Вячеслав Алексеев - Стрелочники истории — 2
— Ага! Чтоб у дырочки успели очередь занять? — засмеялся Серега. — Не, нужно эту самодеятельность на официальный дипломатический протокол переводить. Там достоинство гостя считают в метрах ковровой дорожки. Просто, понятно, и никакой дырочки не нужно.
Едва стражник приблизился княжескому двору, створки ворот поползли в разные стороны, а когда подъехал внедорожник, ворота полностью распахнулись. Машине даже не пришлось притормаживать.
— Так вот для чего пешего пустили! — прокомментировал Геннадий. — Чтоб время точно рассчитать!
Въехали во двор, остановились против высокого резного крыльца. Дворня вроде как занималась своими делами, но переодета была в чистое, а двор терема засыпан слоем рыхлой свежей соломы. Сопровождающий немного постоял впереди машины, потом направился к задней дверце автомобиля, за которой сидел Афанасьев, и жестом пригласил выйти наружу. Офицеры вышли, обошли машину, потоптались немного около нее, а потом направились к терему. На крыльце было пусто, но едва Арсений Николаевич поднял ногу, намереваясь встать на первую ступень, как толстые дубовые двери тотчас отворились, и на крыльцо вышло сразу несколько разновозрастных мужчин в богатых собольих или бобровых шубах, высоких шапках. Из-за их спин появилась румяная девушка в шитой серебром душегрейке поверх темно-синего с серебряным отливом парчового платья, в белоснежном пуховом платке, сквозь который виднелась жемчужная понизь. В руках она держала деревянный корец с горячим сбитнем.
Вышедший из терема самым первым, моложавый мужчина с едва пробивающейся бородкой, примерно семнадцати-восемнадцати лет, всплеснул руками и торопливо спустился со ступеней, демонстрируя высшую степень уважения.
— Князь Арсений Афанасьев?
— Он самый. А Вы — Роман Ингваревич?
— Князь коломенский. — согласился встречающий и тут же представил сопровождающих — мой дядя Юрий Игоревич, князь рязанский; мой брат Олег, князь муромский; князь Олег курский, мой кузен; свояк Владимир, князь углицкий. Евдокиюшка, сестрица моя, подай гостям испить с дороги!
Арсений Николаевич отпил сбитень и, передавая корчагу, представил офицеров:
— Полутысяник Геннадий и полутысячник Сергей.
Офицеры, услыхав свои звания, чуть не поперхнулись, но совладали. Сергей допил, перевернул корчагу, показав, что та пуста, и вернул посуду сестре князя коломенского.
Гости и встречающие потянулись вглубь терема.
Арсений Николаевич снял шинель, фуражку, бросив на руки кому-то из слуг, оставшись в парадной форме подполковника восьмидесятых годов с золотыми погонами. Глядя на него, Геннадий и Серега тоже сняли шинели, но если Геннадий, аналогично Афанасьеву, был в форме старшего лейтенанта конца СССР, то Серега был одет старшим лейтенантом НКГБ 1939 года с петлицами и «шпалами».
Первоначально Афанасьев хотел ехать в своей форме — старшего командира РККА, само собой, почищенной и отглаженной, но Шибалин посоветовал надеть что-нибудь более «блестючее». Как ни как — смотрины «жениха». Благо, после очистки прибалтийских складов из портала в 1993 год, мундиров и знаков различий конца СССР для всех видов войск и на все случаи жизни было с избытком. Афанасьев не долго «ломался», ибо в тайне, с юности, сам мечтал о золотых погонах, аксельбантах и ременной «сбруе» с кобурой. Увы, мундир заката СССР, хотя и с погонами, мало походил на амуницию офицеров царской армии, но на вкус Арсения — смотрелся лучше кителя от 1938 года.
«Нужно будет, все же, провести реформу княжеской армии, официально ввести погоны и одеть бойцов единообразно, а то ходят — кто в чем: штаны и галифе из одной эпохи, гимнастерки и кителя — из другой. Кто с погонами, кто с петлицами, а кто и вовсе без ничего» — размышлял он, глядя на сослуживцев.
Хозяева, коротко посовещавшись между собой, тоже скинули шубы, оставшись в цветных синих и зеленых кафтанах, отороченных мехом и серебряным шитьем.
Все вместе, вслед за Романом, прошли через просторную, но полутемную палату, поднялись на второй этаж и оказались в светелке с обитыми красным штофом стенами и сводчатым потолком, расписанным под сказочные леса с высокой травой, среди которой бродят львы, медведи, олени и антилопы. Напротив слюдяного окна, спинкой к изразцовой печи, стоял обитый бархатом высокий трон. От кресла его отличало только отсутствие подлокотников. Стул и стул — в мастерской немцев на промзоне делают во сто крат изящнее. Перед троном большой дубовый стол на массивных ножках, на нем канделябры со свечами, ибо слюдяные окна давали мало света. По краям с обоих сторон резные лавки.
