Сергей Шафаренко - Белорусский историк западной литературы
Наряду с этим первый том имеет и другие недостатки. Так, например, подробно анализируя жизнь и творчество Данте Алигьери, П. С. Коган упоминает Джованни Боккаччо, чей «Декамерон» сыграл важную роль в развитии народного итальянского языка, лишь в связи с биографией великого поэта, Франческо Петрарка упоминается как бы мимоходом, а такая яркая и знаковая фигура английской поэзии позднего средневековья, как Джеффри Чосер и его «Кентерберийские рассказы», заложившие фундамент всей английской литературы, вовсе остаются без внимания автора «Очерков».
То же касается творчества Клемана Маро, крупнейшего поэта, выдвинутого первым этапом развития французского Возрождения, и Франсуа Вийона, написавшего гениальную «Балладу о повешенных», в которой читателя поражают общечеловеческая глубина эмоций и мыслей, простота и лаконизм, с которыми они воплощены и которые придают им неотразимую захватывающую силу.
Вне контекста «Очерков» осталось и имя Пьера Ронсара, поэта, творчество которого безгранично в своем многообразии и спонтанном размахе. Того самого Ронсара, который в полемике с поэтами-гугенотами бросил знаменитую фразу: «Вы отпрыски моего величия». Творчество французских классицистов и поэтов-романтиков было бы невозможным без литературных завоеваний Пьера Ронсара.
Завершается первый, самый объемный по временному охвату том «Очерков» главой «Романтизм и поэзия «мировой скорби»: «Период господства Гете и Шиллера в немецкой литературе завершает собой XVIII век в Германии. В начале XIX века в европейской литературе выделяются особенно отчетливо два направления: романтизм и так называемая «мировая скорбь». У нас принято считать, что Гете и Шиллер романтики. Это — глубокое недоразумение. Гете и Шиллер не принадлежали к романтической школе и даже становились иногда во враждебные к ней отношения. Правда, у них были точки соприкосновения с романтиками, особенно в период сближения обоих поэтов — интерес к средним векам, к вопросам искусства, но. и Гете, и Шиллера ни в коем случае нельзя считать представителями романтического направления».
Заключительная глава книги как бы обобщает в методологическом ключе содержание первых глав и одновременно намечает перспективы дальнейшего развития истории национальных литератур и ее приближения к духовным запросам последующих поколений.
Второй том «Очерков по истории западно-европейских литератур», как и первый, пронизан стремлением понять и осмыслить историю литературы, начиная с периода 20-х и 30-х годов XIX века, в эпоху начала разрешения тяжелого кризиса, пережитого Европой в связи с бурными социальными и политическими движениями того времени.
Широкий культурный и социальный размах в освещении литературных процессов, понимание огромного значения таких факторов, как развитие материализма, естественных наук и техники, сочувственное изложение естественно-научных взглядов Дарвина, философии Гегеля — все это на фоне историко-литературных исследований тех лет — таков неизменный методологический подход П. С. Когана. «Я имел в виду обрисовать главные литературные направления с начала XIX века вплоть до наших дней, а также выяснить связь между этими направлениями с одной стороны и социальными и научными стремлениями века — с другой», — предуведомляет читателя автор в предисловии к первому изданию второго тома, вышедшего в 1908 году.
Первые же страницы второго тома вводят нас в эпоху, определяющую развитие и взаимодействие различных литературных течений и направлений. Решающим и определяющим фактором в этом процессе выступает разгром французской революции1789 года и наступившая вслед за тем реставрация монархии, борьба за утверждение буржуазного строя, развитие капитализма, рост промышленного пролетариата и социального движения.
Разочаровавшись в идеалах философии энциклопедистов, идейно подготовивших ужасы Французской революции, Европа пыталась найти утешение в романтических представлениях о жизни. «Во Франции Шатобриан, в Италии Леопарди, в Германии Гейне — все эти поэты, скорбящие о несовершенстве видимого порядка. скорбящие о том, что действительность не соответствует требованиям, заложенным в их душу природой. Это — преемники Вертера и Фауста», — утверждает П. С. Коган. И далее, анализируя творчество ярких представителей романтического направления Новалиса и Байрона, он резюмирует принцип школы романтиков: «Эти поиски во времени и пространстве вытекали из романтического универсализма, из его стремления обнять весь мир, превратить действительность в мечту, поставить мечту выше действительности».
