Мила Серебрякова - Три с половиной любви
– Нинель, я видел, как ты подсыпала Зинке в чай порошок.
Острая боль в висках заставила Нинель Викторовну пошатнуться.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Ген? Какой порошок?
– Ты меня очень хорошо понимаешь.
– Ты пьян!
– Да, сегодня я выпил, но в то утро был трезв как стеклышко.
– В какое утро?
– Я был у Зинаиды, когда к ней заявилась ты. Она попросила меня починить кран на кухне, и я отлично видел, как ты сыпала ей в чашку белый порошок. Вечером она умерла. Я не думаю, что имел место сердечный приступ. Ты ее отравила, Нинель! Отравила.
– Чушь!
– Я так не считаю.
– Какой мне смысл травить Зинаиду? – Нинель Викторовна боролась со жгучим желанием немедленно задушить Самойлова.
– Не знаю, но думаю, если я расскажу обо всем ментам, они это выяснят. Как ты считаешь?
– Гена…
– Но я не собираюсь этого делать, – перебил ее Самойлов. – Если мы с тобой договоримся. Ведь ты могла насыпать ей простой сахар, а?
– Чего ты хочешь?
– Подумай.
– Денег?
– Точно.
– Сколько?
– Ну, пока мне много не надо, так, чуть-чуть приодеться и на мелкие расходы.
Нинель метнулась в комнату. Вернувшись, она протянула Самойлову пачку купюр.
– Хватит?
– Вполне.
– Теперь уходи.
– Непременно. – Геннадий потопал к двери.
– Постой! – крикнула Кротова.
Он обернулся.
– Надеюсь, ты будешь держать язык за зубами?
– Не волнуйся, пока ты платишь, мой рот на замке. Из меня и при помощи китайских пыток ничего нельзя вытянуть.
– Черт бы тебя побрал! – заорала Кротова, когда Самойлов ушел. – Это наваждение! Наваждение! Неужели мне снова придется идти на убийство? Пока я ему плачу, он не проболтается, а перестану давать денег, тут же язык развяжется. Да и сейчас нет абсолютно никакой гарантии, что Генка не проговорится кому-нибудь, напившись до беспамятства.
И опять Нинель Викторовна начала думать. Яд она отмела сразу, а больше ничего не лезло в голову. Ворочаясь на мятой постели, она так и не смогла решить, как расправиться собнаглевшим алкашом. На следующий день Мишка и Кирилл, играя в футбол, разбили окно у Амбарцумянов. Разговаривая с Кларой Самуиловной, Нинель узнала, что вставлять стекло позвали Самойлова, а сами Амбарцумяны весь день будут отсутствовать.
Нинель решила, что момент самый подходящий. План Кротовой, как она сама считала, был гениальным.
После чаепития, когда женщины вознамеривались начать игру, Нинель делает вид, что якобы не может найти колоду карт. Она прекрасно понимает, что заядлая картежница Марта ни за какие коврижки не откажется от игры и обязательно принесет свои карты. Так и вышло.Стоило Смирновой выйти из дома, как Нинель стала убирать со стола. «Нечаянно» опрокинувна юбку Розалии вазочку с вареньем, Кротова отправляет подругу в ванную замывать пятно. Нинель заранее выставила на полках дорогие кремы и прочие средства по уходу за кожей.Розалия теперь не вылезет из ванной до скончании века, значит, пора действовать. Кротова пулей выбежала из дома и понеслась в соседний коттедж. Злость настолько застилала ее глаза, что о мерах безопасности Нинель думала в последнюю очередь. Единственной мыслью было поскорее расправиться с Самойловым. К несчастью Геннадия, свидетелей убийства не оказалось. Лишь удивленный Дерек наблюдал, как хозяйка метнулась на соседний участок и, подойдя сзади к ничего не подозревающему мужику, ударила того молотком по голове.
Затем, снимая на ходу перчатки, Нинель Викторовна вернулась домой. Забыв закрытькалитку, она вбежала в гостиную и вздохнула с облегчением. Розалия все еще возилась вванной.
После возвращения Смирновой женщины начали игру и играли до тех пор, пока не услышали крик Кольки Карасева.
Разговаривая с соседями, Кротова якобы искренне поражалась дерзкому преступлению, случившемуся при свете дня.
Все опять пошло своим чередом, но в душе Нинели Викторовны поселился необъяснимый страх. Она сама не понимала, чего именно боится, просто чувствовала, что в любой момент может что-то произойти.
