Евгений Красницкий - Сотник (Часть 1-2)
Никифор величественно стоял на носу передней ладьи в классической позе, сильно напоминавшей Мишке кадр из мультфильма «Аленький цветочек»: рука козырьком к глазам, на голове шапка, отороченная мехом, на плечах – лихо распахнутая, не смотря на ненастье, дорогая шуба. Рядом с ним столь же картинно и так же при полном параде возвышался кристально трезвый и торжественно-серьезный боярин Федор.
Само по себе появление Мишкиной рати, да еще вместе с княжеской четой, предвидеть все равно никто не мог, а потому на пристань подтянулись и стражники, ибо странная ладья привлекла их пристальное внимание. Вот они, да еще кучка непременных зевак и несколько посланцев от семей купцов стали первыми, кто узнал и разнес потом по Турову слухи о пленении городненского князя теми самыми мальчишками, что прошлой зимой на торгу показывали воинское умение.
Князь Всеволодко, еще не оправившийся от раны, в конце пути занедужил, и его нещадно трепала лихорадка; княгиня Агафья, безотлучно находившаяся при муже, зябко куталась в меха и только усилием воли не выбивала зубами чечетку, а Евдокия тихо поскуливала, сжавшись рядом с ней в комочек.
Перед последним переходом Мишка заставил всех отроков вымыться, но делали это наспех, без бани, воду согревали в котлах, а изношенную и замызганную одежду после отдыха в Слуцке ни разу не стирали – негде и некогда. Измученные длительным походом, почти поголовно хлюпающие носами, с руками, обмотанными тряпицами, оборванные, несмотря на все усилия обозников – не воины, а персонажи из фильма «Путевка в жизнь», только вместо клифтов беспризорников обряженные в рубахи и поддоспешники.
«Мда, сэр, и снова жизнь вносит свои коррективы в мечты, навеянные романами. Как было бы славно въехать в ворота Турова на белом коне с княгиней, восседающей перед вами, и князем, то ли бредущим у стремени, то ли вообще в мешке, перекинутом через круп все того же коня. А следом Младшая стража в конном строю, с лихими песнями.
Хрен вам! Скажите спасибо, что хоть Зверя уберегли, и то он сейчас он не в том состоянии, чтобы на нем в ворота въезжать, даже если бы мы и не опередили конный отряд. Хотя чем вы, собственно, недовольны? Песня в наличии, так что наслаждайтесь».
Накануне боярин Федор и Никифор решали, кому, собственно, следует сдать на руки княжескую чету. Оставлять Всеволода Городненского на попечении Ольги Туровской, несмотря на все намеки княгини Агафьи, никто не собирался, и не потому, что чего-то опасались. Нет – князя следовало передать только князю, но по сведениям, полученным в одном из поселений от встреченного там знакомого Никифору приказчика, Вячеслав Владимирович в Туров еще не вернулся. Проблема усугублялась тем, что если князя Всеволодко еще можно было считать пленником, то княгиня Агафья под это определение никоим образом не подпадала, следовательно, удерживать ее где бы то ни было против воли никакой возможности не представлялось. Вовсе не идти в Туров и ждать где-то в отдалении, пока князь Вячеслав вернется из похода – совсем глупо, да и опасно.
Выход неожиданно подсказал Матюха, всерьез озабоченный здоровьем своего сиятельного пациента. Болезнь князя, не оправившегося толком от раны, не на шутку тревожила его, и, хотя и сам Матвей, и Илья в один голос утверждали, что опасности для жизни Всеволода нет, но не менее единодушно сходились в том, что чем раньше князь окажется рядом с более опытными лекарями и в подходящих для болящего условиях, тем лучше. Вот Матюха и вспомнил, что при туровском монастыре, там же, где размещался епископат, один монах славится своим лекарским умением. Говорили, что учился он вроде бы у греков, и за ним даже из княжьих палат при нужде посылали.
Никифор эти сведения подтвердил и добавил, что и сам несколько раз обращался в монастырь, когда припекало, правда, цену за свою помощь монахи ломили немалую. Зато и лечили, конечно, не в пример лучше бабки-травницы, которая пользовала бедноту.
«Ну да, и тут элитная медицина. Лекарок вроде Настены извели, зато теперь за свои услуги драть можно. Впрочем, нам сейчас это на руку: князя исцелить они не откажут».
