Ноам Хомский - Как устроен мир
Угроза доброго примера
От такого обращения не застрахована ни одна страна, даже самая малозначительная. Более того, именно самые слабые и бедные страны часто вызывают самую сильную истерику.
Возьмем Лаос в 1960-х годах — вероятно, беднейшую страну в мире. Большинство его жителей даже не знали о существовании какого-то Лаоса: их представления ограничивались собственной деревней да еще соседней деревушкой неподалеку.
Но как только там стала нарастать очень примитивная социальная революция, Вашингтон подверг Лаос смертельным «секретным бомбардировкам» и стер с лица земли целые населенные области, причем эта операция не имела ничего общего с тогдашней войной США в Южном Вьетнаме.
На Гренаде проживают сто тысяч человек, выращивающих мускатный орех, этот остров не сразу найдешь на карте. Но когда там началась умеренная социальная революция, Вашингтон поспешил вмешаться и устранить угрозу.
Начиная с большевистской революции 1917 года и до краха коммунистических правительств в Восточной Европе в конце 1980-х годов оправданием любому вмешательству США могла послужить защита от советской угрозы. Поэтому, когда Соединенные Штаты в 1983 году вторглись в Гренаду, председатель Объединенного комитета начальников штабов объяснял, что в случае нападения СССР на Западную Европу враждебная Гренада могла бы помешать поставкам нефти из Карибского моря в Западную Европу, и тогда мы не смогли бы помогать нашим осажденным союзникам. Сейчас это звучит смехотворно, но подобные измышления помогают мобилизовать общественное мнение в поддержку агрессии, террора и подрывных действий.
Нападение на Никарагуа оправдывали утверждениями, что если не остановить «их» там, то «они» хлынут через границу в Харлинген, штат Техас, до которого, дескать, пара дней езды. Образованным людям предлагались более продуманные варианты, но той же степени правдоподобия.
Американский бизнес не заметил бы исчезновения Никарагуа с карты мира. То же самое можно сказать о Сальвадоре. Тем не менее США варварски вторглись в обе эти страны, что стоило сотен тысяч жизней и миллиардов долларов.
На то есть причина. Чем страна слабее и беднее, тем более опасным примером она может стать. Если крохотная нищая Гренада в силах обеспечить своему народу лучшую жизнь, то другие страны, обладающие более внушительными ресурсами, могут спросить: «Почему не мы?»
Подтверждением этого правила стал Индокитай, обширный регион с немалыми ресурсами. Хотя Эйзенхауэр и его советники много разглагольствовали о рисе, олове и каучуке, истинная опасность заключалась в том, что если бы народы Индокитая добились независимости и справедливости, то их примеру последовал бы народ Таиланда, в случае его успеха те же попытки распространились бы на Малайзию, а потом и Индонезия пошла бы путем независимости... Возникала угроза потери немалой части «Большой зоны».
Если вам нужна глобальная система, подчиненная нуждам американских инвесторов, то вы не можете позволить, чтобы она развалилась на куски. Поразительно, с какой откровенностью это сформулировано в документах, порой даже предназначенных для широкой общественности. Возьмем Чили при Альенде.
Чили — довольно крупная страна с немалыми природными ресурсами, но даже ее независимость не являлась бы прямой угрозой для США. Почему же она нас так заботила? Киссинджер назвал Чили вирусом, способным заразить весь регион, последствия чего разойдутся очень далеко, достигнув даже Италии.
Несмотря на сорок лет американской подрывной деятельности, в Италии по-прежнему существует рабочее движение. Успех социал-демократического правительства в Чили послужил бы нежелательным сигналом для итальянских избирателей. Вдруг у них появятся опасные мысли о том, чтобы прибрать к рукам собственную страну и возродить рабочее движение, подорванное ЦРУ в 1940-х годах?
Американские планировщики от госсекретаря Дина Ачесона в конце 1940-х годов до сегодняшних не устают предостерегать, что «одно гнилое яблоко может испортить всю бочку». Опасность заключается в том, что «гниль» — социально-экономическое развитие — может получить распространение.
