Владимир Жариков - Сказочный отпуск
Глава 9.
Тринадцатое июля, терем Бабы-яги -- Надо же, как все просто, смотрите, Игорь, -- Мария Дюкова-Шнайдер гоняла по блюдцу яблоко, Колобков-Мельников заглядывал ей через плечо. -- Жесть! -- отозвался из своего угла Мокус. -- И правда, без всякой вэб-камеры. И ни батареек, ни аккумуляторов никаких не нужно. А то у меня вот аккумулятор скоро разрядится, даже не знаю, чего делать, подзарядить-то негде. Сейчас я, все-таки, попробую закончить одну прогу типа драйвера, может быть, по моему ноуту картинку посмотреть получится. -- Это еще зачем? -- спросила Баба-яга. -- Экран побольше, всем видно будет. -- Не парься, -- сказала бабка. -- Чем к твоему чемодану ладить, я сейчас на заслонке все покажу. Она отодвинула от устья печи заслонку, извлекла из печки один кирпич и вложила в образовавшуюся нишу колоду карт. -- Примитив, -- прокомментировал Мокус, -- Как при царе Горохе -- программа на перфокартах. -- Не знаешь, и не болтай, -- обиделась Яга. -- При царе Горохе еще и думателей-то не было. Закопченная заслонка засветилась, на ней появилось изображение необъятной степи, покрытой чахлыми кустиками, желтой пожухлой травой и колючими клочьями перекати-поле. На оранжевом раскаленном небе висело желтое палящее солнце. -- Это рабочий стол? -- ехидно спросил Мокус. -- Молодой человек, сами вы -- стол, -- строго сказала майор Дюкова, давая понять, что не время сейчас для шуток. -- Это ландшафт той местности, где находятся наши товарищи, выполняющие ответственное спецзадание. -- А где народ-то? -- заметил Константин. -- Одна степь широкая, а люди где? -- Сейчас, сейчас, -- отозвалась Яга, -- Ну-кось, красавица, дай-ка мне сюда блюдце-то. Мария Дюкова отдала блюдечко Бабе-яге. Та повернула за хвостик яблочко, и пейзаж на заслонке тоже пришел в движение. Показался сдутый баллон дирижабля, раскинутый на земле. Рука у старушки дернулась, картинка ушла вверх. -- Ой, -- воскликнула Эльвира. -- С ними что-то случилось! -- Погоди, доча, -- сказала бабка чуть дрогнувшим голосом, -- сейчас наведем. Не переживай, все хорошо у них. Картинка поехала вниз, в кадре появилась корзина аппарата, а в ней копошащиеся люди. Иван с Германом возились у горелки, Лешек палил костер поодаль от гондолы, Катя распаковывала мешки с провизией, готовила перекус. На заднем плане виднелось сухое дерево, а на нем -- спящий огромный бородач в зеленых лохмотьях из длинных лоскутов. -- У них какая-то поломка, -- констатировал Мельников. -- Но все живы. -- А вдруг вон тот верзила их в плен взял? -- забеспокоилась Эльвира. -- Не похоже. Верзила мирно дремлет, а наши заняты своим делом. Знать бы о чем они говорят! -- А звук-то где? -- спросил Константин. -- Правда, почему без звука? -- Вот со звуком -- беда, -- ответила бабуся. -- Не придумали еще, как со звуком-то картинку передавать. Это ж не дальнозырик. Но там для передачи специальное оборудование очень громоздкое требуется, там наговором, да бусинкой не обойдешься... А тот верзила вовсе не полонил их, наоборот, помогает. Это Ветер Восточный, Соловьем-разбойником его еще кличут. -- Соловей-разбойник! -- ахнули все. -- А он их не того? -- Ни того, ни этого! Сказано же -- в помощники он им послан. Как в небо подымутся, так он подгонять их станет. -- Нет, хоть даже и без звука, все равно -- замечательная штука, -- после небольшой паузы заметила майор Дюкова, все еще восторгаясь блюдцем с яблоком. -- Нам бы в департамент для нашей наружки такие, да, Игорь? Это что же, вот так все время можно наблюдать, что с подопечными происходит? -- Можно, яхонтовая, можно. Хоть цельный день, хоть в полночь-заполночь. -- Да вы что, серьезно? -- возмутился Константин. -- Это неправильно. Получается, что человек под колпаком находится все время? Этак, пардон, и в самые интимные моменты за тобой наблюдать могут? -- Могут, касатик, могут, -- Баба-яга опустила глаза и слегка зарумянилась. -- Всякая вещь и недостатки имеет, и достоинства ... -- И вам что, приходилось? Нет, так не годится. Это противозаконно. Вы нарушаете нормы этики и права человека. Личная жизнь должна быть неприкосновенна. -- Неприкосновенна, -- рассержено буркнула старушка. -- Вести себя надо праведно, тогда и стыда не будет... Внезапно в горнице