Карина Тихонова - Не родись красивой, или Точка опоры
Домоправительница посмотрела на меня и сочла нужным пояснить:
– Мне не ее, мне Максима Леонидовича жалко. Такой мужик золотой, и никакой жизни! Пускай хоть этот позор мимо него пройдет. Вот я и стерла.
– Он приходил не к Элле, – сказала я медленно. – Он перерыл мою комнату.
– Это я потом поняла, – ответила Марья Гавриловна.
– А что он там искал, знает?
Она повесила голову и тихо ответила:
– Догадываюсь.
– Элла знала?
– Думаю, что нет.
Я кивнула. Встала с диванчика и сказала:
– Пойду к главврачу. Максим велел расплатиться за максимально возможные услуги. Если можно поправить Женю за границей, то он готов и это оплатить.
По щеке домоправительницы поползла одинокая слеза.
– Спасибо ему скажите, – тихо произнесла она, возвращаясь к вежливому «вы».
– Скажу.
Марья Гавриловна подняла на меня взгляд.
– Вы ему передадите? – спросила она, намекая на наш разговор.
– И не собираюсь! – ответила я. – А вы подумайте, не стоит ли все рассказать. Только Максиму Леонидовичу, разумеется.
– Вы правы, – ответила Марья Гавриловна обычным пресным тоном. – Я подумаю.
– Удачи, – пожелала я.
Повернулась к ней спиной, и тут мне в затылок, как пуля, ударил вопрос:
– Кто вы, Анна?
Я немного помедлила, прежде чем ответить.
Сказать правду?
Рано.
Соврать?
Не получится.
Поэтому пришлось выбрать среднее арифметическое.
– Я вам потом расскажу, – ответила я, не оборачиваясь.
И зашагала к кабинету главврача.
Что ж, одной нестыковкой стало меньше.
Так я думала по дороге домой. До тех пор, пока мой взгляд не наткнулся на книгу, лежавшую между передними сиденьями.
Джером К. Джером. «Трое в лодке, не считая собаки».
– Что это? – спросила я Толика. Повертела книжку в руках и переспросила:
– Это Элла Сергеевна забыла?
Толик бросил на меня обычный глуповатый взгляд. Только сейчас в нем мелькнула скрытая настороженность.
– Нет, – ответил он беспечно. – Это я читаю.
Я так поразилась, что откинулась на сиденье.
– Вы?!
Оглядела глуповато-добродушную физиономию шофера, его огромные, трепещущие на ветру уши и уточнила еще раз:
– Вы читаете Джерома?
– Ага! – подтвердил Толик. – А что такого?
Я поперхнулась.
– Да нет, ничего… И как? Нравится?
– Прикольно, – подтвердил шофер безмятежно. – Можно поржать… то есть. Посмеяться, – поспешно поправился он.
Я молча кивнула.
Не скажу, что эта книга из серии интеллектуального чтива. Но английский юмор, как и вся английская литература, независимо от жанра, требуют некоторой предварительной подготовки для восприятия.
Английский юмор вообще явление яркое и специфичное.
Дело в том, что англичане не шутят. Они подают шутку совершенно серьезно, и соль состоит именно в контрасте реальной ситуации с вымыслом. То есть, смешное находится посредине, между правдой и выдумкой.
Такое своеобразное проявление национального менталитета.
Можно понимать английский юмор, но не считать его смешным.
Например, Ирка.
Я чуть живьем в землю не закопалась, пытаясь объяснить ей смешные места у Джерома!
– Что тут смешного? – говорила Ирка после моей многословной лекции. – Не вижу!
И я скрежетала зубами.
Например, следующая забавная фраза: «У Джорджа есть двоюродный брат, который в полицейских протоколах обычно значится студентом-медиком».
У меня она вызывает приступ смеха всякий раз, когда я перечитываю роман.
Ирка меня в упор не понимает.
– И что? – спрашивает она. – В чем юмор?
– Да ты послушай, – втолковываю я, – «обычно значится в протоколах студентом-медиком»!
– Ну, понимаю, – говорит Ирка. – Значит, он часто попадает в полицию. И там его, естественно, спрашивают, где он работает или учится… Что смешного? Мелкий хулиган!
– Да, – зверея, объясняю я. – Но ничего такого Джером о нем не говорит! Он просто замечает, что брат «обычно значится…»
– …«студентом-медиком», – договаривает Ирка. – И что смешного?
– Вдумайся! – втолковываю я. – Какая емкая характеристика! И это притом, что про человека ничего плохого вроде бы не сказали…
– Это я понимаю, – отвечает Ирка. – Я не понимаю, над чем тут смеяться.
И через полчаса мне самой начинает казаться, что ничего смешного в этом романе нет.
