Вероника Рот - Четыре. История дивергента
Трис берет меня за руку:
– Идем. Ну же. Не останавливайся.
Мы проходим мимо стола. Меня трясет, у меня подгибаются колени. Ожидание последнего препятствия страшно уже само по себе.
– Вот мы и на месте, – говорю я.
В круг света, где мы теперь оказываемся, вползает темная фигура, нам виден только край ботинка мужчины. Маркус приближается к нам. Он одет в серое, его глаза зияют впадинами, короткая стрижка открывает очертания крупного черепа.
– Маркус, – шепчет Трис.
Я наблюдаю за ним. Жду первого удара.
– Сейчас ты узнаешь мое имя.
– Он… – кивает Трис.
Она уже поняла. Она будет всегда это помнить, и я бы не смог заставить ее забыть, даже если бы хотел.
– Тобиас.
Меня так давно никто не называл по имени, но оно звучит не как угроза, а как откровение.
Маркус разматывает ремень.
– Это для твоего же блага, – отчеканивает он, и мне хочется закричать.
Он тотчас начинает множиться – Маркусы окружают нас и волочат стальными ремнями по белой плитке. Я сгибаюсь пополам и жду, жду. Маркус замахивается, и я вздрагиваю еще до того, как он меня ударит. Но ничего не происходит. Трис напряженно замирает напротив меня, ее рука поднята вверх. Она стискивает зубы, когда ремень обвивается вокруг ее запястья, а затем стягивает его рывком и замахивается им. Ее движение настолько мощное, что я впечатлен зрелищностью ее жеста, как сильно она ударяет Маркуса. Он бросается на Трис, но я быстро встаю перед ней. Теперь я готов ему ответить. Но этот момент не наступает. Вспыхивает яркий свет, и пейзаж страха заканчивается.
– Это все? – спрашивает она, пока я смотрю на то место, где только что стоял Маркус. – Это твои самые жуткие страхи? Почему у тебя всего четыре?.. Ясно. – Она на секунду задумывается. – Вот почему тебя называют…
Я боялся, что если Трис узнает про Маркуса, то начнет жалеть меня, и я буду чувствовать себя слабым, маленьким и опустошенным. Но она увидела Маркуса и взглянула на него с яростью, но без страха. Она помогла мне преодолеть себя, и я стал сильным и даже смог постоять за себя. Я притягиваю ее к себе за локоть и медленно целую в щеку, позволяя ее коже соприкоснуться с моей. Я крепко держу ее и прижимаюсь к ней.
– Эй. – Она вздыхает. – Мы справились.
Я провожу рукой по ее волосам.
– Ты мне помогла справиться, – шепчу я.
* * *
Я отвожу Трис на камни, куда мы с Зиком и Шоной иногда ходим поздно ночью. Мы садимся на валун, выступающий над водой, и брызги попадают на мои ботинки, но они холодные, поэтому я не обращаю на них внимания. Как и все неофиты, Трис слишком переживает из-за индивидуального испытания, и я стараюсь поддерживать с ней этот разговор. Я думал, что после моего признания остальное произойдет само собой, но откровенность – это привычка, которая формируется годами, а не простой механический тумблер, повинующийся твоему прикосновению.
– Знаешь, кое-что я никому не рассказываю. Даже друзьям, – начинаю я и умолкаю.
Я смотрю на темную, мутную воду и то, что в ней плавает, – кусочки мусора, выброшенная одежда, бутылки, напоминающие маленькие судна, отправляющиеся в путешествие.
– Мой результат был ожидаемым – Альтруизм, – продолжаю я наконец.
– Ой! – Трис хмурится. – Но ты все равно выбрал Лихачество?
– Мне пришлось.
– Почему тебе пришлось перейти?
Я отворачиваюсь. Не уверен, что смогу озвучить истинные причины, потому что признать их – значит, стать предателем фракции. Я чувствую себя трусом.
– Ты хотел убраться подальше от отца, – догадывается Трис. – Поэтому ты не хочешь быть лидером фракции? Потому что тебе пришлось бы вновь увидеть его?
Я пожимаю плечами:
– Да, и к тому же я чувствую, что мне не место среди лихачей. По крайней мере, среди тех, в кого они превратились.
Это не совсем правда. Я не уверен, что настал подходящий момент, чтобы выложить ей информацию о Максе, Джанин и о предстоящей атаке. Я веду себя эгоистично, но я хочу насладиться кратким мирным мгновением хотя бы недолго.
– Но… ты же потрясающий, – пылко произносит Трис.
Я поднимаю брови. По-моему, она смутилась.
– В смысле, по меркам Лихачества. Четыре страха – неслыханно. Как ты можешь отрицать это?
