АРНОЛЬД КАШТАНОВ - Хакер Астарты
– А что ты мне говорил вчера?
Я сразу понял, о чем она. Притворился непонимающим:
– О чем?
– Ну… ты сказал, мне понравится.
– Тебе понравится?.. О чем же это я говорил…
– Мы куда-то поедем.
– А! Ну да! Уверен, что тебе понравится.
– Куда?
– Пока не скажу. Сюрприз. Если я сказал, что понравится, значит понравится.
Давно не видел на ее лице такой многозначительной улыбки. Она понимала! И в то же время она не давала себе осознать, что понимает.
– Ты что-то опять задумал.
“Опять” означало некоторый мой авантюризм, ухарство. Она так обо мне думала. Я уклончиво ответил:
– Мне здесь не очень нравится.
– Почему?
– А тебе нравится?
– Да. Вполне. Может быть, не поедем?
Она все поняла, это было уже несомненно. Не понятно было только, что такое “понимание”. Психиатры умели объяснить, но, показалось мне, упустили какой-то важный оттенок. Для них этот оттенок не имел значения.
Когда возвращались в палату, Таня крикнула со своего поста, что меня хочет видеть Роза, старшая медсестра отделения, куда должны были перевести Дулю. После обеда я отправился. Отделение помещалось в тупичке у забора, такой же двухэтажный корпус и лужайка с газонами перед входом. За дверью начинался длинный коридор с открытыми дверьми палат, а прямо напротив – столовая с квадратными столиками. Санитарка собирала грязные тарелки, сбрасывая в бак остатки еды. Старики продолжали сидеть. Некоторые женщины были в платьях, кто-то и с накрашенными губами, большинство же лиц было серыми и унылыми, а одежда – больничными пижамами. Я привлек внимание – новые люди, наверно, появлялись нечасто.
Роза возникла внезапно, на ходу решая несколько дел сразу. К ней ринулись с вопросами несколько стариков, она кому-то отвечала, кого-то шуганула, – российская деловая тетка, дородная и подвижная, с тихой спокойной речью. Я сказал, что я муж Фариды. Роза испытующе посмотрела:
– Фарида в самом деле самостоятельна?
– Я, собственно, хотел бы вам сказать…
– Она ходит сама?
Пришлось отвечать на вопросы.
– Ходит, но держится за руку. В сущности, это только страховка, она ходит сама.
– Ложку и вилку держит сама?
– Я прошу прощения, сначала я должен… да, сама, разумеется.
Роза продолжала щуриться. Наверно, ее уже обманывали, подсовывая беспомощных. Решила поверить:
– Идемте, покажу место.
Я, наконец, получил возможность сказать, что забираю Дулю домой.
Ничем не выражая своего отношения, она быстро предупредила:
– Учтите, код вы потеряете.
– Но если окажется, что она не сможет дома…
– Вы потеряете код, а новый сможете получить не раньше, чем через полгода. Будете все заново оформлять. И неизвестно, получите ли.
– А куда же тогда? В больнице держат неделю, а лечение лепонексом – восемнадцать недель.
– Это не моя проблема.
Запнувшись, я сказал:
– Да, я понимаю.
Она заметила запинку:
– Вы можете взять на день-два. У нас отпускают на субботы. Разумеется, тот, кто берет, расписывается об ответственности.
Идея понравилась:
– А могу на весь Песах?
– Это сколько получается дней? Девять? – Снова посмотрела испытующе и решила: – Ну ладно.
– Начиная с завтрашнего дня.
– Хорошо. Утром приведете, мы поговорим. Учтите: если на один день опоздаете, я ее не приму. Идемте, покажу кровать.
– Да зачем…
– Идемте, идемте. Ей освободили одно из лучших мест, – сказала она, по-прежнему не выражая отношения. – Палата на двоих.
Миновав две раскрытые двери, Роза остановилась у третьей:
– Это здесь.
Этого я никогда не забуду. Я увидел кровать и в ней, за поднятым ограждением, как в клетке, шевелящийся скелет в блеклой пижаме. Опираясь спиной на подушку и подняв колени, худющая старуха, не обращая на нас внимания, сосредоточенно теребила одеяло. Острый профиль и длинные серо-седые волосы, падающие на лицо и плечи, напомнили иллюстрацию к какой-то страшной сказке.
Вторая кровать стояла у двери. Видно было только изножие с заправленным одеялом. В отличие от палат у Эллы, в этой не было занавески, разделяющей комнату.
Роза даже не интересовалась впечатлением. Не сомневалась, что хорошее. Я вернулся к Дуле.
– Где ты был? – На этот раз взгляд был пытливым.
Отвечая, старался не врать без нужды:
– Мне показывали твое новое место.
– Что за место?
– Мне не понравилось. Завтра сама увидишь, но мы там жить не будем. Я тебе покажу другое, получше.
