась слушать партнера, улыбаться ему, но мысли ее уносились к Доминику, любимому, желанному. Она искала его взглядом и видела, что он смотрит на нее. Он тоже не мог думать ни о ком другом.
Кэтрин танцевала со своим цыганом еще один раз, и, как в волшебной сказке, когда стоит надеть корону – и становишься принцессой или принцем, цыганские наряды возвращали их в прошлое, возвращали им ту безумную сладкую ночь.
Все, что не было связано с Домиником, проплывало мимо сознания Кэтрин. Наверное, было весело, но Кэтрин не помнила ни конкурсов на самый удачный костюм, ни на самую загадочную маску. Литчфилд был как никогда заботлив, внимателен. Кэтрин понимала, что он созрел для предложения, но не делала ничего, чтобы поощрить его к этому. Завтра, только не сегодня, когда рядом любимый.
Завтра она подумает о будущем. А сегодня пусть будет праздник; Этот вечер она посвятит ему, своему ненаглядному цыгану.
А потом – пусть уходит из ее жизни вместе с надеждой на счастье.
Попрощавшись с дядей, Эдмундом и Амелией, Кэтрин сделала вид, что идет к себе в спальню, а сама проскользнула в сад. Луна освещала дорожки. То тут, то там появлялись гуляющие маски. А вдруг он выйдет в сад не один? С какой-нибудь новой леди Кампден? Да нет. Не может быть. Доминик так же увлечен сегодня Кэтрин, как и она им.
Доминик стоял, прислонившись к решетке сада. Он курил сигару, выпуская тоненькие струйки дыма, и с тоской смотрел в темноту. Кэтрин показалось, что он, как падший ангел, ищет и не может найти собственную душу.
– Добрый вечер, мой цыганский барон, – тихо сказала она.
– Кэтрин…
Доминик отбросил сигару, удивленно глядя на нее. Одну, без спутника.
– Не надо было тебе выходить.
– Да, ты прав.
– Так почему же ты пришла?
– Потому что Домини сегодня здесь, – ответила она с тихой улыбкой, – а я знаю, что больше его не увижу.
Доминик нерешительно сделал шаг ей навстречу. И остановился. Затем протянул руку, осторожно коснулся шелковистых рыжих волос. Сделал еще шаг, привлек Кэтрин к себе, а затем прильнул к ее губам.
Кэтрин прижалась к своему цыгану. Приоткрыла губы. Кэтрин чувствовала привкус выпитого им вина и горько-сладкий дурманящий вкус сигары, но сильнее всего – какой-то только ему присущий вкус, от которого кружилась голова и слабели ноги. Она чувствовала его, его силу и желание.
– Ты правда ведьма, – прошептал он, целуя ее лицо, шею, плечи. Сжав в ладонях ее груди, он ласкал их, превращая соски в острые, чуть подрагивающие пики. – Я хочу забыть тебя, но не могу. Я засыпаю, но ты приходишь ко мне во сне. Я все время думаю о тебе.
– Доминик, – прошептала Кэтрин, – Доминик, видит Бог, как я тосковала по тебе.
Руки его скользнули вниз, сжали ее ягодицы.
– Как ты нужна мне, моя огненная кошечка, как я хочу тебя… и не могу иметь.
Он целовал ее снова и снова, с неутолимой жаждой, и Кэтрин казалось, что она растворяется в нем. Она возвращала ему поцелуи и целовала его с тем же ненасытным желанием, мечтая лишь о том, чтобы быть с ним.
– Доминик, – прошептала она срывающимся голосом. Он подхватил ее на руки и понес к беседке на холме на краю сада.
– Я не должен был этого допускать, – проговорил он, опускаясь на скамью и усаживая ее к себе на колени. – Я говорил тебе, что не могу жениться. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Мне все равно.
– Тебе не все равно. Тебе никогда не было все равно. Останови меня, Кэтрин. Останови это безумие.
– Завтра, – прошептала Кэтрин. – Завтра я снова стану прежней. А сегодня я твоя, остальное не важно.
Доминик поцеловал ее долгим глубоким поцелуем.
– Господи, как я хочу тебя.
– Люби меня, Доминик. Я хочу почувствовать тебя внутри в этот последний раз.
Она поцеловала его, и Доминик застонал. Он расстегнул брюки, выпустив свой твердый клинок, и Кэтрин сжала его в ладони.
– Прошу тебя, – проговорила она нежно. Доминик поцеловал ее горячо, так, что она задрожала.
– Каджори, – еле слышно пробормотал он, целуя. Его руки и губы творили чудо, создавали ей кровь, разжигали огонь, лизавший пламенем ее лоно.
Когда Кэтрин, застонав, схватила его за безрукавку, Доминик усадил ее лицом к себе на колени, сжимая ее ягодицы. Ее лоно уже было податливым и влажным, когда он вошел в нее, заполнил собой, заставив сердце биться так часто, что она едва могла дышать.