Эта «теория гнилого яблока» преподносится общественности в виде «теории домино». Людей пугали высадкой в Калифорнии приплывшего на каноэ Хо Ши Мина и тому подобной белибердой. Возможно, кто-нибудь из американских лидеров и верит в это, но рациональные планировщики для этого слишком умны. Они понимают, что истинная угроза таится в «дурном примере».
Порой это объясняют вполне откровенно. В 1954 году, когда США намеревались свергнуть демократию в Гватемале, один из чиновников Госдепа заявил, что «Гватемала превратилась в нарастающую угрозу для стабильности в Гондурасе и Сальвадоре. Ее аграрная реформа служит сильным пропагандистским оружием; широкая социальная программа помощи рабочим и крестьянам в победоносной борьбе против высших слоев общества и крупных иностранных предприятий очень привлекательна для населения соседних стран Центральной Америки, где существуют похожие условия».
Иными словами, США хотят «стабильности», подразумевая безопасность для «высших слоев общества и крупных иностранных предприятий». Если этого можно добиться способами формальной демократии — пусть так и будет; но если нет, то «угроза стабильности», каковой является добрый пример, должна быть уничтожена, прежде чем вирус заразит других.
Вот почему даже крохотная заноза воспринимается как угроза обширного заражения и требует насильственного извлечения.
Трехсторонний мир
С начала 1970-х годов мир переходил к так называемой модели трилатерализма — союза и соперничества трех главных экономических блоков. Первый блок был основан на иене с Японией в качестве центра и бывшими японскими колониями в качестве периферии.
В 1930—40-х годах Япония называла Великую Восточную Азию сферой совместного процветания. Причиной конфликта с США стала попытка Японии осуществлять там тот же контроль, который осуществляли в своей сфере владычества западные державы. Но после войны мы восстановили для них весь регион. С тех пор с его эксплуатацией Японией нет проблем — просто надо осуществлять ее под нашим контролем.
Много чепухи написано про то, что Япония превратилась в нашего крупного конкурента, и это доказывает наше благородство: как же, ведь мы помогли подняться нашим врагам! Но на самом деле вариантов реальной политики было немного: либо возродить японскую империю, но под нашим неусыпным контролем (что и было сделано), либо уйти из региона и позволить Японии и остальной Азии идти собственным путем, то есть покинуть американскую «Большую зону». Об этом невозможно было даже помыслить.
К тому же сразу после Второй мировой войны Япония не рассматривалась в качестве вероятного конкурента даже в отдаленном будущем. Считалось, что когда-нибудь в будущем Япония, возможно, окажется в состоянии производить безделушки, но не более того. В этом присутствовал сильный элемент расизма. Япония восстановилась во многом благодаря сначала Корейской, а потом Вьетнамской войне, стимулировавших японское производство и принесших Японии огромные прибыли.
Кое-кто из ранних послевоенных планировщиков проявлял больше дальновидности. К их числу относился Джордж Кеннан. Он предлагал США помогать индустриализации Японии, но при одном ограничении: чтобы США держали под контролем японский нефтяной импорт. Кеннан говорил, что это обеспечило бы нам право вето в случае, если бы Япония отбилась от рук. США последовали этому совету и оставили под своим контролем поставки нефти в Японию и ее нефтеперерабатывающие мощности. Еще в начале 1970-х годов Япония контролировала только 10 процентов своих нефтяных поставок.
В этом заключается одна из главных причин столь пристального интереса США к ближневосточной нефти. Эта нефть была нужна нам не для себя: до 1968 года Северная Америка сама была ведущим производителем нефти в мире. Но мы хотим удерживать в наших руках этот рычаг власти над всем миром и гарантировать поток прибылей в направлении в основном США и Британии. Потому мы и сохраняем военные базы на Филиппинах. Это часть глобальной системы интервенции, нацеленной на Ближний Восток и гарантирующей, что местные силы не падут жертвой «ультранационализма».
Второй крупный конкурентный блок находится в Европе, и доминирует в нем Германия. Он делает огромный шаг вперед с укреплением европейского Общего рынка. Экономика Европы превосходит экономику США, ее население многочисленнее и образованнее. Если она добьется единства и превратится в сплоченную силу, то США могут стать второсортной державой. Это еще вероятнее, если Европа, возглавляемая Германией, возвратит новую Восточную Европу к ее традиционной роли экономической колонии, части третьего мира.