Афанасьева князь посадил справа от себя, слева уселся дядя, сразу за ними братья и свояк. Серега с Геннадием оказались в самом конце почетных мест, но не на краю стола, а где-то посередине. За ними рассаживались еще какие-то люди. Коломенский князь не счел нужным их представлять, хотя гости сразу догадались, что это дружинники «ближнего круга».
Служки внесли в палату подносы, на столе расставляли блюда с яствами: запеченные гуси, утки, два лебедя в перьях, а к ним соленые грибы, квашенная капуста, моченые яблоки, пироги всех видов и со всякими начинками. Даже слуги не могли точно сказать — какой пирог с чем. Подали кувшины с дорогими рейнскими винами, горячим сбитнем и хмельным медом. Были на столе и бутылки шампанского «Абрау-Дюрсо» — в серебряных ведрах со льдом, разумеется, это Афанасьев внес свою лепту на праздничный стол, за что тут же получил ответный подарок в виде бобровой шубы. Более крепкие напитки он решил пока не выставлять, ибо предстоял разговор на серьезные темы, которые вести нужно было с ясной головой.
И пошли тосты да здравицы, сначала за гостей, потом за хозяев. Когда выпили за каждого из «высоких» гостей, в палату влетела толпа скоморохов: дедки, одетые бабами, девки, одетые мужиками, карлики и вся эта толпа в разноцветных лохмотьях, колпаках с бубенцами и привязанными бородами из мочала, принялась носиться по зале, дудеть в рожки, жалейки, сопелки, стукать бубнами, петь какие-то похабные частушки, одним словом — веселить публику по мере собственных сил и умений. Впрочем, грань они не переходили, ни к кому особо не приставали и вообще — держались немного в стороне, стараясь не пересекать некую незримую черту, отделяющую их «сцену» от стола со зрителями.
Вторая пересмена блюд, после птицы, была рыбная: копченые лещи, тушеные в сметане караси, щуки вареные и печеные, малосольная стерлядь, а главным украшением был полутораметровый осетр, запеченный целиком.
С точки зрения пришельцев, вина были достаточно «легкие», тем не менее, к третьей «мясной» пересмене половина княжеских дружинников уже изрядно «устала» и была унесена в другие комнаты снующими туда-сюда слугами. Скоморохи продолжали развлекать публику, хотя тоже «нагрузились», ибо дружинники, да и младшие князья за особо удачные шутки поощряли исполнителей чаркой вина или меда со стола.
А «пришельцы» выглядели вполне трезвыми, да и князья рязанский с коломенским — тоже, хотя пили вроде бы наравне со всеми, не пропуская ни одного тоста или здравицы. Впрочем, Арсений Николаевич вскоре «расколол» Юрия Игоревича, мужчину более чем взрослого. Афанасьев заметил, что тот, только пробует вина, а при здравицах до дна пьет кубок, наливаемый из кувшина, стоящего рядом с ним. Арсений как бы невзначай ухватил этот кувшин и плеснул малость себе, благо — сидел напротив, только руку протяни. Юрий рязанский спохватился, но было уже поздно. Афанасьев отпил, посмаковал, кивнул Юрию, мол — отличное вино, долил себе еще и переключился на закуски. А слегка напрягшийся рязанский князь тут же вылил остатки в свой бокал, чтобы никто больше не смог распробовать его напиток. Затем понаблюдал за Афанасьевым и успокоился, ибо тот вел себя как ни в чем не бывало. Дело в том, что в кувшине был обыкновенный кисловато-сладкий яблочный компот, без каких-либо признаков алкоголя.
Пожалуй, лишь одно неудобство было в слабоалкогольных рейнских винах и медах — очень много воды, из-за чего гостям, да и хозяевам при каждой пересмене блюд, пока прибирают стол, приходилось выскакивать во двор, где было довольно морозно, как говориться: на «подышать свежим воздухом», а пришельцы умудрялись заодно и покурить.
Впрочем, Афанасьев для этих целей приспособил бобровую шубу и был весьма рад такому подарку — даже просто накинутая на плечи она согревала намного лучше зимней полковничьей шинели.
Если в первый перекур хозяева лишь присматривались к непонятному занятию гостей, то во время второго Роман отважился спросить у Сереги, в чем заключается удовольствие от глотания дыма? Но Серегу опередил Афанасьев:
— Очень вредная привычка, особенно в таком… возрасте, как у Сергея.
Он хотел сказать «молодом», но в последний момент передумал и переиграл на Серегу. Вдруг Роман обидится за «молодого»? Хоть и пацан еще, а все же князь. Кто их, князей, знает? Потом повернулся к Юрию рязанскому, стоящему рядом, человеку зрелых лет, чуть старше самого Арсения и повторил:
