олеся - Unknown
- Папочка? – прошептала она, и мой член запульсировал жестче, когда я развернулся.
- Я дома, малышка Фей.
- Я скучала, папочка.
Я погладил свой член, вспоминая те слова. Я скучала, папочка. Мой член разрядился на мой живот. Именно так далеко я заходил в воспоминания, перед тем как кончить. Я даже не думал о том, как нагибал ее той ночью и трахал, или то, как она шептала, как сильно она любит меня.
Я освободил свой обмякший член и вздохнул. Все всегда одинаково.
- Я скучаю, малышка Фей.
- Разве?
Я подпрыгнул от звука голоса рядом с моей головой.
- Чт…
- Разве ты скучаешь по ней, пап?
Свет озарил мою камеру, когда захлопнулась толстая стальная дверь. Я прищурился от яркого света.
- Ретт? - образ моего сына появился перед моими глазами, когда они привыкли к свету. - Что ты здесь делаешь? - я не видел своего сына с вынесения приговора. Он сидел в толпе, один, наблюдая за мной с полными презрения глазами. Но меня это не волновало, совсем нет. Он не был тем, кто имел значение. Фей имела значение.
- Скучал по мне, пап? Сколько прошло, больше двадцати лет?
Ретт теперь был старше. Ему за пятьдесят.
- Как? - я не мог впихнуть в свою голову саму идею, что он был в камере со мной. Мой собственный сын. Сын, который никогда не навещал меня. Сын, который помог засадить меня в тюрьму. Сын, который забрал мою малышку Фей. - Какого хрена ты здесь? - я попытался сесть, но он прижал руку к моей груди, вынуждая лечь. Я не был таким сильным, как раньше, - мне было за семьдесят теперь, и годы не были благосклонны ко мне.
- Я ждал момента, чтобы прийти сюда, очень долго.
- Что это должно означать?
- Это значит, что заняло годы, чтобы получить доступ, к тому что я хотел. Иметь возможность прийти сюда и увидеть тебя.
- Ты мог бы прийти в приемное время, как Фей, - я хотел ткнуть его лицом в это, что она приходила увидеть меня. Может, это и было двадцать лет назад, но она приходила. Она приходила ко мне во всей своей красе и великолепии. Она сделала что-то сама, моя малышка Фей. Она стала кем-то без меня. Это раздавило меня, уничтожило меня.
Он заскрипел зубами и сильнее вжал свою руку в мою грудь.
- То, чего я хотел, не могло произойти в приемные часы, папа.
Смешок сорвался с моих губ. Он не прозвучал так же горько, как ощущение у меня в груди.
- Над чем ты смеешься? - лицо Ретта покраснело.
- Может, ты все-таки больше всего похож на меня. Пришел сюда, чтобы уничтожить меня? Избить до бесчувствия? - Ретт сузил свои глаза. Еще больше смеха сотрясало мой живот. – Ну, что же ты, бей меня, Ретт. Старика. Вот кто я. Ты проделал такой путь сюда среди ночи, чтобы избить старика!
- Я пришел сюда, что сказать тебе все, что никогда не способен был сказать.
- О, Боже. Не могу дождаться, чтобы послушать о твоей жалкой жизни, - Ретт всегда был никчемным в моих глазах. Слишком мягким. Слишком простым. Потом, когда он стал адвокатом, его слишком затянуло в правильное-неправильное. Он делил мир на белое и черное. Мне это не нравилось. Я знал лучше, чем кто-либо, что скрывается в сером.
- Она вышла за меня замуж. Твоя малышка Фей, - он выплюнул слова.
- Ты лжешь, - боль расцвела в моей груди. Я пытался не думать о последних вещах, что она сказала мне, когда я видел ее.
- Я влюблена в Ретта, Тейлор. И это последний раз, когда ты видишь меня. Ее слова отражались в моей голове. Я был хорош, притворяясь в том, чего не произошло. Я был хорош, притворяясь, что она не имела это в виду.
- Нет. Не лгу. Она любит меня. Она всегда любила меня.
- Нет. Хватит. Затк…
- Она никогда по-настоящему не любила тебя. Ты вынуждал ее, когда она не знала ничего лучше, - голос Ретта дрогнул в конце.
- Это не…
- Это ПРАВДА! - заорал Ретт. - Она никогда не хотела тебя. Она была маленькой девочкой! Ты должен был быть ее отцом. Ты должен был любить ее, как отец. А не той всей хренью, которую ты натворил.
- Это не важно, - я покачал головой и посмотрел в потолок. Я не должен слушать Ретта. Я не должен слушать его слова.
- Да ты, блять, издеваешься надо мной? Это более, чем важно.
Еще один смешок взорвался на моих губах.
- Какого черта ты смеешься?
Образы Фей порхали в моей голове.
- Потому что не важно, что ты с ней сейчас. Я всегда буду ее первым. Я навсегда останусь ее первой любовью, - я посмотрел в его глаза. Глаза моего единственного сына. – Не важно, что ты думаешь, что забрал ее любовь, сынок. И забрал я ее или нет, она всегда все равно будет моей и всегда будет моей.
Боль разорвала меня, полностью сотрясая тело. На мгновение я подумал, что мое сердце раскололось напополам, но посмотрев вниз, выяснилось, что это не так, нож был воткнут в него. Он торчал из моей груди с обернутой вокруг рукоятки рукой Ретта. Кровь. Красная кровь. Она сочилась вокруг лезвия и пропитывала оранжевую форму, отчего та становилась темной.
- Ретт, - его имя было шепотом на моих губах. Мой сын. Мужчина, который женился на моей малышке Фей. Мужчина, который засадил меня в тюрьму. Я знал даже до того, как он вытащил нож из моей груди и вонзил его в меня снова, что он будет моим убийцей. Моим убийцей.
Я умру от руки собственного сына. Мы не такие уж и разные. Кто придёт на мои похороны? Никого не осталось. Моя мать умерла много лет назад, а других родственников, кроме Ретта у меня не было.
Фей пришла мне на ум, когда боль взорвалась внутри меня, казалось, поглощая каждое нервное окончание. Сцены, моменты нашего совместного времени вспыхивали в моей голове, в момент, когда глухой отвратительный звук ножа ударялся об мою плоть снова и снова.
- Моя малышка Фей.
- Она никогда не была твоей. Никогда.
- Она узнает, что это был т-ты, - слова были шепотом на моих губах. Не важно, что Фей ненавидела меня, что она думала, что любит Ретта. Она всегда будет любить меня. Всегда. И она никогда не смирится с моим убийством. Никогда.
- Нет. Не узнает. Вот почему заняло так много времени… - но голос Ретта был далеко, и я падал, падал прочь от света, от Фей. Я не видел ее больше.
Я не видел ничего.