Инцидент с отравлением Дерека Нинель переживала без всякого актерства. В день отравления Маховой пакетик со смертоносными кристаллами выпал из кармана Кротовой,когда та зашла в домик с инвентарем за садовыми ножницами. Обнаружив пропажу, Нинель пришла к выводу, что порошок был утерян где-то по дороге, и теперь его вряд ли кто-нибудь обнаружит. К ее большому сожалению, яд до нее обнаружил верный сенбернар. После того как его отвезли в больницу, Нинель нашла пакет с остатками яда. Слава богу, песвыкарабкался, но сковывающий, неизвестного происхождения страх продолжал нарастать. Интуитивно Кротова чувствовала, что надвигается нечто необратимое. И необратимое случилось.
Нинель никак не ожидала увидеть Антонину Андреевну в коттедже Копейкиных. На секунду Кротова онемела, во рту мгновенно пересохло, а сердце забилось настолько часто, что казалось, его стук слышен всем присутствующим. Невероятным усилием воли она взяла себя в руки и улыбалась Агеевой. По лицу Антонины невозможно было определить, узнала она Радмилу или нет. На протяжении всего вечера Кротова старалась меньше разговаривать и по возможности не смотреть на бывшую подругу. Но пару раз она все же заметила, как гостьяукрадкой поглядывает в ее сторону.
«Она меня узнала, – стучало в голове, – точно узнала, просто не подает вида».
Ясно было одно: если Агеева действительно ее узнала, за этим обязательно должно что-то последовать.
Временами Кротовой казалось, что о ее криминальном прошлом известно всем и каждому,и она в любую минуту ожидала тревожного звонка по телефону или в дверь. И такой звонокраздался сутки спустя после нежданной встречи с Антониной.
– Слушаю, – проговорила Кротова, дымя сигаретой.
– Могу я поговорить с Нинелью Викторовной? – поинтересовались на том конце.
– Говорите.
– Нинель Викторовна, это Антонина Андреевна, вы меня помните?
– Да.
– Я тебя тоже не забыла, – отчеканила Агеева.
Нинель Викторовна молчала.
– Радмила, почему ты молчишь, или не нравится, когда тебя так называют?
Чувствуя подступающую истерику, Нинель прошептала:
– Я знала… Знала, что ты позвонишь. Я ждала твоего звонка.
– Неужели? И что же ты хочешь мне сказать?
– Я думала, это ты хочешь поговорить.
– Да, нам с тобой есть о чем побеседовать, так сказать, предаться воспоминаниям.
– Можем встретиться, если хочешь.
– Конечно, хочу! Когда? Где? Во сколько?
– Когда угодно.
– Хорошо. Сможешь подъехать ко мне завтра в половине седьмого вечера? – спросила Антонина.
– Идет.
– Тогда до встречи, дорогая Нинель. – Агеева хмыкнула и отсоединилась.
Повесив трубку, Кротова в волнении забегала по дому.
– Тонька меня узнала. Она что-то замышляет. Но как узнать, что именно? Шантаж? Вряд ли, не думаю, что Тонька нуждается в деньгах. Завтра все прояснится. Завтра… Завтра!
Агееву она решила «убрать» так же, как и Махову, с помощью порошка.
Следующим вечером Кротова предстала пред очами Антонины.
– Здравствуй, Радмила, – пропела Агеева, пропуская подругу в прихожую.
– Не называй меня Радмилой, мое имя Нинель.
– Как знаешь, только это не меняет сути дела, – Антонина Андреевна коварно улыбалась. – Проходи в комнату.
На столе стояли две чашки с крепким чаем, печенье, кекс и шоколадные конфеты.
– Садись, подруга, и расскажи, как же тебе удавалось все это время скрываться? Хотя что за глупый вопрос, ты же сменила имя, и внешность другая.
– Но ты меня все-таки узнала?
– Я очень хорошо запоминаю лица людей, их черты, голос, мимику. И даже если бы ты сделала десять пластических операций, я бы тебя все равно узнала. И потом, твоя манера говорить и голос с хрипотцой остались прежними.
Нинель Викторовна вздохнула:
– Тоня, послушай, все, что произошло тогда, вышло случайно, я не хотела убивать Макара. Когда он сообщил о своем уходе, я потеряла разум, абсолютно ничего не соображала. Неужели ты мне не веришь?
Антонина Андреевна разгладила ладонью скатерть.
– Ну отчего же, конечно, верю, более того, я тебя даже где-то понимаю. Как женщина женщину. Не знаю, как бы сама поступила, окажись на твоем месте, но есть одно «но».
– Что ты имеешь в виду?
– То, о чем ты даже не догадывалась.
– Я тебя не понимаю.
– Почему ты скрылась, после того как пырнула Макара ножом?
– По одной простой причине, мне не улыбалась перспектива остаток дней провести в тюрьме.