стало темно. Это во всех трех окнах появились головы Змея Горыныча. Первой голос подала робот Вика: -- Горыныч беду чует. Надо бы узнать, чего он хочет. -- Поди, пойми его, тварь бессловесную, -- проворчала Баба-яга. -- Небось траву всю сожрал, теперь сена канючит. Она все еще недолюбливала Змея. Хоть они давно уже находились в дружеских отношениях с Кощеем, Змей Горыныч по-прежнему оставался для нее аспидом и воплощением зла. -- Я пойду, попробую узнать, что он хочет, -- сказал Колобков-Мельников и вышел из горницы. Он один наладил хорошее взаимопонимание с драконом, наверно потому, что косил для него сено на соседнем лугу, поскольку на поляне возле терема травы действительно осталось немного. Остальные продолжали наблюдать за тем, что происходит на экране-заслонке. -- Ну, хватит, -- сказала Яга. -- Нечего людям мешать. Видите, работают они, корапь свой летучий чинят. -- Так никто же им и не мешает, -- заметил Константин. -- Или вы хотите сказать, что они нас тоже видят? -- Ничего они не видят, просто хватит понапрасну пялиться, сеанс окончен, мне печку топить пора. Не то поведение Змея, не то намеки на пикантное использование блюдца с яблоком испортили старушке настроение. Она убрала заслонку и спрятала в буфет яблочко и блюдечко. Через несколько минут в горницу вернулся Мельников. Он снял пиджак и надел вместо него бронежилет. -- Мы с Горынычем решили немного поразмять крылышки, сообщил он всем. Надо бы окрестности оглядеть. -- Оружие не забудьте, -- напомнила мадам Дюкова. -- Ес! Тес-ственно! Баба-яга, ни на кого не глядя, продолжала возиться у печки, все остальные покинули горницу и разошлись по своим комнатам.
Глава 10.
Тринадцатое июля, в степи Надо сказать, что способности степняков мы несколько недооценили. Со стеной из колючих кустов они справились гораздо быстрее, чем я предполагал. Не прошло и часа, как на горизонте уже пылило облако, раздавалось гиканье, которое становились все громче и отчетливее и приближающийся топот. Горелку-то мы починить успели, но шар был надут едва на треть. -- Слышь, Соловей, а вот этих ребят хорошо бы задержать, -- Герман растормошил дремавшего Соловья-разбойника. -- Сумеешь? -- Да не вопрос, -- все так же меланхолично произнес наш новый помощник. -- Только вы ета, на землю лягте, да уши поплотнее заткните. Мы так и сделали. Соловей набрал в грудь побольше воздуха, заложил в уголки рта два мизинца и засвистел самым высоким тембром, переходящим в ультразвук. Пыль, песок и всякие былинки-травинки помчались навстречу ватаге степняков. Стрелы, выпущенные из их луков, остановились и понеслись обратно. Вояки закрывались от ветра и собственных стрел щитами, а их кони пятились, разворачивались и скакали прочь. Через пару минут ни одного нашего преследователя в обозримом пространстве не осталось. -- Больше они сюда не сунутся, -- сказал Соловей. -- Степняки нас, ветров, боятся. Особенно, когда мы гневаемся. Теперь их шаманы три дня будут в бубны бить, в чистом поле скотину к кольям привязывать, нам в жертву выставлять. Кстати, хотите шашлычка из свежей баранины? Нам-то, ветрам, это мясо ни к чему, но не пропадать же добру-то! Через час наш летучий корабль был готов к полету. Соловей-разбойник тоже забрался в корзину. Я думал, что придется все-таки выбросить что-нибудь из снаряжения, поскольку габариты мужичка были весьма внушительными, а от балласта мы избавились практически полностью когда удирали от погони. Но оказалось, что он совершенно невесом. Соловей показал на пропеллер: -- Вот эта вот штука у вас ветер делает? -- Да вроде бы... -- Ведь это надо! Как ветряная мельница, только мелкая. Да... -- он ироническим взором осмотрел наш силовой агрегат. -- Павлины, говоришь? Х-хе! Сейчас быстро полетим. Он встал на корме, повернувшись против хода, и легонечко свистнул. Корзина резко рванула вперед, едва не сделав мертвую петлю вокруг шара. -- Эй! Эй! -- закричали мы. -- Не так резко! -- Ладно, больше не буду, -- пообещал наш новый компаньон, а по совместительству реактивный двигатель. Теперь мы летели практически беспосадочно. За двое суток опускались на землю всего лишь один раз возле небольшой речушки набрать питьевой воды, а заодно наполнить песком мешки, поскольку, удирая от погони, мы выкинули за