Admin - i 1cdedbafc07995a6
Подгоняемый неясным ужасом, Арт вдавливает педаль газа в пол. "Хаммер" мчится по просеке на Таганрогской, подпрыгивая на кочках.
-- А еще я кое-что слышу, -- продолжает Женя. -- Вы тоже скоро услышите.
Арт немного опускает стекла, мы все прислушиваемся.
Сначала ничего, кроме звука мотора и шуршания шин по асфальту. Потом...
-- Вот оно! -- вскрикивает Арт. -- Гудит!
Да. Больше всего это напоминает гудение пчелиного улья -- огромного, циклопического улья. Нечто похоже мы уже слышали -- в первую ночь эпидемии, когда весь город стоял на ушах. Но тогда звуки были немного иные, с примесью чего-то привычного, обыденного. С примесью...
...людских голосов. Живых голосов. Люди кричали, визжали, молили о помощи. Но они были, эти самые люди. То была песнь толпы. Умирающей -- может быть. Агонизирующей -- может быть. И все же в голосе той толпы чувствовалась жизнь.
Гул, который доносится до нас откуда-то спереди, лишен этих звонких ноток. Это мертвый однообразный поток, без каких-либо вкраплений. Как будто флотилия Боингов одновременно прогревает турбины.
-- Что это? -- спрашивает Виталик.
Мы все по привычке ждем ответа от Жени, но у того его нет. Он только пожимает плечами.
-- Прибавь, -- обращаюсь к Арту и неожиданно срываюсь на крик: -- Прибавь! Прибавь! Прибавь!
13:20
Мы так спешим, что едва не проезжаем дом Евы. Забитые досками окна в последнюю секунду замечает Женя. Кричит остановиться, и Арт дает по тормозам. Барабанит антиблокировочная система, "Хаммер" замирает посреди дороги.
Гул нарастает. Теперь его можно слышать, не напрягая слух. Мало-помалу однородное гудение обретает форму, разбивается на отдельные звуки: шипение проколотой шины, шкворчание жарящийся на сковородке картошки, дробный голос отбойного молотка. Десятков отбойных молотков. Сотен сковородок. Тысяч шин.
Неожиданно в ужасающей какофонии появляется, точно луч света в темном царстве, живой звук. Это визг -- пронзительный женский визг. И звучит он далеко от эпицентра инородного гудения, но близко к нам. Из Евиного дома.
-- Это они! -- Женя хватается за дверную ручку.
-- Погоди, -- говорю я. -- Подготовимся.
-- У них проблемы!
Ну, разумеется, у них проблемы. Разве может быть иначе.
-- И их проблем станут нашими, если не вооружимся. Так, я с Женей в дом. Витос, ты с нами. Арт, Михась, оставайтесь в машине. Если что, прикроете отступление.
В лихорадочной спешке достаем ружья, распределяем патроны, пристегиваем ножи.
Крик повторяется. На сей раз ему аккомпанирует второй. Из дома доносится какой-то грохот, словно кто-то пытается вышибить дверь.
-- Там "прокаженные"! -- Женя, не в силах больше ждать, открывает дверь.
Ну, разумеется, там "прокаженные"! Разве может быть иначе!
13:33
Я выхожу на улицу, и в лицо сразу бьет порыв сырого ветра. Вместе с ним ноздри наполняются неприятным резким запахом -- нечто среднее между муравьиной кислотой и алкогольной блевотиной. Значит, Женя не ошибся -- ядовитый циклон не ушел. А, может, пришел новый?
Думать над этим нет времени. Женя уже во весь опор мчится к дому. Витос за ним -- в одной руке "Ремингтон", в другой топорик.
Оббегаю машину и бросаюсь вдогонку. Гудение на улице настолько сильное, что я едва слышу собственные шаги. Теперь оно исходит как будто со всех сторон сразу, так что определить его источник совершенно невозможно. А значит, невозможно определить, откуда грозит опасность.
Ударом ноги Женя распахивает калитку и мы, один за другим, проникаем во двор. Недра дома сотрясаются под ударами чудовищной силы. Внутри визжат теперь безостановочно, лишь меняется тональность. Слов не разобрать, но смысл и так понятен.
С оружием наперевес, заходим в тамбур. Преодолеваем полутемный коридор и останавливаемся перед дверью в гостиную. За ней отчаянные звуки борьбы, крики, визг. И утробное рычание, которое ни с чем не спутать. Диалект "прокаженных".
-- На счет три, -- шепчу я. -- Раз. Два. Три!
13:35
Рывком распахиваем дверь и высыпаем в гостиную, размахивая ружьями во все стороны. Здесь еще темнее, чем в коридоре -- окна заколочены, свечи не горят. Примотанные к дулам фонарики помогают мало -- световые пятна прыгают по стенам в эпилептическом припадке, лишь ухудшая видимость. Я полностью дезориентирован, от страха подгибаются коленки. Указательный палец невольно соскальзывает на спусковой крючок -- еще секунда, и я начну палить.
