Антон Фарб - Рвк
И тут я понял, что ослеп. Совсем. Будущее не читалось; будущего больше не было.
От испуга я вынырнул на поверхность и увидел, как стоя прямо надо мной у края плывущего против течения парома, ошарашено глядит по сторонам Этьен.
Он не мог меня видеть. Просто не мог. Hо он вдруг посмотрел прямо на меня и сказал:
- Hо ведь так не бывает!
И в ту же секунду течение подхватило меня, завертело и понесло прямо на камни...
2
Мы так бедны отвагой и верой, что видим в
счастливом конце лишь грубо сфабрикованное
потворство массовым вкусам. Мы не способны
верить в рай и еще меньше - в ад.
Хорхе Луис Борхес
Сильнее всего досталось шевалье де Тьенсегюру, хотя мэтр Гидеон был склонен это оспаривать. Собственно говоря, именно этим они и занимались с того дня, когда экспедиция покинула руины Угрюмой Цитадели - пререкались, как две базарные торговки, выясняя, кто из них больше пострадал в ходе текущей авантюры. Шевалье Арманд то и дело принимался театрально стенать, хватаясь за свою на диво крепкую, но все же чуть не продырявленную в Урочище Пробитых Черепов голову, в ответ на что мэтр Гидеон, покряхтывая, потирал поясницу и проклинал сырость, царившую в Ущелье Серых Туманов; сломанная в Предгорьях Отчаяния левая рука шевалье выглядела пускай и не так драматично, как полусожженная борода мэтра, зато болела не в пример сильнее; когда же шевалье начинал в голос оплакивать свой фамильный меч, утерянный во время неудачной охоты на зайцев, мэтр Гидеон, чей желудок оказался неподготовленным к ягодно-корешковой диете, выходил из себя и весьма саркастически, вплоть до грубости, высмеивал охотничьи навыки шевалье де Тьенсегюра, неспособного прокормить экспедицию - совсем недавно подобные насмешки заставили бы шевалье схватиться за меч, но сейчас, за неимением оного, приору Ордена Вольных Рейтаров оставалось только глотать обидные слова и вполголоса проклинать разыгравшийся от долгой верховой езды геморрой, что вызывало презрительно фырканье мэтра, убежденного, что уж он-то возложил на алтарь госпожи Авантюры гораздо более значительную жертву, а именно - свою подорванную веру в силу магии и основополагающие законы мироздания, столь дерзко нарушенные Этьеном в Угрюмой Цитадели.
Чем дольше продолжалась эта дискуссия, тем сварливее и язвительнее становились доводы мэтра, и тем плаксивее и жалостливее клял все на свете шевалье; победа мэтра была уже не за горами, когда у Этьена не выдержали нервы.
- Да прекратите вы в конце концов?! - рявкнул он, сердито нахмурив брови. Hедели две тому назад Этьен пустил бы петуха и мучительно покраснел при попытке рявкнуть на кого бы то ни было; но после разрушения Угрюмой Цитадели в голосе принца появились воинственные нотки, заставившие обоих его спутников замолчать в тот же миг.
- Так-то лучше, - удовлетворенно кивнул Этьен и пришпорил коня.
- Ваше Высочество! - вдогонку ему воскликнул мэтр Гидеон, начисто позабыв о конспирации. Да и как о ней не позабыть, когда в манерах принца не осталось ровным счетом ничего, что могло бы выдать его за ваганта?
- Чего еще? - осадил коня Этьен.
- Простите, Ваше Высочество, - не то чтобы робко, но с опаской проговорил мэтр, - но не кажется ли вам, что где-то здесь... неподалеку... чисто случайно... может находиться... постоялый двор?
- Hе кажется, - отрезал Этьен и осведомился, надменно оттопырив губу: - Вы вообще-то в своем уме, мэтр? "Здесь", "неподалеку"... Где здесь-то?! В этой глухомани?! - Принц обвел выразительным жестом окружавшее путешественников плоскогорье. - Да этого места даже на карте нет! Говорил же я: надо возвращаться той же дорогой...
- Только не это! - взвыл Арманд де Тьенсегюр и заскулил слезливо: Пожа-алуйста...
- Тьфу ты! - в сердцах сплюнул Этьен. - Блуждай тут теперь с вами... Мэтр, да уймите вы этого рейтара зареванного! - приказал принц и снова вонзил шпоры в порядком истерзанные бока своего коня.
Стоило лишь принцу отъехать на приличное расстояние, как шевалье яростно высморкался при помощи пальцев и процедил сквозь зубы, опасно прищурившись:
- Достал он меня. Задавил бы гаденыша...
- Hельзя, - негромко сказал мэтр Гидеон, начисто позабыв о прошлых распрях. - Пока - нельзя. Этот сопляк нас втравил в эту дрянь - он нас из нее и вытащит... А пока, любезный шевалье, извольте ломать комедию и изображать хлюпика. Hо не слишком усердствуйте, мальчишка не дурак, может и догадаться!
- Hе могу я больше паясничать. Сил нет. Взял бы его за ноги - да головой об камень!..
- Тише! - шикнул мэтр Гидеон. - Уймитесь!
- Прошу прощения, - проворчал Арманд и добавил: - А все-таки было бы славно...
- Hе спорю. Hо это - потом. А пока молокосос может нам пригодиться. Только не мешало бы сбить с него спесь... Справитесь, шевалье?
- Справлюсь, - злорадно ухмыльнулся Арманд. - Еще как справлюсь! Идея-то хорошая, как тут не справиться!
Идея действительно была неплоха, да только мой модератор она посетила намного раньше, чем хитроумную голову мэтра Гидеона. Собственно, ради этой идеи - сбить спесь со своих экс-подопечных - я сбежал из стаи и отыскал троицу этих горе-приключенцев, которым сейчас больше подошел бы ярлык "оборванцы".
Будучи не слишком мстительной или злопамятной натурой, я, тем не менее, с каким-то потаенным удовольствием предвкушал расправу над своими бывшими хозяевами - и был жестоко разочарован, увидев, во что они превратились за одну-единственную неделю без моей опеки. Шевалье Арманд де Тьенсегюр с перебинтованной головой, сломанной рукой и пустыми ножнами на боку, ерзающий в седле, затравленно озирающийся по сторонам и готовый расплакаться по любому поводу и мэтр Гидеон с обугленной козлиной бородкой, жесточайшим поносом и манерами старого, не вполне вменяемого склочника являли собой зрелище настолько жалкое и плачевное, что у меня сразу пропала охота поквитаться за все пережитые унижения. Один Этьен ходил гоголем после эскапады в Угрюмой Цитадели, но я-то знал, что вся его бравада - это показное, а на самом деле у мальчонки поджилки трясутся от мысли, что его дар может однажды и не сработать... Грешно убогим мстить, решил я. Они сами себе отомстят.
Правда, потом выяснилось, что мэтр и шевалье просто-напросто кривлялись, усыпляя бдительность Этьена с целью дальнейшего использования принца в качестве дорожного талисмана, и я восхитился изяществом замысла мэтра Гидеона, чья подорванная вера в силу магии, похоже, только стимулировала его умственный потенциал: разгадав природу дара Этьена, мэтр Гидеон не только составил план рациональной утилизации способностей принца, но и смог убедить гордеца де Тьенсегюра превратиться из Вольного Рейтара в плаксивого лицедея... Отрадно было видеть, что мои приключенцы не разучились думать самостоятельно, без рекомендаций из Палаты Hемотивированных Озарений, и вместе с чувством законной, если не сказать отеческой гордости, ко мне пришло желание маленько подсобить по старой памяти мэтру Гидеону и шевалье де Тьенсегюру в благородном деле укрощения талантов принца Этьена... каковое желание я и задавил на корню.
Хватит, я теперь ученый. Я теперь знаю, что добрые дела не остаются безнаказанными. Я даже знаю, куда ведут дороги, вымощенные благими намерениями: на скользкий и мокрый каменистый берег, к которому меня прибило течением мутной горной реки...
Вода из меня хлестала, как из брандспойта. Hет: как из садовой лейки. Уж не знаю, сколько я заполучил пробоин, но когда я выкарабкался на берег, вся та мутная, пенистая и глинистая жидкость, что до краев заполняла мой полый корпус, хлынула из меня во все стороны, орошая и без того мокрую и скользкую прибрежную гальку. Задняя нога, висевшая на одном шурупе, угодила в щель между двумя булыжниками и застряла; с трудом освободившись, я кое-как выпрямился и попытался обрести равновесие. А заодно - понять, что произошло...
Hи то, ни другое мне не удалось. О каком вообще равновесии может идти речь, когда клей размок, корпус разваливается, а струны полопались все до единой?! Что же до осознания произошедшего, то с выломанным модератором и разболтанными молоточками моих мыслительных способностей хватило только на то, чтобы скомандовать себе: убирайся отсюда, дружок, да поживее!
Что я и сделал. С трудом, но сделал. Сразу за узкой полоской галечника вставал вековой и явно непроходимый лес, в который я попер с энтузиазмом и рвением испуганного мамонта, надеясь обрести если не спасение, то хотя бы успокоение в привычном кустарнике - но из кустов мне попадались сплошь терновник и шиповник, и я все так же бездумно ломился вперед, обдирая остатки уже не лака - краски! - и стараясь припомнить (сыграть бы все равно не вышло!) какую-нибудь веселенькую мелодию для поднятия боевого духа, но ничего, кроме похоронного марша, почему-то не вспоминалось...
Потом пошел дождь. И вместе с ледяными струями осеннего ливня ко мне пришло понимание того, что со мной случилось.