При этом я должна заметить, что Ирка человек в высшей степени начитанный и интеллектуальный. Но у нее отсутствует какая-то извилина в мозгу, отвечающая за восприятие английского юмора.
А у глуповатого Толика эта извилина присутствует.
Очень странно.
* * *
Приехав домой, я нашла Максима и добросовестно передала ему все, что узнала от врача.
Новости сводились к одному-единственному слову:
– Посмотрим!
– Понимаешь, – объясняла я, – не ясно, что с девочкой будет, когда она из шока выйдет. Иногда человек поправляется самостоятельно, а иногда никакими заграничными лечебницами уже не поможешь. Нужно ждать. Сделать пока ничего нельзя. Ее мозг сейчас пытается справиться самостоятельно, поэтому огораживает себя от внешнего мира. От новых потрясений.
– Понятно, – ответил Максим. Его лицо было хмурым.
– Слушай, Макс…
Он поднял на меня вопросительный взгляд.
– Да?
– Что ты знаешь про Толика?
– Про Толика? – искренне удивился Максим. – А почему ты спрашиваешь?
– Сама не знаю, – ответила я. – Просто мне показалось странным, что он читает Джерома.
– Толик читает Джерома? – поразился Максим. – Не может быть!
– Вот и я говорю: странно, – поддержала я.
– Толик мне казался славным, но… как бы сказать…
– Недалеким, – подсказала я.
– Да, пожалуй… Не семи пядей во лбу, и меня это устраивало. Зачем мне водитель-интеллектуал?
– А справки о нем ты наводил, когда на работу принимал?
– А как же!
Макс быстро порылся в столе.
– Вот!
Он достал папку с личным делом Толика. Открыл ее и вытащил анкету.
– Двадцать пять лет… Водит машину с восемнадцати лет… Никаких проколов, абсолютно чистая анкета… Образование среднее, то есть, школа. После школы работал грузчиком в магазине…
Максим еще раз пробежал анкету глазами. Пожал плечами и сказал:
– Все!
– Грузчиком? – переспросила я задумчиво. – Странно…
– Что странно?
– Странно, что после школы он пошел работать грузчиком. Имея водительские права. Почему не пошел в таксисты? Машина у него есть?
– Есть, – ответил ошарашенный Максим. – Старая «Нива»…
– Мог бы бомбить самостоятельно… А он грузчиком работает.
Я побарабанила пальцами по столу и повторила:
– Странно.
Максим взялся рукой за голову.
– Ты хочешь сказать…
– Я пока ничего не хочу сказать, – перебила я. – Он ведь не один год у тебя работает?
– Полтора.
– Вот видишь! За полтора года ничего криминального. Это довод в его пользу.
– Пожалуй, – согласился Максим.
– А вот роман Джерома – это довод против него. Не стыкуется эта книга с образом глуповатого водилы, который он лепит.
– Пожалуй, – поддержал Максим убитым голосом.
– Не будем делать выводы заранее! – призвала я. – Разузнай сначала.
– Сегодня же и займусь, – пообещал Максим с ожесточением.
– Почему такая спешка?
– Потому, что он возит мою жену и моего ребенка! – ответил Максим с напором.
И выскочил из кабинета.
Все, держитесь враги. Если что, мало не покажется.
Вечером ко мне в комнату пришла Элла. Вообще-то, она меня днем избегала. Сама не знаю почему.
– Как дела? – спросила Элла, беспечно перебирая кремы на моем туалетном столике.
– Нормально, – ответила я.
– Как съездила?
– Нормально, – повторила я. Хотела спросить в свою очередь, почему Элла отказалась ехать в больницу. Но посмотрела на напряженное лицо приятельницы и передумала.
– Марью Гавриловну видела? – продолжала Элла свой странный вопрос.
– Видела.
– Что она тебе сказала?
Я немного помолчала. Так. Мухи должны быть отдельно, а котлеты отдельно.
– Что ты имеешь в виду?
Элла отодвинула от себя баночку с кремом и посмотрела на мне прямо в лицо. Ее глаза лихорадочно сияли. И вообще, она была ужасно красивая. Только красота эта была… не знаю, как сказать…
Безрадостная. Нездоровая.
– Это Стефан? – спросила Элла напрямик, в точности повторив мой вопрос Марье Гавриловне.
Я притворилась удивленной:
– В смысле?
– Отец Жениного ребенка Стефан?
Увильнуть было невозможно, но я попыталась:
– Спроси у Марьи Гавриловны…
– Нет, – отказалась Элла. – Я ей в глаза посмотреть не смогу. Ответь сама. Стефан?
– Да, – ответила я.
Элла захлебнулась сокрушительной новостью. Мне кажется, что она была к ней готова, но все равно новость ее ошеломила.