Быстрее всех ситуацию оценивает Женя.
-- Сюда!
Мы следуем за ним в дальний конец комнаты. Здесь дверь в спальню, где мы провели позапрошлую ночь. Лучи фонарей высвечивают спины девушек, прильнувших к антресоли, которой они забаррикадировали дверь. Ева и Саша.
Первой нас замечает Ева. Оборачивается, и свет фонаря выбеливает пухлое лицо, словно висящее отдельно от тела. Девушка жмурится, прикрывает глаза ладонью.
-- Кто здесь...
-- Это мы.
Дверь дрожит под очередным ударом. Звенит стекло в антресоли.
-- Кто мы?
-- Ваши неблагодарные гости.
Лицо Евы вытягивается от изумления, она на секунду застывает в этой позе... потом отворачивается и снова налегает на антресоль. У нее за спиной замечаю подаренное нами ружье.
-- Помогите, что же вы!
Саша почти не реагирует на наше присутствие. Девушка в таком шоке, что не удивилась бы даже появлению Ивела Книвела в своей звездно-полосатой куртке верхом на байке.
-- Отойдите! -- кричит Женя, вскидывая дробовик. -- Сейчас мы их расстреляем через дверь.
-- Нет! Нет! -- рыдает Саша. -- Не стреляйте!
-- Да отойди ты! -- рычит Витос.
-- Нет, нельзя стрелять! -- срываясь на визг, объясняет Ева. -- Там Лилит...
13:40
Дверь содрогается под новыми ударами, антресоль ходит ходуном. Мы тратим время впустую.
-- Нужно уходить, -- говорю Еве. -- Если она там, ее уже не спасти.
Ева качает головой, по щекам катятся слезы. Она и сама не понимает, зачем держит эту дверь. Если она откроет ее и попытается войти, это будет означать смерть для нее и Саши. Если бросит ее и кинется бежать, это будет означать смерть для Лилит. И только пока она удерживает ее закрытой, Лилит, как кот Шредингера, ни жива, ни мертва.
Из спальни доносится акустическая версия песни мертвых -- той самой, что бушует во всем инструментале на улице. Я прислушиваюсь -- ни единой живой нотки.
Потому что Лилит мертва.
-- Ее больше нет! Ее загр`ызли! -- вопит Витос. -- Сваливаем отсюда!
-- Уходим, уходим! -- подгоняю я. -- На улице машина.
Саша с Евой рыдают в голос, мотают головами, отрицая реальность. Время тает.
Женя подтягивает к двери огромный доисторический диван, кривые ножки царапают дощатый пол. Ну и силища в нем... В одиночку эту дуру не сдвинуть ни мне, ни Витосу.
-- Отойдите, отойдите!
Отпихиваем девушек в сторону, и Женя придвигает диван вплотную к антресоли. Такая баррикада даст нам минуту-полторы.
-- Все, уходим! -- я хватаю Еву за предплечье.
-- Нет! Нет! -- она пытается высвободиться, но как-то вяло.
-- Дашка! Дашка-а-а! -- воет Саша.
-- Сваливаем отсюда! Быстро! Быстро! -- Витос толкает Сашу в спину.
Я тащу за собой Еву. Наше отступление прикрывает Женя.
В коридоре обе девушки, наконец, поддаются и идут сами. Дверь в тамбуре открыта. За ней нас встречает душный, пахнущий прогорклой блевотиной воздух. Пересекаем двор и выходим на улицу.
Кот Шредингера умирает.
13:52
Мы выбегаем на дорогу под первые, микроскопические капли дождя. Михась с Артом, точно пара часовых, охраняют машину с двух сторон. Организованно трамбуемся в салон, закрываем двери.
Шлеп. Шлеп. Шлеп.
По окнам "Хаммера" растягиваются тонкие дождевые слезы. Темная пленка на стеклах обесцвечивает их, и только через не тонированное лобовое я могу видеть их окрас.
Они розовые.
13:55
Мощный ливень запирает нас в машине, как мышей в клетке. Поток отравленной воды настолько плотный, что мы даже не решаемся включать вентиляцию. Окна моментально запотевают.
-- Трогай, -- говорю Арту.
Тот заводит мотор.
Смотрю назад. Пассажиры заднего сиденья -- как шпроты в банке. Михась, Витос, у них на коленях зареванные Ева с Сашей...
-- Где Женя?
Пауза, в течении которой все тупо таращатся на свободное место, предназначенное для брата. Не обнаружив его там, я смотрю в окно.
Женя стоит под дождем, без плаща, омываемый струями ядовитой жижи.
Шипение и грохот такие, что я скорее читаю по губам, нежели слышу:
-- Сидите здесь, я сейчас.
И, прежде чем кто-либо успевает хоть что-то сообразить, он разворачивается на каблуках и припускает к дому Евы.
13:57
-- СИДИ! КУДА! -- Арт хватает меня за шиворот.
Я вдруг понимаю, что одной рукой уже держусь за ручку двери, намереваясь открыть ее.