борт весь наш балласт. Эта речушка, по утверждению Соловья-разбойника, была последней перед пустыней, дальше, до самых Неприступных гор, воды нигде не найти А пустыня-то практически уже началась -- все больше было под нами песка и все меньше растительности, представленной лишь пожухлой травкой и какими-то колючками. На нашей карте этой речушки вообще обозначено не было. Интересно, конечно, откуда она берет исток и куда впадает, но топографических задач наша экспедиция не преследовала, поэтому вопросы эти оставались чисто риторическими. По словам Соловья, эта речка возникает сама собой в разных местах и сама по себе пропадает. Очень древний народ, обитавший в этих краях, и который уже давно не существует, называл ее "Змея, ползущая в пустыне". -- А мы от этой водицы сами-то в змей не превратимся? -- с опаской спросил Герман. -- Не боись, все будет тип-топ, -- заверил его Соловей. Наш летучий корабль резво двигался над раскаленными песками. Соловей то сидел в гондоле на корме свесив ноги и, слегка посвистывая, двигал наш аппарат реактивной тягой, то, когда ему надоедало сидеть, летел рядом, подгоняя дирижабль, как ребенок, забавляющийся с перышком или мыльным пузырем. Чтобы не действовать нам на нервы монотонным свистом, он поначалу стал высвистывать то барыню, то камаринскую. Потом мы научили его свистеть "Вдоль по Питерской", "Славное море -- священный Байкал", "Улетай, туча!" и даже полонез Огинского. У Соловья оказался хороший слух и изрядные музыкальные способности. Под нами простиралась бесконечная желтая равнина, изрезанная волнами барханов. Раскаленный воздух поднимался от песков, а единственную тень давал только баллон дирижабля. И еще можно было укрыться от солнца в нашей парусиновой каюте, но днем там стояла жуткая духота. Ветер, поднятый Соловьем-разбойником, не создавал прохлады, поскольку мы сами двигались в этом воздушном потоке. Страшно хотелось пить, только теплая вода не утоляла жажду, да и ее приходилось экономить. Жаль, что щука не подала еще Емеле идею, как сделать холодильник, причем лучше всего -- переносной. Чтобы не изжариться в таком пекле, мы летели практически на максимальной высоте, на которую был способен объем нашего шара. -- Надо же! -- удивлялся Лешек. -- А я раньше думал, что чем ближе к солнцу, тем жарче. А оказывается тут наоборот -- прохладнее. -- Это еще что! -- сказал Герман. -- Скоро ты убедишься в том, что Земля имеет форму шара. -- А это уж -- во! -- Лешек сложил пальцами фигу. -- И с чего это вы вообще в головы себе взяли? Вон, посмотрите вокруг! Да если бы Земля закруглялась, все это как бы уходило бы за горизонт. А тут вон -- и горы видно. А до них нам еще лететь и лететь! А мы как бы на дне глубокой тарелки. На горизонте прямо по курсу действительно в мерцающем мареве виднелись горы. Сначала я принял их за мираж, но в течение целого дня они так и не пропали, даже наоборот, принимали все более отчетливые очертания. Это как раз и есть те самые Неприступные горы. А линия горизонта и на самом деле казалась выше нашего местоположения, словно мы находились внутри чаши, хотя летели мы достаточно высоко. Это, наверно, горячий воздух создает такой оптический эффект. -- А давайте спросим у Соловья-разбойника, плоская Земля, квадратная или шарообразная, -- предложила Катька. Все-таки женщинам иногда приходят в голову умные мысли. Это мы, мужики, часто принимаем их за глупость и не прислушиваемся, а зря. Конечно, ветер летает повсюду, он наверняка не один раз облетал вокруг Земли через запад на восток, так что вполне может разрешить наш спор. -- Скажи, Соловей, -- обратилась она к нему. -- Земля круглая? -- Разумеется, -- ответил разбойник. -- Вот видишь, -- все мы снисходительно посмотрели на Лешека. -- Разумеется, круглая, -- продолжал Соловей, -- как блюдце. Как масленичный блин. Как золотой рупь. Как что еще? -- Как волейбольный мяч, -- подсказал Герман. -- Как колесо телеги, -- не обратив внимание на подсказку, рассуждал Соловей-разбойник. -- И со всех сторон ограничивается Краем Света. -- Постой-постой! А там, за Краем Света что? -- Не знаю. Вселенная, наверно. Мы туда никогда еще не летали. -- Нет, погоди, -- продолжал допытываться Герман. -- А тебе разве не приходилось лететь вот так все время