Шаманская Юлия - Лесной житель
Григорий пел во всю силу голоса, закрыв глаза и прислонившись к бревенчатой стене хижины. Когда он окончил очередной Рождественский куплет, то, смахнув ладонью набежавшие слезы, поднялся и прочитал церковный кондак Рождеству. Затем перекрестился и уселся за кое-как сколоченный из бревен стол, на котором был «сервирован» праздничный ужин: компот из сухофруктов, банка тушенки, гречневая каша и диабетический хлебец. Если не считать, тушенки, то подобным образом Григорий ужинал, чуть ли не каждый день. Но тушенка береглась только на самые большие праздники, такие как Рождество, и если Бог даст дожить, то Пасха. А компот в честь праздника был особенно наваристый, не экономный.
Григорий праздновал. Вчера вечером после первой звезды он ужинал кутьей из гречневой каши и отнятых у ворон орехов, которые запасливые птицы закопали в лесу осенью. Пока снег не покрыл землю Григорий, шерудя палой в пожухлой листве, то и дело натыкался на воронью кладовую, которую без зазрения совести грабил. Теперь у него была настоящая кутья, и настоящая первая звезда, дождавшись которую, на его Григория необычно близком лесном небе, можно было эту кутью съесть, полизав «для праздника» кусочек сахара. Звезда была Григорию и свидетельницей и сотрапезницей и собеседницей, он пел ей задушевные песни о тихом свете, который пришел на землю с рождением Христа.
Уютно было Григорию в его хижине. Он наслаждался покоем, слабым потрескиванием бревен в очаге и завыванием ветра в трубе. Отшельник знал, что там с наружи хижину покрывает белое одеяло. Задувает стены, заваливает дверь, и утром ему дверь уже будет не открыть. Но он не переживал, знал, что на рассвете, когда погаснет очаг, полезет в трубу, нырнет с крыши в мягкий снег, а потом, порезвившись в нем, как дитя, примется откапывать двери. И если погода будет солнечная, то лучшего развлечения и не сыскать. Человек ко всему привыкает. За два с лишним месяца привык Григорий и к суровому отшельническому житью, и к одиночеству. Приучился разговаривать с собою вслух, громко петь, преодолев привычку не выражать свои чувства так, что бы не потревожить людей, и находить радости там, где раньше их не замечал.
Но нелегко далась Григорию эта наука. Первое время своего одиночества он был как натянутая струна. Дни, а особенно ночи постоянного страха, чуть было не повредили психику молодого человека. Он чувствовал себя, как моряк, потерпевший крушение, который брошен на волю волн, и пытается спастись в океане, уцепившись за небольшой обломок погибшего корабля. В перерывах между тяжелым трудом по превращению сруба в жилье, и добыче средств для выживания, мозг Григория кричал: «Что ты тут делаешь? Это же просто опасно! Зачем похоронил себя зимой в этом глухом месте? Твое место среди людей, беги к ним, что ты слушаешь какого-то старого выжившего из ума гнома? Он стар и всю жизнь был уродлив, а ты молод, силен и красив! Тебе еще жить и жить». Вот так смущали Григория мысли, но он не поддался им, видно был в когда-то разбалованном родителями и женщинами красавце некий стерженек, который, отражая все атаки «мысленного врага», а в сущности собственной натуры и привычек, все глубже врастал в землю, как русский сказочный богатырь, которого били дубиной.
Еще недавно Григорий слыл душой компании, благодаря своей болтливости. Он мог острить на право и налево часами на пролет, он обожал, шумные сборища и всегда был в центре внимания. Временное одиночество воспринимал плохо, но век техники скоро положил конец этим неудобствам практически для всех людей. В кратчайшие сроки развилась Всемирная паутина, захватив в свои сети, большинство двуногих. Теперь Грише некогда было скучать, он был всегда он-лайн. Он перестал посещать тусовки, бросил пить и курить (эти социальные привычки), и погрузился в общение.
Сейчас Григорий понимал, что ловушка цивилизованного рафинированного человекоубийцы Интернета, состоит в том, что вместо того, чтобы, как заявлено, развивать мозг, отнимает у человека всякую способность думать. Григорий вспоминал процесс регистрации на сайтах: «Наберите, пожалуйста, цифры и буквы, которые вы видите в окне. Это необходимо для того, чтобы удостоверится, что вы не робот». И он каждый раз послушно набирал код, единственное доказательство того, что эта громоздкая приставка к компьютеру - все еще живой человек.
Конечно же, Гришу-компьютера от Григория-отшельника отделяло время и тысяча дум, и изменение мировоззрения и жизнь в монастыре, в скиту, иначе лес бы его уже сделал законченным инвалидом по психике.
