Артем Веселый - Гуляй Волга
Изыркул рассказал: «С братом плыли вверх по Конде, а собака бежала берегом. Залаяла. Выхожу на берег с веслом. Медведь из осоки вышел на меня. Схватил медведя за обе щеки и бросил его на землю, сел на медведя верхом и кричу брату: «Прижал медведя, выкинь мне на берег топор или нож». Брат был раньше дран медведем, кричит: «Бросай, иди в лодку». А я говорю: «Нож или топор дай, подай, сам близко не подходи, коли боишься». Медведь поддел ногтем и перервал у меня жилу на руке и другую руку до кости надкусил. Тут я наступил ногою зверю на горло, и он закусил ногу мою и стал жевать. Тут я лягнул его другой ногою под сердце – медведь разинул рот, я вынул ногу. С кровью истекла моя сила, упал на медведя и говорю: «Ешь меня». А медведь – готов, сдох. Шатаюсь, иду в лодку. В лодке хочу взять нож и зарезать брата, рука не держит ножа, говорю: «Ты выдал меня медведю, если я мог бы сжать в руке нож – зарезал бы тебя. Вези меня домой». Брат молчал и трясся от страху. Приплыли к себе. Отец и жена положили меня на шубу и вынесли на берег. Год я пролежал в чуме. Осенью начал немного похаживать. Вечером стал сучить заячий силок и говорю сам с собой: «Ты, медведь, не лезь ко мне, и я к тебе не полезу». Утром пошел силки ставить, топор за поясом. Опять медведь вышел. Тюкнул я его в полсилы и убил сразу, глаза вывались вон. С радости затесал я на сосне медвежью морду».
Чаинский охотник Изыркул и чулымский охотник Курманай отдохнули и пошли каждый в свою сторону.
Киргизская
Караванщик по имени Юсуп был захвачен в пути непогодою и остановился ночевать в пустынном месте. К огню подошла красивая молодая девушка. Юсуп спросил: «Кто ты?» Она [185/186] отвечала: «Собирала дрова в лесу, мой аул, забыв обо мне, откочевал». После этого караванщик сказал ей: «Если так, то поедем со мной и завтра нагоним твой аул, а пока садись со мной ужинать». Она, не показывая пальцев, взяла кусок жирной баранины рукавом и стала есть. Когда наступило время ложиться спать, девка, блеснув зеленым глазом и не сказав ни слова, ушла. Юсуп догадался, что к нему приходил черт жез-тырнак (медные когти). Около полупотухшего костра он накрыл своей шубою пенек, а сам вывернул с корнем молодое деревцо и притаился за кустом. В полночь черт вернулся и пронзил своими когтями пень, покрытый шубой. Караванщик подкрался и жахнул черта по башке, из того дух вон, только смрад пошел. Потом распластал черта чаканом, из утробы чертовой высыпалось много золота, но оно было так горячо, что под ним дымилась земля. Юсуп дождался, пока золото остыло, насыпал в чувалы и вернулся к своему народу богачом.
Татарская
В Астрахани у одного мурзы служил в конюхах плутоватый малый по имени Мамет. Он воровал у скота корм и прогуливал деньги в притонах. С животными он обращался жестоко и не жалел ни кнутов, ни палок. Однажды выведенный из терпенья осел, которому попадало больше других, вызвался проучить Мамета. Было известно, что в болоте невдалеке от города водятся черти. Идти туда всяк боялся. Из всей конюшни вызвался осел, так как издавна известно, что осел, козел да черный кот – чертячьи выродки. Мимо того места поздно ночью из кабака возвращался Мамет. Услыхал визг, смех и мяуканье – пробормотал молитву, черти отлетели. Идет дальше, видит, ползут за ним змеи и шипят. Мамет святым словом снова отогнал нечистую силу. Черти разлились перед ним и обратились в скользкий лед. Конюх ступил на лед и поскользнулся: «Ах!» – и не успел закрыть рта, как старшой лягнул его в скулу копытом, так он и остался с раскрытым ртом, не мог произнести ни одного божественного слова. Набольший, размотав Мамета за ногу, метнул его по льду, и он летел по льду до самой болотной пучины, где и утонул. Осла сожрали волки, когда он возвращался восвояси, но остальные скоты зажили счастливо при новом конюхе. [186/187]
Литературные шутки
Что и как писали об Ярмаке
Плавильщиков П. Ермак, покоритель Сибири. Трагедия. Москва. 1806 г. Представлена в первый раз на Петровском театре, 1803 г. февраля 13 дня, причем Ермака играл сам автор.