Говоря о творчестве Джакомо Леопарди, П. С. Коган отмечает, что этот поэт, потомок старинного дворянского рода, несчастный, меланхоличный аристократ с «гениальными дарованиями и неумением приспосабливаться к жизни. мог судить о современных событиях только с точки зрения древнего римлянина, миросозерцание которого усвоил при изучении классиков». Он был патриотом своей родины, страстно желал ее политической независимости, но более всего боялся утраты «итальянской речи, царицы между всеми живущими языками».
«Разговоры» Леопарди, написанные в форме коротких диалогов, наиболее верно передают настроение и миросозерцание итальянского поэта. Напрочь отвергая прогресс и видя в нем источник зла, Леопарди гордо заявляет: «Я не намерен предметом своих песен делать нужды века. Дело купцов и лавочников заботиться о них».
По утверждению автора «Очерков», Леопарди был «самый последовательный и законченный из поэтов мировой скорби. Он действительно, в противоположность Байрону и Гейне, ни в чем в мире не нашел ни смысла, ни интереса».
Таким настроениям созвучно мироощущение французского поэта Франсуа Рене де Шатобриана, одному из многих «растерявшихся аристократов, поэтические фамильные предания которых так плохо гармонировали с окружающей их будничной обстановкой». Именно он стоит у истоков школы французского романтизма. Обладая незаурядной поэтической фантазией, богатым воображением, недовольный, как и Леопарди, современностью, Шатобриан помещал героев своих произведений либо в далекое прошлое, времена утонченного эллинизма, Древнего Рима, первых христиан, либо уводил их в дальние страны, противопоставляя при этом «законченным стройным формам классицизма. беспорядочность формы и беспорядочность мысли». По словам Ш. Сент-Бева, Шатобриан «.поразил умы при своем появлении. он обращался к чувствам своих современников, к чему-то более осязаемому — и стал громогласным глашатаем той многочисленной партии, которую реакционное движение 1800 года вернуло к воспоминаниям и сожалениям о прошлом — о благолепии религиозных церемоний, о блеске королевского двора. И это сделало имя его достаточно известным в замках, среди духовенства, в лоне благочестивых семейств».
«Он становится одним из рыцарей католицизма, и его знаменитый «Дух христианства» появляется одновременно с восстановлением христианского культа, с заключением конкордата», — отмечает П. С. Коган. Называя Шатобриана «чутким и правдивым лириком», «истинным певцом реакции, истинным романтиком», автор «Очерков» как бы упрекает его в тщетных стараниях возродить порядок жизни и католическую веру в ее былом величии, не принимая во внимание тот простой факт, что поэт не мог поступить иначе. Потомственный аристократ, он до конца оставался сыном своего сословия, верным роялистом, не принявшим ни французскую революцию, ни власть Директории, ни диктатуру Наполеона, и среди политических бурь и жизненных невзгод нашел утешение в религии и литературном труде.
Заслуженно большое место в «Очерках» отводится английскому реализму, и в особенности творчеству Чарльза Диккенса. Не преувеличивая звучание диккенсовского гуманизма, верно определяя классика английской литературы как радикального интеллигента, Коган превосходно вскрывает объективное значение реалистической сатиры Диккенса. «Бичевать порок — первое орудие в руках Диккенса, — пишет П. С. Коган. — Трогать сердца раздирающими сценами несчастья — его второе орудие». Характеризуя Англию как страну великих коммерсантов, страну, раскинувшую «свою торговлю по всему миру», где коммерсанты являются некоронованными монархами, автор «Очерков» подчеркивает растлевающее могущество денег — главного действующего лица в империи мировой коммерции. «Англия — классическая страна лицемерия, пуританства и внешней благопристойности», — такой вывод делает П. С. Коган, анализируя произведения Диккенса. «Дух наживы, жажда денег, бешеная конкуренция, все эти блага, которые подарило человечеству позолоченное мещанство, — все это находит в Диккенсе и беспощадного обличителя». Особенность мастерства Диккенса обуславливается убедительностью созданных им характеров в высшей степени колоритных. Диалектическая изобразительность — характерная черта произведений Диккенса как представителя социальной и реалистической литературы. Огромная ценность всего творчества Диккенса определяется, прежде всего, блестящим мастерством реалистической типизации. Гениальный художник, Чарльз Диккенс, этот покровитель «всех покинутых, утешитель всех печалей, защитник всех угнетенных, друг всех страждущих», создал такую широкую картину современной ему Англии, какую не создал ни один из его английских современников.