Здесь в лесу его городские знания и мировоззрения не пригодились вовсе, а монастырских было явно не достаточно. Все его страхи, как водоросли после бури, поднялись со дна души, с самых темных и потаенных уголков психики, но разум оказался сильнее страха. И тогда Григорию пришлось заново учиться жить.
Глава 6
Первое время жить Григорию мешал страх. Ему было страшно в хижине, и за ее стенами, но настоящий ужас приходил с закатом солнца, когда лес, отпев свои песни, погружался в естественный сон. Спали неперелетные птицы: синицы, галки, вороны. Спали белочки в дуплах, заяц-беляк в укрытии. По спящему лесу бродили лишь волки, а в темной хижине без окон трясся от страха Григорий. Нет, волков он не боялся. Во-первых, хижина была надежно закрыта на засов, а во-вторых, Григорий был вооружен внушительной дубиной и даже баллончиком с нервно-паралитическим газом. Но практика показала, что волки разбегаются и при элементарном свете фонарика - трусливый народ. Волков Григорий не боялся, но каждую ночь буквально умирал от ужаса: подскакивал от треска бревен в очаге, и еще от множества естественных или воображаемых шумов. Вначале, он думал, что боится злых духов. Ведь, если почитать Жития святых, каждый отшельник, сталкивается с прямыми проявлениями темных ангелов, во время своего одиночества. Они являются и пугают святого своим страшным видом, а праведник всегда побеждает их молитвой, святой водой, крестом и прочим. Но проходила ночь за ночью, а бедному дрожащему Григорию являлись только собственные страхи. И в одну из особенно долгих и мучительных ночей, он понял, что больше не выдержит этой пытки. Сел, расслабил, как мог свое дрожащее тело и включил мозг. А затем методично принялся выуживать из него знания. Будучи верующим человеком, он не мог отрицать существование как светлых, так и темных сил. Но знал, что духи не имеют вида. Мало того, наш глаз не видит даже того, что видим мы, и наше ухо не слышит того, что слышим мы. Все эти импульсы проходят через мозг и только тогда обретают форму привычную для нас. Так глаз видит только двухмерное изображение, которое мозг преобразует в трехмерное, а ухо слышит только колебание жидкости, которое мозг преобразует в музыку. Даже он испуганный и «потерянный» в лесу человечек, понимает, что все эти страхи не принадлежат этому лесу, что лес и его жители живут, как обычно их природе, как Господь создал. А страх это личная принадлежность Георгия, и эту принадлежность он принес в лес с собой, а значит, она была с ним всегда!
Он привык бояться. Сколько себя помнил, боялся всегда. В детстве, насупленных бровей мамы, в школе директора и почему-то отчисления (происшествия немыслимого в советские времена). Потом боялся, что «пацаны сочтут слабаком» и даже «свернул» из-за этого шею, прыгая с крыши сарая. Мог бы остаться инвалидом - Бог уберег. Из-за того же страха, курил, почти теряя сознание, зеленея и отлеживаясь дома, от «неизвестного отравления», ползая между кроватью и унитазом. Боялся, что подумают, что он влюбился, и жестко подшучивал над предметами юношеского вожделения. Его трусость, вскормленная и взлелеянная, прочно засела в определенном для нее месте (в душе, наверное), повзрослевшего Гриши, и приобрела уже более уродливые взрослые формы. Например, работая в одной компьютерной фирме и наделав с похмелья лаж с заказами, Гришка со страху свалил это дело на товарища, после чего товарищ был уволен, так и не поняв, впрочем, кто именно ему удружил. Но самое омерзительное проявление трусости, по мнению самого ее носителя, выплеснулось в отношениях с его, и по сей день обожаемой женой Анной.
В Аню Гриша влюбился с первого взгляда, вернее мгновенно воспылал страстью. Каждый жест, каждый изгиб тела этой девушки, заставлял совсем не обделенного женским вниманием парня, краснеть и отводить глаза. Общий язык молодые люди нашли быстро, и вскоре Гриша думал об Ане уже большую часть своего свободного и не только, времени. Только вот с друзьями своими возлюбленную Гриша не спешил знакомить и в публичных местах с ней не появлялся. Была одна причина, но о ней позже. Замечая эти странности, Аня, даже подумала, что он женат. Тогда, дабы развеять сомнения Гриша познакомил свою девушку с родителями. Принята Аня была тепло, родители улыбались ей «до ушей», расспрашивали о ее учебе, о родных, о привычках. Мама суетилась, послала папу торт покупать, «чего чай пустой пить?».