на запад и прилететь к своей Свистун-горе с другой, с восточной стороны? -- Да ты что! Разве ж это возможно?! Через Край-то Света. Да еще под Землей. Там же Преисподняя, там черти живут! Понятно. Значит, на кругосветные путешествия здесь даже Силам Природы наложен запрет. Тем временем, день потихоньку клонился к закату, а Неприступные горы так почти и не приблизились. Солнце опускалось, и воздух стал наполняться живительной прохладой, что было очень кстати, поскольку запас питьевой воды скудел у нас очень быстро. На следующее утро ничего практически не изменилось. Горы оставались по-прежнему очень далеко, солнце, едва поднявшись, начало нещадно палить, становилось душно и снова одолевала жажда. Один Соловей-разбойник, кажется, не ощущал никакого дискомфорта. Он подгонял наш дирижабль, насвистывая "Улетай, туча!" -- Кстати, а ты можешь пригнать сюда тучу? -- спросила его Катька. -- Пригнать-то я могу, -- ответил Соловей, -- только воды она тут не прольет ни капли. Водяной Царь строго настрого запрещает им лить дожди в этих краях. -- Ну пусть хоть без дождя, просто тень даст. -- Не вопрос, я мигом. Соловей закрутился волчком и, обернувшись смерчем и подняв в небо воронку песка и пыли, маленьким ураганом улетел в сторону Неприступных гор. Наш воздушный корабль резко качнулся, увлекаемый вихрем, а когда Соловей скрылся из глаз, впал в дрейф. -- Может, мотор пока включить? -- предложил Лешек. -- Да ну его, -- ответил я. -- Лениво. Посидим в тишине. Еще несколько минут шар двигался по инерции, а потом завис практически неподвижно. Похоже, ни один братец нашего опекуна Соловья-разбойника в эту тмуторокань не забирался. Мы сидели на мешках с балластом и болтали о всякой чепухе. Внезапно наш аппарат что-то резко потянуло вниз. Корзина ушла из-под ног, а мы на какое-то время ощутили состояние невесомости -- Эй! Соловей! Ты так не надо шутить! -- крикнул Лешек неизвестно кому, поскольку ни Соловья, ни обещанной тучки поблизости не наблюдалось. -- Похоже, это не Соловей, -- высказал предположение Герман. -- А что же? -- удивился я -- Воздушная яма? В нескольких метрах от земли падение сменилось резким взлетом. -- Я не могу, -- сказала Катька, -- меня сейчас стошнит! -- Терпи, терпи, -- приказал я. Хотя, сколько времени терпеть, было непонятно. Аттракцион продолжался, шар мотало и вправо, и влево, и вверх, и вниз. Когда мы оказались на огромной высоте, даже не берусь оценить, какой именно, поскольку внизу одни пески и нет никаких предметов для оценки масштаба, прозвучал громовой голос: -- Или вы немедленно поворачиваете назад, или тот час же разобьетесь к чертям собачьим! Выбирайте, ну! Небо потемнело, словно погасло солнце, повеяло зловещим холодом и над пустыней зазвучал другой голос: -- А ну, давай, вали отсюда, свистулька фернанговая! А не то щас у меня тут живо песок хавать будешь. И отцепись, падла, от пацанов, понял?! Этот голос был таким дорогим и близким, и принадлежал он, конечно же, Соловью-разбойнику. -- Понял... -- прозвучал громовой голос ниоткуда, правда, теперь он был не таким уж громовым, а больше походил на голос нашкодившего подростка. Наш аппарат перестало качать, он спокойно повис в воздухе. А над ним висела огромная туча -- это она загородила солнце и принесла прохладу. Из-за мучительной качки мы и не заметили, как появились и туча, и Соловей. -- В семье не без урода, -- пояснил разбойник. -- Это наш младшенький. Продался чернокнижникам. Ну ничего, кончится у Стрибога терпение, он тогда до него доберется. Попадет паршивцу по первое число! -- А что такое свистулька фернанговая? -- спросил я. -- Не знаю. Но так папаша выражается, когда сердится. Соловей гнал нас вперед вместе с тучкой. На высоте, да в тенечке было достаточно свежо. А Неприступные горы уже заметно приблизились, до них оставалось, по моим оценкам, километров пятьдесят, ну может быть -- сто. Собственно такими они выглядели и вчера, и позавчера, но интуиция подсказывала мне, что я прав, хотя мое мнение не совпадало с другими. Лешек говорил, что лететь нам до них еще три дня и три ночи, а Герман считал, что не больше часа. Катька в дискуссии участия не принимала, сославшись на полное отсутствие глазомера. Соловей разрешил наш спор: -- Ближе к закату доберемся.