Я опять пожимаю плечами. Спустя какое-то время после симуляции мне действительно кажется очень странным то, что мой пейзаж страха не переполнен фобиями, как у всех остальных. Я нервничаю, переживаю и чувствую себя неуютно из-за многих вещей… но, столкнувшись с ними, я могу действовать, меня не сковывает ужас. Но если я не буду осторожен, меня могут обездвижить мои четыре страха. Здесь и заключается мое единственное отличие от других.
– У меня есть теория, согласно которой самоотверженность и храбрость не так уж далеки друг от друга, – говорю я и поднимаю голову вверх, разглядывая огромную Яму. Отсюда мне виден только небольшой кусочек ночного неба. – Тебя всю жизнь учили забывать о себе, и при появлении опасности это становится твоим первым побуждением. С тем же успехом я мог бы вступить в Альтруизм.
– Да, точно. Я ушла из Альтруизма, потому что была недостаточно самоотверженной, как ни пыталась.
– Не совсем, – мягко возражаю я с улыбкой. – Разве девушка, которая позволила метать в себя ножи, чтобы освободить друга, которая ударила моего отца ремнем, чтобы защитить меня, разве эта самоотверженная девушка – не ты?
Сейчас Трис выглядит так, будто пришла из другого мира – ее глаза стали настолько светлыми, что они просто сияют в темноте.
– Похоже, ты внимательно следил за мной? – спрашивает Трис, как будто только что прочитала мои мысли. Но она имеет в виду не то, что я смотрю на нее.
– Мне нравится наблюдать за людьми, – хитро отвечаю я.
– Возможно, ты был создан для Правдолюбия, Четыре, потому что ты ужасный лгун.
Я кладу свою руку рядом с ее рукой и наклоняюсь ближе.
– Ладно. – На ее длинном узком носу и на губах уже не осталось опухлости после нападения. У нее красивые губы. – Я следил за тобой, потому что ты мне нравишься. И… не называй меня Четыре, ладно? Приятно снова слышать свое имя.
Она тут же смущается.
– Но ты старше меня… Тобиас. – Из ее уст мое имя звучит так приятно. Как будто мне нечего стыдиться.
– Да, огромная пропасть в два года просто непреодолима.
– Не хочу показаться самоуничижительной, – упрямо продолжает она, – я просто не могу понять, почему. Я – младше. Я – не красавица. Я… – произносит она и умолкает.
Я смеюсь и целую ее в висок.
– Не притворяйся, – шепчет Трис, немного задыхаясь. – Ты и сам это знаешь. Я не уродина, но определенно не красавица.
Слово «красавица» и то, что оно под собой подразумевает, сейчас совершенно неуместно, и я не хочу это терпеть.
– Ладно. Ты не красавица. Ну и что? – говорю я, а потом приближаюсь губами к ее щеке, стараясь набраться храбрости.
– Мне нравится, как ты выглядишь. – Я отстраняюсь. – Ты чертовски умна. Отважна. И хотя ты узнал о Маркусе… не стала смотреть на меня как другие. Словно я побитый щенок или вроде того.
– Ну… ведь это не так.
Моя интуиция меня не обманула – ей можно доверять. Я могу поведать ей мои секреты, мой позор, мое имя – все то, от чего я отказался. Ей можно сказать и даже самую неприглядную правду. Я уверен в ней. Я медленно касаюсь ртом ее губ. Наши глаза встречаются, я улыбаюсь и целую ее снова, но уже более уверенно. Но мне этого недостаточно. Я притягиваю ее к себе и целую сильнее. Она оживает, обвивает меня руками и приникает ко мне. Но мне и объятий мало. Да разве может быть иначе?
* * *
Я провожаю ее в спальню неофитов. Мои ботинки до сих пор влажные от речных брызг. Трис улыбается мне напоследок и ускользает в темноту. Я направляюсь к себе домой, и вскоре головокружительное облегчение сменяется беспокойством. Я уже принял решение. Эта идея посетила меня где-то в промежутке между тем моментом симуляции, когда ремень Маркуса обвился вокруг ее руки, и моим признанием, что самоотверженность и храбрость часто не особо отличаются друг от друга.
Я поворачиваю за угол, но иду не в сторону своей квартиры, а к лестнице, ведущей на улицу, прямо к дому Макса. Очутившись возле его двери, я замираю, побоявшись, что он может проснуться от звука моих шагов.
Абсурд.
Мое сердце колотится, когда я поднимаюсь наверх. Мимо проезжает поезд, его вагоны серебрятся и отражают лунный свет. Я иду под железнодорожными путями в сторону сектора Альтруизма.
