Неизвестно - Дженни Даунхэм-Пока я жива
-Мне будет больно?
-Думаю, боль всегда можно будет облегчить.
-В больнице это не удавалось. По крайней мере, сперва.
-Да, -соглашается Филиппа. –Сперва они никак не могли подобрать лекарство. Но я принесла тебе морфина сульфат-он снимает боль. На всякий случай еще есть ораморф –он посильнее. Едва ли ты будешь мучиться от боли.
-Как вы думаете, мне будет страшно?
-На этот вопрос нет однозначного ответа. –Поняв по моему лицу, что говорит какую-то чушь, Филиппа исправляется: -Я думаю, Тесс, тебе ужасно не повезло, и на твоем месте я бы боялась. Но я уверена: что бы ты ни чувствовала в эти последние дни, все будет так, как и должно быть.
-Ненавижу, когда вы говорите «дни».
Она хмурится:
-Я знаю. Прости.
Филиппа рассказывает мне про обезболивание, показывает пакетики и пузырьки. Она говорит мягко, ее слова накатываются точно волны, и я ничего не запоминаю. Такое ощущение, что все стремится к нулю и вся моя жизнь была лишь предвестием этой минуты. Я родилась и росла лишь затем, чтобы узнать эти подробности и получить из рук этой женщины лекарство.
-Тесса, у тебя есть вопросы?
Я перебираю в уме все, о чем бы нужно спросить. Но в голове замешательство и пустота, словно Филиппа пришла на вокзал, чтобы проводить меня, и мы обе ждем не дождемся, когда же придет поезд, чтобы не поддерживать неловкую беседу.
Пора.
Стоит яркое апрельское утро. Без меня жизнь пойдет своим чередом. У меня нет выхода. Меня пожирает рак. Он изрешетил мое тело. И ничего нельзя сделать.
-Я пойду вниз поговорить с твои отцом, -предупреждает Филиппа, -и постараюсь в ближайшее время тебя навестить.
-Незачем.
-Я знаю, но все равно приду.
Толстая, добрая Филиппа, которая помогает всем умирающим от Лондона до южного побережья. Она наклоняется и обнимает меня. Она теплая, потная и пахнет лавандой.
После ее ухода мне снится, будто я вхожу в гостиную и вижу, что там собралась вся семья. Папа издает какие-то странные звуки, которых я никогда раньше не слышала.
-Почему ты плачешь? –спрашиваю я. –Что случилось?
Мама с Кэлом сидят рядышком на диване. Кэл в костюме с галстуком, словно маленький бильярдист.
Тут меня осеняет: я умерла.
-Я здесь, прямо тут! –кричу я, но они меня не слышат.
Однажды я видела фильм о том, что умершие не уходят в мир иной, но безмолвно живут среди нас. Мне хочется рассказать об этом родителям. Я пытаюсь сбросить со стола карандаш, но моя рука проходит сквозь него. И сквозь диван. Я выхожу сквозь стену и снова возвращаюсь в комнату. Я перебираю пальцами у папы в голове, и он ежится, недоумевая, почему по спине пробежал холодок.
Тут я просыпаюсь.
Папа сидит на стуле у кровати. Он берет меня за руку:
-Как ты себя чувствуешь?
Я задумываюсь, прислушиваясь к себе.
-Ничего не болит.
-Вот и хорошо.
-Немного устала.
Он кивает:
-Хочешь есть?
Я бы и рада. Для него. Мне хочется попросить риса с креветками, пудинг из патоки, но это будет вранье.
-Что я могу для тебя сделать? Чего тебе хочется?
Увидеть ребенка Зои. Закончить школу. Стать взрослой. Путешествовать по миру.
-Чашку чаю.
Папа улыбается:
-А еще? Может, печенья?
-Бумагу и ручку.
Он помогает мне сесть. Подтыкает под спину подушку, включает лампочку у кровати и достает с полки блокнот и ручку. Потом идет на кухню поставить чайник.
Пункт одиннадцать. Чашка чаю.
Пункт двенадцать…
Памятка для папы
Я не хочу лежать в морге. Оставь меня дома до похорон. Если мне станет одиноко, пусть со мной кто-нибудь посидит. Обещаю вас не пугать.
Я хочу, чтобы меня похоронили в платье с бабочками, сиреневом лифчике и трусиках и черных сапожках на молнии (все это по-прежнему лежит в чемодане, который я собрала для поездки на Силицию.) И наденьте на меня браслет, подаренный Адамом.
Никакого макияжа. На покойниках он смотрится глупо.
Я НЕ ХОЧУ, чтобы меня кремировали. Кремация отравляет воздух диоксинами, соляной и фтористоводородной кислотой, двуокисью серы и углекислым газом. А еще в крематориях дурацкие страшные шторки.
Я хочу натуральный ивовый гроб и похороны в лесу. Сотрудники Центра естественной смерти помогли мне выбрать местечко неподалеку от нашего дома, они же помогут вам с похоронами.
Я хочу, чтобы на моей могиле или около нее посадили местное дерево. Лучше дуб, но можно и каштан или даже иву. Я хочу деревянную табличку с моим именем. Пусть на могиле растут цветы и всякие сорняки.
