Дмитрий Дейч - Прелюдии и фантазии
Иногда он позволяет проглоченным навестить родных и близких, оставшихся на суше, и тогда ушедшие являются нам во сне. Довольно часто, однако, по вине нерадивых подводных чиновников случается путаница, и тогда мы видим ночью совершенно посторонних людей, которые праздно проводят часы в наших комнатах, не зная, как и зачем тут очутились.
По сей день в приморских деревушках матери на сон грядущий поют детям колыбельную, написанную рыбаком-поэтом в честь девушки, живущей в чреве Кум По и однажды явившейся ему во сне. Легенда повествует, что рыбак окончил эту песню в девятнадцатый день луны, и вечером того же дня последний раз вышел в море, чтобы воссоединиться с возлюбленной.
***
Ю Пэн принёс с Запада свиток с именами ста двадцати бессмертных. Одноногий Гао спросил его: «Есть ли в вашем списке имена облаков, гор и рек?» Ю Пэн ответил: «Нет, тут всего лишь одно имя и сто двадцать способов его начертания».
***
У Лян сказал Господину Порожнее Облако: «В молодости я был уверен в том, что Луна висит над самой землёй: стоит отыскать крепкую лестницу, и я сумею снять Луну с насеста, завернуть в платок и принести домой в подарок моей старой больной матушке».
«Что же изменилось с тех пор?» — спросил Господин Порожнее Облако.
«Матушка покинула этот мир, и мне больше нет никакого дела до Луны».
«Какая печальная история! — воскликнул Господин Порожнее Облако. — Жаль, что мы не встретились раньше.
Каждое утро я снимаю Луну с насеста, заворачиваю в платок и кладу под подушку. Знать бы, что вы нуждаетесь в этом куске светящейся глины, и я, конечно, отдал бы её вам».
«Если бы это случилось, я не знал бы, как благодарить вас!» — растроганно прошептал У Лян.
«Когда мне исполнилось двенадцать лет, — сказал Господин Порожнее Облако, — я мечтал о том, чтобы хоть раз в жизни омыть ноги в Красном Море. Но — прошло время, и я позабыл об этом. Семнадцати лет от роду я страстно хотел жениться на девушке по имени Розовые Щёчки, наблюдая за ней издалека, но, стоило познакомиться поближе и услышать её голос, я передумал и немедленно расторг помолвку. В тридцать два я был удостоен чести изучать внутреннюю алхимию у наставника школы Колеблющихся Зеркал и прилагал все усилия, чтобы преуспеть в выплавлении металлов и составлении снадобий. Но теперь понимаю, что единственная алхимическая печь, в которой нуждался все эти годы — моё собственное тело, а истинные ртуть и серебро находятся внутри меня самого.
Месяц назад мне минуло сто двадцать лет, единственное, чего мне до сих пор хочется, ещё сильнее, чем прежде — найти маленький стеклянный шарик, который я обронил как-то, будучи пятилетним мальчишкой».
***
Дева Нефритового Предела спросила Янь Хэ: «Всем известно, что вы умеете летать подобно аисту или утке, по утрам взмываете в небо и способны провести целый день, ни разу не коснувшись земли. Как вам удалось этому научиться, уважаемый?» «Что вы, госпожа! Откуда у меня такие умения? — удивился Янь Хэ. — Сызмальства я изучал искусство прыжков и преуспел в этом, но для того, чтобы летать подобно птице, моей сноровки недостаточно». «Но ведь я и сама видела, как вы поднимались в воздух и парили в облаках, словно позабыв о том, что вам, как и прочим людям, назначено от рождения ходить по земле!» «Иногда мне в самом деле удаётся прыгнуть высоко, и людям может показаться, что я летаю. Им невдомёк, что хороший прыжок изначально не имеет направления и потому может длиться сколько угодно: главное — правильно оттолкнуться, а после — держаться подальше от земли».
***
Однажды духи воздуха Нара и Тарбу решили расколоть небесную скорлупу, чтобы взглянуть на то, что находится за её пределами. Оказавшись снаружи, они оторопели: Ни верха, ни низа! Ни правого, ни левого! Ни суши, ни моря! Ни земли, ни неба!
«Что же это за место? — в изумлении воскликнул Тарбу. — Глазу не на чем остановиться, ухо не слышит, нос не распознаёт запахи! Я словно младенец, едва покинувший материнскую утробу: чувства раздирают меня, но я не способен в них разобраться, не отличаю одно от другого, не понимаю, ни в чём не уверен, не вижу!»
Нара ответил: «Знаете ли вы, как выглядит желудок кита изнутри? Как устроено жерло вулкана? Как дышит рыба, вмерзающая в лёд? Мы попали туда, где мир ещё не создан, и каждая вещь пребывает в состоянии крайнего возбуждения, ожидая собственного воплощения».
