Валентина Демьянова - Пиковый интерес
Только однажды Димка нарушил установившийся ритуал и на выходе из лифта сказал:
― У тебя сегодня были гости.
Я замерла на месте и еле смогла выдохнуть:
― Кто?
― Те же ребята, что и в прошлые разы приходили. Я им вежливо объяснил, что хозяйки нет дома и ходить сюда не надо.
У меня отлегло от сердца: с Олегом все в порядке, дверь он не открывал. Наскоро поблагодарив Димку, я рванула домой. Олег лежал на кровати, читал книгу и пребывал в добром расположении духа. Он свято верил Маринкиному обещанию помочь и готов был ждать сколько угодно, лишь бы избавиться, в конце концов, от докучливых кредиторов, тем более, что безделье его никогда не тяготило. На звонки он внимания не обратил, так как мы уговаривались, что он ни к телефону, ни к двери подходить не будет.
На следующий день я опять с замиранием сердца выискивала Димку взглядом возле подъезда и от всей души радовалась, когда он оказался на привычном месте. Меня удивляло, что он до сих пор не вернулся на свою Кубань. Наконец, я не выдержала и, напустив на себя безразличный вид, спросила:
― Ты еще здесь? Домой не собираешься?
― Так у меня ж отпуск! ― обиделся он. ― Ты, что, забыла?
― Нет, конечно, не забыла, но уж больно длинный у тебя отпуск получился.
Димкиному возмущению не было предела:
― Ничего не длинный! Это мой первый отпуск за несколько лет! Могу я немного отдохнуть? Или я вам тут надоел? Так ты прямо скажи, не темни!
Мне стало неловко. Выходило так, будто я выгоняла его, хотя никаких прав на это у меня не было:
― Можешь, конечно! И ни на что не намекаю! Я почему спросила? Потому, что беспокоюсь! У тебя ж там дело! Мало ли какие проблемы, а тебя нет!
Димка сразу успокоился и беспечно махнул рукой:
― А, вон ты о чем! Ничего, справятся! Мой генеральный директор мужик ушлый, любую проблему решит.
― У тебя есть генеральный директор?!
― А как же без генерального? Одному не справиться. Я уезжаю, так он вместо меня! Золотой мужик!
― И что он у тебя делает?
― Как что?! ― удивился Димка моей непонятливости. ― Я ж тебе говорю ― помогает! У меня ж коптильня!
― Про коптильню я уже слышала, но я не думала, что к ней еще и генеральный директор прилагается, ― ехидно заметила я.
Димка моего ехидства не заметил и простодушно сказал:
― Ну, он не только коптильней занимается! На нем и колбасный цех, и молочный, и теплицы. Работы ему хватает!
― Какой молочный цех и теплицы? Ты только про коптильню говорил!
― Ну, правильно, коптильня ― это главное. Она половину края продуктами снабжает! Ну, может не половину, это я чуток погорячился, но третью часть ― точно!
― Так много? Я думала, она у тебя маленькая, в сарае поставлена.
― А, ты про это! ― обрадовался он. ― Ну, сначала так и было, а потом мы три новых цеха построили, оборудование завезли. Теперь все путем!
Димка смотрел на меня открытым взглядом человека, который очень доволен тем, что сумел все так хорошо объяснить, а я ошарашено молчала. У меня было чувство, что надо мной только что очень хитро посмеялись. Ох, совсем не так прост наш Дима, как хотел казаться!
Занятая работой, беготней в больницу и переживаниями по поводу наших с Димкой отношений, я тем не мнение не забывала об уговоре с Маринкой, а когда она вдруг позвонила среди ночи, так и вовсе всполошилась. Она не стала извиняться за поздний звонок и тратить время на приветствия, а сразу приступила к делу:
― Наташ, ты не могла бы завтра подъехать ко мне?
― Что-то случилось? ― осторожно поинтересовалась я.
― Да нет, ничего серьезного, ― беззаботно отмахнулась она. ― Просто нужно кое-что обсудить.
Голос ее звучал вроде бы как обычно, но мой обостренный постоянными неурядицами слух уловил в нем легкие нотки напряженности. Я не стала задавать вопросов, хоть мне этого и очень хотелось, пообещала приехать сразу после работы и задумчиво положила трубку.
Устроившись поудобнее на кровати, я закрыла глаза и попыталась заснуть снова, но ничего не получилось. Беспокойство, охватившее меня при разговоре с Маринкой, не только не проходило, но, наоборот, усиливалось с каждой минутой. Я попыталась разобраться в причинах этого беспокойства, но ничего путного придумать не смогла, только проворочалась с бока на бок большую часть ночи, заснула уже под утро и встала с жуткой головной болью.