Церемония должна быть простой. Скажи Зои, чтобы взяла с собой Лорен (если она уже родится). Пригласи Филиппу с мужем Энди (если он захочет прийти) и Джеймса из больницы (хотя, он может быть занят).
Я не хочу, чтобы те, кто не знал меня лично, что-то обо мне говорили. Сотрудники Центра естественной смерти будут присутствовать на похоронах, но не должны ни во что вмешиваться. Пусть обо мне говорят люди, которых я люблю. Если расплачешься-ничего страшного. Я хочу, чтобы ты сказал обо мне правду. Если угодно, скажи что я была настоящим чудовищем, заставляла всех плясать под свою дудку. Если вспомнишь что-то хорошее –скажи и об этом! Но сперва запиши: на похоронах люди часто забывают, что собирались сказать.
Ни за что на свете не читайте то стихотворение Одена. Оно надоело всем до смерти (ха-ха-ха) и слишком унылое. Пусть кто-нибудь прочтет двенадцатый сонет Шекспира.
Музыка- «Черный дрозд», «Биттлз». «Григорианский хорал» «Кьюр». «Живи так, словно уже умираешь» Тима МакГроу. «Все деревья в полях будут хлопотать с ладоши» Суфьяна Стивенса. На все может не хватить времени, но последнюю поставьте непременно. Зои помогла мне их выбрать, у нее они все есть в айподе (если нужно, позаимствуйте ее колонки).
После похорон сходите в паб пообедать. На моем банковском счету есть двести шестьдесят фунтов. Я хочу, чтобы вы их потратили. Нет, серьезно –обед за мой счет. И обязательно закажите десерт-тягучий пудинг с тоффи, шоколадный торт, пломбир с сиропом, фруктами и орехами, что-нибудь ужасно вредное. Если хочешь, напейся (только не напугай Кэла). Потратьте все деньги.
А потом, спустя какое-то время, жди от меня вестей. Быть может, я напишу на запотевшем зеркале, когда ты будешь принимать душ, или стану шелестеть листвой яблони, когда ты выйдешь в сад. Или просто тебе приснюсь.
Навещай мою могилу, когда сможешь, но не вини себя, если это не всегда получается Или если вы переедете и до кладбища будет слишком долго добираться. Летом там очень красиво(посмотри на сайте). Приезжайте туда на пикник и посидите со мной.
Ладно. Это все.
Я тебя люблю.
Целую.
Тесса.
Тридцать восемь.
-Я буду единственным парнем в школе, у которого умерла сестра.
-Классно. Тебе перестанут задавать домашнюю работу, и все девчонки в тебя влюбятся.
Кэл обдумывает мои слова.
-А я все еще буду твоим братом?
-Конечно.
-Но ведь ты об этом не узнаешь.
-Еще как узнаю!
-Ты будешь повсюду мне являться?
-А тебе этого хочется?
Кэл нервно улыбается:
-Наверно, мне будет страшно.
-Тогда не буду.
Кэлу не сидится на месте. Он мерит комнату шагами от кровати до шкафа. После больницы в наших отношениях что-то изменилось. Нам уже не так легко шутить.
-Кэл, если хочешь, выброси телек из окна. Мне так это очень помогло.
-Не хочу.
-Тогда покажи мне фокус.
Он убегает, чтобы взять все необходимое, и возвращается в своем особом черном пиджаке с потайными карманами.
-Смотри внимательно.
Кэл связывает углами два носовых платка, прячет в кулаке, потом медленно разжимает палец за пальцем. Платки исчезли.
-Как ты это сделал?
Он качает головой, постукивая по носу волшебной палочкой:
-Фокусники никогда не раскрывают своих секретов.
-Покажи еще раз.
Вместо этого Кэл тасует колоду и раскладывает карты:
-Выбери одну, запомни, но мне не говори.
Я выбираю пиковую даму и прячу в колоду. Кэл снова раскладывает карты, на этот раз лицевой стороной вверх. Дамы нет.
-Кэл, ты молодец.
Он плюхается на кровать:
-Еще нет. Вот бы сделать что-то большое и страшное.
-Если хочешь, распили меня пополам.
Он ухмыляется и тут же заливается слезами, сперва молча, а потом навзрыд. Насколько я помню, плачет он второй раз в жизни. Значит, ему это действительно нужно. Мы оба делаем вид, будто с этим ничего нельзя поделать, как с кровотечением из носа, и его чувства тут не при чем. Я обнимаю Кэла и прижимаю к себе. Он всхлипывает у меня на плече; его слезы мочат мою пижаму. Мне хочется слизнуть их. Настоящие, живые слезы.
-Кэл, я люблю тебя.
Это так просто. Я рада, что сказала ему об этом, хотя от моих слов Кэл разревелся в десять раз сильнее.
Пункт тринадцать: обнять братишку, когда за окном опускаются сумерки.
Адам залезает ко мне в кровать. Он натягивает одеяло до подбородка, будто замерз или боится, что на голову ему рухнет потолок.