***
Услышав издали, как Чжоу-гун играет на флейте, Полководец Сы сказал: «Этот флейтист мог бы возглавить армию и управился бы с командованием ничуть не хуже меня». Сунь Лин возразил: «Музыка не похожа на командование войсками. Когда со всех сторон раздаются воинственные крики, храбрейшие воины падают замертво. Когда стрелы так и норовят впиться в тело, не знаешь — проживёшь ли ещё мгновение или вот-вот присоединишься к тем, кто неподвижно лежит на поле брани. Нет, я не думаю, что в бою этот флейтист сумел бы сравниться с таким человеком, как вы». «Нужно его испытать», — ответил на это Полководец Сы и послал двух воинов, приказав им привести с собой Чжоу-гуна.
Прошло время. Когда стало ясно, что посланцев что-то задержало, Полководец Сы отправил ещё четверых. Но и те не вернулись.
Тогда, заинтригованный, он пошёл к музыканту сам.
Вежливо поклонившись флейтисту, Полководец Сы спросил, не появлялись ли поблизости императорские солдаты?
Тот ответил, что солдат не видел, но какие-то несчастные всё же побывали здесь, и он их всех отправил — каждого по своей надобности. «Сперва пришли двое: сын кузнеца из провинции Цинь, у которого умерла мать, а он, бедолага, даже не знал об этом, и ещё один влюблённый юноша, которого я отпустил к его возлюбленной. Затем пришли четверо, эти были в худшем состоянии, чем первые два. Я их всех отпустил».
Полководец Сы сказал: «Всё это время я слышал звук флейты, он не прекращался ни на минуту. Как же вам удалось говорить с ними и одновременно играть на флейте?» Чжоу-гун ответил: «Я не говорил с ними. Я только играл».
***
Ли Ю спросил у Ван Гуна: «Знаете ли вы, что у Солнца есть братья и сёстры, а у Луны — мать и отец?»
«Если бы у Солнца были родственники, — ответил на это Ван Гун, — мы наверняка знали бы их имена. Если у Луны есть мать и отец, это означает, что у матери и отца Луны также есть родители, и, стало быть, Луна, как и мы, смертные, должна почитать предков и приносить им жертвы. Разве кто-нибудь из людей видел, как Луна и Солнце приносят жертвы?»
«Ну разумеется, они приносят жертвы, — сказал Ли Ю. — Полнолуние — жертва, и безлунная ночь — жертва, солнечный день — жертва, восход и закат — жертва. Светила, как и мы с вами, поклоняются духам предков. Если бы не это, настала бы вечная ночь, ни один луч света не мог бы проникнуть сквозь Небесную Твердь, чтобы осветить наши жилища».
Ван Гун задумался об этом и на следующее утро попросил Солнце, чтобы то позволило ему увидеть братьев и сестёр. Солнце сказало: «Увидеть моих братьев и сестёр можно лишь раз в жизни. Готовы ли вы умереть ради этого?»
Ван Гун ответил: «Говорят, жизнь — всего лишь бородавка на теле смерти. На что она человеку, если тот не знает, как выглядят братья и сёстры Солнца? Если мне суждено умереть, пусть я умру!»
«Это легко устроить», — сказало Солнце, и Ван Гун немедленно оказался в Стране Танцующих Солнц.
В этой стране все до единого жители были Солнцами, животные, растения и даже придорожные камни были Солнцами. Они самым любезным образом встретили Ван Гуна и принялись расспрашивать о Поднебесной и её обитателях. В беседах и увеселениях прошло немало времени, столько, что Ван Гун совершенно потерял ему счёт. И вот однажды обитатели Страны Танцующих Солнц с грустью объявили, что пора возвращаться.
«Ну что же, — ответил Ван Гун, — я прекрасно провёл остаток жизни, теперь и умереть не жалко».
Едва он это произнёс, как очутился в Стране Мертвых и предстал перед Ян-Ло.
«Почему вы здесь?» — спросил Ян-Ло.
«Я принёс жертву, и она оказалась смертельной», — ответил Ван Гун.
«Все жертвы смертельны, — сказал Ян Ло, — но все они смертельны в разной степени. Есть те, что убивают сразу, и есть те, что убивают постепенно. Вашей жертвы вполне достаточно, чтобы умереть. Тем не менее, нужно с этим подождать. Дело в том, что пребывание в Стране Танцующих Солнц наделяет человека солнечной пневмой в таком количестве, которого довольно, чтобы прожить двести восемнадцать лет, три месяца и ещё двадцать четыре дня. Вы уж простите, но не в моих силах оборвать вашу жизнь до истечения этого срока».
«Ничего не поделаешь, — ответил на это Ван Гун, — вы настолько любезны, что я бы с удовольствием здесь остался, но, как видно, придётся потерпеть. Остаётся надеяться, что этого времени мне хватит, чтобы прояснить родословную Луны».