Следующий день явно не задался. Неприятности начались с самого утра, когда моя «старушка» решила в очередной раз закапризничать и отказалась заводиться. Я провозилась минут двадцать, пытаясь завести мотор, но он на каждый поворот ключа отвечал надрывным рычанием и тут же мертво глох. Поняв, что на работу я катастрофически опаздываю, а на машине мне не уехать, я злобно плюнула на эту груду ржавого железа, громко шваркнула дверцей и рысью понеслась к метро. Ну, не рысью, конечно! Это сказано слишком сильно, потому, что в тот день я имела глупость надеть туфли на двенадцатисантиметровых каблуках, а кто пытался ходить на таких каблуках, то знает, что бегать на них невозможно. На них можно или элегантно дефилировать, или, в лучшем случае, мелко семенить, подобно японской гейше.
В общем, на работу я опоздала, за что и получила от начальства суровый нагоняй. Мне это не впервой, и я бы его вполне спокойно пережила, но тот день выдался необычайно нервным: обещал приехать босс. Он был человек занятой и частыми визитами нас не баловал, но, когда появлялся, спуску никому не давал. Начальство по этому поводу жутко дергалось и развило необычайную активность. Оно без конца требовало предъявить ему то один документ, то другой, придиралось по поводу и без повода, чем страшно нервировало окружающих. Босс приехал, но не в первой половине дня, как обещал, а только после обеда, и тут же устроил совещание. Оно было, как впрочем и всегда, шумным, бестолковым и продлилось до конца рабочего дня, так что из конторы я вылетела только в половине шестого. Понимая, что опаздываю, я в отчаянии кинулась ловить такси. Машины шли сплошным потоком, но ехать в Митино никто не желал. Наконец, удалось остановить потрепанный рыжий «жигуленок» и путем долгих и упорных переговоров с водителем в конце концов загрузиться в него, однако, неприятности на этом не кончились.
Я вошла в подъезд и с ужасом обнаружила, что лифт не работает. Спотыкаясь на каждом шагу и проклиная ту минуту, когда в голову пришла дурацкая мысль вырядиться в туфли на огромных каблуках, я медленно поползла на девятый этаж. Когда, наконец, достигла нужного этажа и стала перед Маринкиной дверью, мне хотелось только одного: скинуть проклятые туфли и остаться босиком. Я бросила взгляд на часы на руке и бодро сказала себе:
― Нельзя утверждать, что пришла я в точно назначенное время, но и опоздала не на много, а по моим меркам, так я и вовсе вовремя прибыла.
С этими словами я нажала кнопку звонка и приготовилась ждать. И, между прочим, совершенно напрасно приготовилась! Еще руку от звонка не отняла, как дверь распахнулась и в проеме нарисовалась крепкая фигура в спортивном костюме, который для определенных слоев населения теперь является униформой. У парня была внешность боксера в тяжелом весе, в которую органично вписывались мощная челюсть и сломанный нос. Дополнительным украшением образа служила толстая золотая цепь толщиной с мой мизинец на шее и похожий на гайку золотой перстень на руке.
Не говоря ни слова, он выжидающе уставился на меня, а я в немом восхищении уставилась на него. Не знаю, сколько бы мы так простояли, разглядывая друг друга, но тут, на мое счастье за его спиной возникла Маринка, вся в коже и золотых украшениях, и нетерпеливо махнула рукой:
― Ну, что ты там топчешься? Заходи!
Не сводя настороженных глаз, парень молча отступил в сторону, и я бочком скользнула мимо него в квартиру.
― Иди в комнату, я сейчас! ― прощебетала Маринка и, звонко цокая высокими шпильками по итальянской плитке, которой был выложен пол, упорхнула куда-то вбок. Я послушно двинулась в указанном направлении, гадая на ходу, какие еще сюрпризы ожидают меня сегодня.
Сюрприз не заставил себя ждать! Не успела я войти в комнату, которая считалась гостиной, как стало ясно, что главный сюрприз дня передо мной.
Он сидел в кресле посреди комнаты, а за его спиной навытяжку стоял угрюмый тип, точная копия того, что встретил меня на входе. Единственным отличием было то, что этот тяжеловес был одет не в спортивный костюм, а в черную добротную двойку с черной же шелковой рубашкой без ворота и, что приятно радовало глаз, на нем полностью отсутствовали золотые украшения. Наверное, он занимал более высокое положение в бандитском табеле о рангах, и это требовало от него большей тщательности в одежде. Почему в бандитском? Да потому, что не надо было обладать большой сообразительностью, чтобы догадаться, что мужчина в кресле и есть тот самый пресловутый Маринкин друг, о котором шепотом на своей кухне рассказывала Машка. Внешне он походил на преуспевающего бизнесмена, но только очень простодушный человек принял бы его за оного. Ни расслабленная поза, ни полуприкрытые тяжелыми веками глаза не могли скрыть его истинную сущность и ту опасность, которая от него исходила. Молодой амбал, что замер за спинкой кресла, на его фоне выглядел невинным агнцем (правда, с пистолетом под мышкой)!