К тому же получалось, что недужного князя сдавали не кому-нибудь, а епископу, то есть князю церкви, так что и с точки зрения протокола все приличия соблюдались. Так и вышло, что княжеская чета разделилась сама собой, без какого бы то ни было насилия: Всеволода, дождавшись, когда все лишние выгрузятся с ладьи, прямо на ней – чтобы не тревожить больного – отправили на епископское подворье в Борисоглебский монастырь, стоявший недалеко от детинца, на небольшой речке Езде, при впадении которой в Припять и был когда-то заложен Туров.
Княгиня же воспользовалась гостеприимством своей родственницы, ибо при муже оставаться не могла – монастырь-то мужской, поэтому ее, вместе с сопровождавшими «дамами» и боярином Фёдором, которому тоже позарез надо было повидать княгиню Ольгу (или ещё кого-то в княжеских палатах – он не стал уточнять), доставили прямиком в детинец. Ждать, пока за ними с княжеского подворья прибудет подобающий Агафье по статусу возок, не стали, обошлись простой телегой, да и не все ли равно, в каком транспортном средстве подпрыгивать на колдобинах – лишь бы побыстрее оказаться в тепле.
Мишка же, вместе с Никифором, Арсением и небольшим отрядом отроков – выбирали более-менее благообразно выглядящих – опять погрузился на осточертевшую ладью, чтобы доставить в монастырь недужных князя и Егора вместе с Мотькой. Более опытного лекаря Илью пришлось оставить на причале, ибо никто лучше обозного старшины не смог бы справиться ролью квартирмейстера: предстояло разгрузить две ладьи Никифора и разместить толпу народа.
На епископском подворье их встретила нешуточная суматоха: оказывается, гонец, которого Никифор отправил верхами упредить владыку, не то в спешке сам не расслышал, не то от излишнего усердия забыл, но только переполошил монахов известием о ранении и то ли пленении, то ли, наоборот, спасении из плена князя, не удосужившись уточнить, какого именно. Так что ждали своего князя – Туровского, и, удостоверившись, что это, слава Богу, не он, епископ только вздохнул с облегчением, хотя, судя по выражению лица, хотел сплюнуть с досады. Тем не менее, Всеволода Давыдовича встретили со всем полагающимся почтением, немедленно занесли в теплые покои и послали за лекарем.
Среди встречающих на монастырском дворе Мишка с некоторым удивлением увидел Иллариона. Вот уж про кого он совсем забыл, а зря: тяжелое ранение, конечно, сильно сказалось на здоровье воинственного иеромонаха, но не на его памяти. Если раньше неизжитая военная привычка заставляла грека держаться прямо, то сейчас, едва оправившись от тяжелых ран, он передвигался медленно, опираясь на трость, однако стоило взглянуть ему в глаза, как немощный монах куда-то исчез, и перед Ратниковым возник прежний Илларион – деятельный и властный. Мишка с трудом удержался, чтобы не потрясти головой, прогоняя наваждение, но тут его внимание привлек спутник Иллариона – тоже монах. Держался он тоже прямо, но то, что это именно военная выправка, бросалось в глаза, несмотря на заметную хромоту. Судя по всему, это был еще один грек, и еще один бывший военный – и он явно интересовался не князем, а самим Мишкой, что Ратникову не слишком понравилось: похоже, что его неосторожные рассуждения о православном ордене Илларион не забыл.
«Заметьте себе, сэр Майкл, мало того что не забыл, а уже и планирует что-то, скотина такая! Интересно, этот его знакомец специально по вашу душу прибыл, или он просто в прошлый раз на глаза не попадался? Такую морду не забудешь.
Придется теперь выкручиваться – не отдавать же этому воронью Младшую стражу на откуп! И без того хлопот полон рот, так нате вам – еще одного воинствующего монаха подогнали! А он наверняка бывший вояка, к бабке не ходи. На деда чем-то смахивает… Точно – ноги нет! Вон как хромает – вылитый Корней, только масть другая».
С епископом больше говорил Никифор, а Мишка скромно помалкивал и только отвечал на вопросы. Дядюшка мог сколько угодно в процессе торга парить племяннику мозги о неправомерных действиях и прочей чепухе, но тут не подвел: выдал оговоренную и заранее согласованную версию. Дескать, пленил отрок князя в полном соответствии со своим воинским долгом, ничего не зная о тех прискорбных обстоятельствах, кои вынудили того сотрудничать с захватчиками. А узнав, сделал все для спасения княгини и детей. И потом согласно просьбе плененного препроводил его в Туров, куда князь Всеволодко, даже страдая от ран, желал попасть как можно скорее для встречи со своим сюзереном, Вячеславом Туровским.
В дороге же молодой сотник всячески обеспечивал ему надлежащий уход и охрану – время-то военное.