Кэтрин откинула голову. Доминик почти весь вышел из нее и следующим сильным толчком опять вошел – весь, так, что Кэтрин пришлось закусить губу, чтобы сдержать крик.
– Ты моя, – сказал он нежно. – В моем сердце ты всегда будешь только моей. – Притянув ее к себе, он коснулся губами ее рта, раздвинул языком зубы, проник внутрь, коснулся нёба. Кэтрин запустила пальцы в его полосы и качнулась ему навстречу, чувствуя, как движется в ней его твердая плоть. Она металась, стонала, обхватив его шею, пока он, придерживая ее за бедра, вновь и вновь входил в нее.
Через несколько минут она взметнулась за грань сознания, в блистающий мир с алмазными звездами, мир безграничной радости.
Доминик последовал за ней в этот мир, выбросив в нее семя. Кэтрин вдруг поняла, что страстно хочет одного: чтобы семя его дало в ней росток, чтобы ребенок, которого она родит, был бы от него, а не от кого-то другого.
Кэтрин не замечала, что плачет, пока Доминик не стал вытирать ее слезы.
– Не надо, – прошептал он. – Не плачь.
– Я не плачу, – ответила она. – Я никогда не плачу.
Доминик прижал ее к себе, баюкая как ребенка, а она, словно маленькая девочка, уткнулась носом в его плечо. Так они сидели в темноте, прижавшись друг к другу, мечтая о том, чтобы эти последние мгновения никогда не кончались. Между тем ночь вступала в свои права: где-то ухнула сова, в пруду заквакали лягушки, застрекотали кузнечики. Прощальные аккорды оркестра напомнили им о том, что их время заканчивается.
– Если бы я мог, я женился бы на тебе, – шептал ей на ухо Доминик. – Но я не могу.
Кэтрин ничего не сказала.
– Я обещал своей матери. Я поклялся себе самому. Я не дам ему победить.
Кэтрин молча встала с его колен и поправила юбки.
– Это не значит, что мне нет до тебя дела.
Кэтрин пристально посмотрела на него, увидела муку в черных прекрасных глазах и прижала к груди его голову.
– Делай то, что велит тебе долг.
– Кэтрин…
– Мне пора. Будем считать, что нам это приснилось.
Доминик вздрогнул. Да, впереди много ночей, много снов, в которых она будет звать его и никогда не сможет дозваться. Впереди одиночество. И пустота.
– Мой брак с Литчфилдом поможет решить… непредвиденные проблемы, – с напускной легкостью заявила Кэтрин. – Так что насчет этого можешь не волноваться.
Как он хотел бы сейчас получить нож в спину!
– Он сделал предложение?
– Пока нет, но скоро сделает.
– Могла бы подыскать мужа получше. Желающих вполне хватает.
– У тебя кто-то есть на примете? – с сарказмом поинтересовалась Кэтрин. – Может, Стоунлей? Он ведь твой друг. Можешь предложить ему?
Стоунлей в постели Кэтрин. Доминику стало противно.
– Рэйн едва ли предоставил бы тебе больше свободы, чем я. Возможно, Литчфилд – действительно лучшая партия. Как только ты родишь ему сына, он окружит себя любовницами – если это то, чего ты хочешь.
– Именно этого я и хочу, – сказала Кэтрин.
– Возможно, после того, как ты выйдешь замуж, нам будет проще…
Целый год Литчфилд будет наслаждаться прелестями жены. У Доминика судорогой свело мышцы.
– Возможно, – эхом откликнулась Кэтрин, но Доминик знал, что она никогда не согласится стать его любовницей. Она останется верна мужу до конца своих дней. И не важно, будет ли она любить этого Литчфилда или нет. Но к Доминику Кэтрин не вернется никогда.
– Тебе лучше идти, пока тебя не хватились.
– Да.
– Я обещал Мэйфилду, что поеду с ним на охоту, поэтому уехать раньше завтрашнего вечера не могу. Обещаю, что не встану у тебя на пути.
– Так будет лучше.
Кэтрин поцеловала его в щеку. Никогда прощание не было столь тягостным.
– До свидания, мой цыганский любовник. Я никогда тебя не забуду.
Кэтрин повернулась, но Доминик поймал ее за руку.
– Кэтрин…
– Не надо, прошу тебя.
С этими словами она побежала вниз по тропинке. Доминик смотрел ей вслед. Сердце его разрывалось. Она нужна была ему, но он не мог взять ее, не мог, если хотел оставаться мужчиной в собственных глазах.
Доминик сидел, глядя в пустоту. В душе бушевала буря. Он разрывался между любовью, чувством вины и чувством долга. Он не может нарушить клятву, но он безумно любит Кэтрин! «Кэтрин, – думал он, – зачем я только тебя встретил! Если бы все было по-другому. Если бы ты была другой».
Но она не была другой. Страстная красавица, но решительная и несгибаемая. Женщина, которую он уважал, желал сильнее всех других, женщина, которой он не мог обладать.