Монологи Ярмака:
Я разбойник, но не бунтовщик. Чту добродетель превыше всего. Умерщвлял ли я кого-нибудь, кроме сих пиявиц иностранных, которые, подобно саранче, бегут поядать цветущее отечество наше?
Мои казаки покоятся сладким сном, а повелитель их не спит: он не спит для того, чтобы доставить им совершенный покой... Вот плоды начальствования. Повелевать гораздо труднее, нежели повиноваться. Но до сих пор бремя власти меня не отягчало...
Боже всемогущий, тебе открыты все помышления людей... Ты видишь мои намерения... Очернены ли они хотя тенью порока? Не алчность к пролитию крови человеческой влекла меня сюда; я не искал суетной славы победителя; я ищу прославить твое имя и имя государя... Ермак, Ермак, обрати мысль свою к богу! Нет под солнцем ничего, что укрылось бы от промысла всевышнего. Может быть, побитием татар господь захотел очистить оскверненную идольскими жертвами землю? Боже всемогущий! Ты оправдал над нами царствовать великого царя России. Прославь имя его в сем хладном краю света; да покоренные народы приведет он к познанию веры православной и да согреет блаженство его державы замерзлую сибирскую природу.
Палимая огнем войны душа моя алчет прохлады в любви. Любовь, любовь... Разве может быть закрыто мое сердце к ее [187/188] ощущениям? Это чистое, верховное блаженство, которое служит наградою добродетели. Несчастная пленница... Кто она? Она... ах! она владычица души и сердца моего... Верить ли слуху моему? Любовь... Ермак, ты любим! О, счастие! Ты превышаешь ожидание мое! Счастье! ты играешь участью людей! Будь ко мне милосердно, подай мне мир. Пусть вместо гибельной брани любовь утвердит мою славу!.. Она лишилась чувств! Она бездыханна! Боже, возьми мою жизнь, только оживи мне ее... Мне никто не внемлет... В ней я лишился всего... Мои победы мне несносны. Ах, на то ли, жизнь, ты вырвала меня из челюстей смерти? Лейтесь, лейтесь, горестные слезы, вы прохлаждаете грудь мою...
Полевой Н. Ермак Тимофеевич, или Волга и Сибирь. Драма. С.-Петербург. 1845 г.
Кузьма (старый разбойник)
Эх, Волга-матушка, кормилица родная,
Раздольный путь с полночной стороны,
Не по тебе ли воля удалая
Во дни разгульной старины
На челноке ушкуйника Прокопа
Да на ладье донского казака
Водила русских молодцов далеко?..
Ярмак
Прощай, родимый край,
Прощай ты, Волга-матушка, река-царица,
Раздолье дикой юности моей.
Уж скоро час ударит – каждый шаг
Нас будет отделять от родины.
Кто знает, приведет ли бог опять
Увидеть вас, родимые места.
Так дайте ж надышаться мне в последний раз
Родимым воздухом. Мне дайте наглядеться
На небо, на воды, на божие созданье,
Наслушаться землячек-птичек,
Взять горсть земли родной и на груди
Здесь сохранить ее, как мать родную, и, когда
В чужой земле мне будут рыть могилу,
Ты, горсть родной земли, прикроешь
Мой хладный труп, его согреешь ты!
Ярмак в Сибири
Друзья!
Мы ворвались в заветный лес, где от веков
Нечистые моленья приносились.
Здесь было требище богам поганым, [188/189]
Здесь кровь текла на жертву сатане!
Как пал кумир поганый, так падет
Неверие пред верой православной,
И просияют божья благодать и свет
Над областью Сибирской
На месте сем, где требище кумира
Зловонием окрестность заражало,
Поставим богу светлый храм,
И в нем кадила фимиам,
При пении согласном ликов.
Ты близок, близок день желанный,
Когда, во имя бога и царя России,
С главы сибирского царя спадет венец.