К моему удивлению, она не взволновалась. Наоборот, успокоилась и взбодрилась. Долго не могла заснуть. Старательно закрывала глаза и говорила, чтобы я уходил, а через несколько минут открывала и виновато улыбалась, увидев меня на месте. На Раиной кровати лежала новая старушка, мы ее толком не видели – занавеска была задернута. Позвонила Марина, сказала, что едет забрать меня домой.
Что-то ее задержало, и приехала, когда Дуля уже спала, а я ждал на скамейке перед входом.
– Поедем.
– Должна же я на маму посмотреть.
Вернувшись, повела к машине и на ходу сообщила:
– Я нашла ходы к главному врачу “Мальбена”. Он сделает маме отдельную палату.
Мы уже садились. Я сказал:
– Марина, я завтра забираю маму домой.
Она не ответила. Только движения стали резче – рывком подала назад, развернулась на скорости, будто опаздывала. Ехать нам было пять минут. Это автобусами получалось долго, через центр города, а напрямик выходило рядом. Ночная дорога была почти пустой. Минуты через две Марина справилась с собой и спокойно сказала:
– Я завтра не могу отпроситься.
Я обрадовался:
– Нет проблемы, закажем такси.
– Куда ж ты ее привезешь? У тебя бардак, накурено.
Вместо ответа я сказал, скрывая злорадство:
– Гера уехал. Отлично устроил все дела с Раей.
– Да? – рассеянно сказала она и ни о чем не спросила. Гера ее уже не интересовал.
У Марины были гости (оставляла их, чтобы привезти меня), а дети смотрели телевизор у нас наверху. Я сказал, что завтра привезу бабушку. Гай бросился на шею. Нина вяло заметила:
– Мама считает, это неправильно.
– И ты можешь вообразить, что бабушки никогда здесь не будет?
– Не знаю. Мама так сказала. Мы тебе мешаем?
Марина принесла поднос с закусками:
– Поешь по-человечески.
Тут же набросилась на детей:
– Дедушке отдыхать надо! Ну-ка в спальни .
Я понял, что сегодня уже не смогу заняться уборкой. Поставил будильник на пять, принял снотворное и вспомнил, что забыл обдумать, как приделать к двуспальной кровати ограждение. Проснулся среди ночи и сменил постельное белье, распихал вещи, вымыл посуду и полы. В восемь утра вошел в палату Дули. Она лежала поперек кровати, воевала с ограждением и, расплывшись в улыбке, сказала:
– Ты приходишь в последнюю минуту! Откуда ты знаешь?
Опять ей снились убийцы.
– Все нормально?
Это не я ее спросил, а она меня. И ждала ответа.
– Дуля, все отлично.
– Никто за тобой…
– Что?
– Никто тебе… ну в общем, слава Богу, я так. Где ты был?
Пришло время правды. Тянуть дольше было уже нельзя.
– Дома, – небрежно сказал я, опуская ограждение и снимая ее с кровати, чтобы ноги попали прямо в подставленные кроссовки. – Где я всегда ночую? Дома. Спал на нашей с тобой кровати.
– А, ну да.
Лицо оставалось недоуменным.
В коридоре шуршали коляски – свозили на завтрак в столовую. Отделение обновилось за это время, из старожилов оставались лишь мы и Владлен. Зина не появлялась, и Владлена кормила Таня-вторая, опытная и неторопливая санитарка. Задумавшись о своем или задремывая, иногда забывала сунуть ложку, и он так и сидел с открытым ртом. Может быть, Зина была права, и он все понимал?
Она, появившись, пролетела к мужу через всю столовую. В новеньком светлом плащике и косыночке на шее. Вот и событие в здешней жизни: косыночка, плащик. Взгляды Тани-первой, въезжающей в это время со столиком шприцев и лекарств, взгляды снующих санитарок и некоторых больных ревниво проследили за косыночкой. Зина подтянула стул к мужу, села и как бы подставила свое лицо для поцелуя. На секунду-другую замерла и деловито затараторила:
– У тебя он всегда ест, у меня капризничает. Я опоздала, извини, Бога ради…
– С обновочкой, – подъехала Таня-первая со своим столиком. – Кто подарил?
– Есть кому.
– Что же ты куришь с одним, косынки получаешь у другого…
От неожиданности я сунул ложку мимо рта Дули, она вскрикнула. Женщины на нас не взглянули. Мы их предавали, как здоровые предают больных, живые мертвых, а свободные заключенных. И они объединялись против предательства.
– Уметь надо, – держала тон Зина.
– Я все слышу, – сказал я.
Зина изобразила ужас: запечатала ладошкой смеющийся рот и вытаращила глаза. Таня-первая подъехала к нам, выдала тразодил и декенет, молча зафиксировала, как я спрятал в кулаке, чтобы выбросить, таблетку, и сказала:
