Олег Сенцов - Купите книгу, она смешная
Глава двенадцатая
Ребята из кортеля высадились ночью. У них с собой было все, кроме бронетехники, но е они надеялись захватить уже на месте. Танков они к счастью не обнаружили, потому что их было не так уж и много этой стране, а те, что были, неси боевое дежурство на неспокойной северной границе. Жгучие латиноамериканские парни не стали распаковывать чемоданы со своими инструментами, а наняли с десяток автомобилей и двинули вдоль железки к зарвавшимся конкурентам, к рассаднику зла и порока, то есть к нам. Мы к такой встрече подготовились как смогли: купили за недорого железнодорожную платформу, еще более за недорого – два семидесятипятимиллиметровых орудия, закрепили их, обварили платформу железными щитами и вот, у нас появился свой маленький бронепоезд. Мы закамуфлировали его разлапистыми ветками нашей сельхозкультуры и загнали за ворота в поле, в засаду. Проходы между крайними жилищами поселка, мы заставили мешками с песком, хорошо, что в этой стране перебоев с ним не было, поставили несколько пулеметов, всем кто мог показать справку от врача – раздали по винтовке, местным приказали доставать с антресолей и наточить свои копья. Так что теперь, все, кто когда-нибудь в детстве листал учебник истории средних веков, мог с легкостью назвать наше поселение вагенбургом. Другие же умные люди, любители кинематографа, нашли бы много общего с сюжетом из «Семи самураев». Но так как, ни одной умный человек, ни за что не станет читать эту книгу, то я могу легко претендовать на оригинальность.
Нападение без предупреждения началось в полдень. Я не буду здесь смаковать и тем более превозносить военные действия, тем более в таком мелком для этого неспокойного региона масштабе. Война – это всегда мерзко. Война – это всегда грязь, смерть и боль. Нас били, по нам стреляли – мы отвечали. Кто-то кричал и падал, а кто-то падал и уже ничего не кричал. В кино, во время перестрелки стреляют много, и проходит она быстро. В жизни она очень растянута по времени, и стреляют постоянно, но по чуть-чуть и при этом ты практически не видишь противника.
Картелевцы растянулись на своих машинах в линию, прятались за ними, стреляли, иногда даже из гранатометов и постепенно приближались. Мы отстреливались, у нас были еще гранаты, но много их достать не удалось, и расстояние для броска было еще велико. Кругом поднимались столбики пыли и вскоре, было мало что видно вообще. Я залез на крышу своей виллы, чтобы оглядеться и хоть примерно понять, что происходит на нашем Ватерлоо. Огляделся я быстро, и понял практически сразу, что нам «пи…». «Пи…» — это еще одно слово, которое знают все взрослые и даже некоторая часть детей, но мы не можем брать на себя такую ответственность по распространению этого слова среди оставшейся пока в неведении детской аудитории. Будем считать, что «пи…» — это просто писк, который ставят в некоторых фильмах, чтобы заглушить некоторые слова, вырывавшиеся из уст актеров, когда они начинали думать вслух, в какой «пи…» фильме они снимаются. Так, вот, там на крыше я понял, что для всех нас, деревенских, если «пи…» еще не настал, то до него было уже рукой подать. Линия наступавших уже давно превратилась в полукруг, который в некоторых местах уже был довольно близок к деревне, и из этих мест сближения с нашей стороны уже никто не отстреливался. Хотя казалось, что стреляли отовсюду – такой кругом стоял грохот, но ориентироваться надо было по облачкам пыли, а с нашей стороны их было крайне мало. Я понял, что наступил решающий момент и попытался дать знак Барнсу, что теперь его выход, точнее выезд. На крыше был установлен флаг – Веселый Роджер, он конечно немного подвыгорел на солнце, но узнать в нем трепещущий символ пиратов еще можно было не прибегая к углеродному анализу. Мы условились, что помашу Барнсу с крыши этой черно-белой тряпкой, когда ему пора будет выезжать из засады. Стоя на крыше и видя, что дальше тянуть уже некуда, я попытался сначала отломить флаг, когда у меня это не получилось – оторвать, затем отгрызть и так далее, можете подставлять любой из любимых глаголов, заканчивающийся на «-ять». «Что за «-ять!» — сказал я сам себе через две минуты конвульсивных попыток разлучить эту тряпку с этой палкой – назвать их гордо флаг и флагшток у меня уже не поворачивался язык, сыпались только одни «пи…» и «-яти». Барнс же в это время, по его собственному потом рассказу, крайне внимательно изучал в бинокль мои телодвижения, пытаясь не пропустить за ними условленный сигнал. У него было несколько удивительнейше полезнейших черт, например: запасливость — вы знаете многих машинистов паровозов, имеющих в своих кабинах цейсовские бинокли? Ответственность – он не заснул, он усиленно ждал отмашки, точность – он ждал именно условленного сигнала, а никакого другого – мои судорожные попытки оторвать флаг, а также конвульсивные прыжки на крыше никак не могли быть им истолкованы как призывы к началу атаки. И тут мы вплотную подошли к главной и достаточно печальной черте характера Барнса – полному отсутствию какой-либо сообразительности, а заодно и инициативы. Но к счастью ситуация разрешилась, благодаря одному сообразительному человеку из таких, которые всегда оказываются рядом в противовес таким тугодумам как Барнс. Этим человеком оказался кочегар Барнса, тот самый, которого он потерял на той исторической вечеринке по поводу открытия нашего железнодорожного сообщения. К сожалению, ни я, ни история не сохранили имени этого героического парня, который из любопытства залез на крышу паровоза и крикнул вниз машинисту, неотрывно наблюдавший за моими пируэтами и менуэтами с восьмикратным увеличением:
— Эгей! Они уже близко! Эй, толстяк, самое время ударить, враг уже перешел железку! — Этот безымянный малый был колок на язык, особенно если объект уколов находился на некотором расстоянии. — Да и шеф, смотри, как нехорошо танцует – явно что-то случилось!
— Вижу без тебя! – недовольно ответил Барнс, тоном человека, который всегда все знает, что и как, но признает это лишь после того как его ткнут носом. Он нажал на рычаг и наш бронепоезд начал медленно выползать из чащи, вяло смял ворота, ведущие наружу и, пыхтя и отдуваясь, почухал ударять во фланг наступавшим со всем ожесточением дикой черепашьей дивизии.
Правофланговые наступающие, в свою очередь, не все и не сразу заметили наше оружие победы на колесиках, но, в конце концов, почти все остановились – видимо посмеяться. Уверен, что многие в тот момент фотографировались на фоне паровоза, чтобы посмеяться уже как следует дома с женами, в узком так сказать кругу семьи. Эта заминка была нам на руку и поэтому первые два выстрела с бронепоезда были достаточно точны. В кино, когда в машину попадает снаряд – она взрывается вся, включая воздух в колесах, в которых наверняка некоторые хранят бензин. У картелевцев одна машина была почти такая, она как следует ухнула, присела на зад и почти сразу загорелась. Вторая оказалась некондиционной, она лишь испуганно подпрыгнула на месте и не придумала ничего оригинальнее, чем задымить. Нападающие, судя по всему, тоже были крайне возмущены увиденным, потому что начали абсолютно бессовестно и бесполезно палить в сторону паровоза из всего, что у них было под рукой. Второй залп нашего линкора по имени «Вотвам» под командованием адмирала Барнса, был менее эффективен, побросав лишь вверх немного земли, потому что состав набрал уже приличную скорость и заехал далеко за спины атакующих. Затем бронепоезд дал задний ход и третьим залпом подбил еще одну машину, после чего противник дрогнул и начал резко дифференцироваться. Часть машин начала разворачиваться, выполняя маневр и выбирая направление, наверняка до конца не понятное даже самим их водителям, главной движущей силой которых было: «Главное подальше отсюда!» Назовем их экспрессивными временными владельцами транспортных средств. Другая часть – назовем ее импрессивной, побросала свои машины и побежала в сторону деревни, не забывая при этом стрелять, видимо для сохранения в себе остатков воинского духа. Остальные, будем их звать их авангардистами – не будем стесняться этого слова, впрочем, как и слова неадекватные, в которое мы их очень скоро переименуем, побежали прямо на бронепоезд. Во что их превратил 75-й калибр, когда в него зарядили картечь, вы можете сами себе нафантазировать. Также небольшая часть бывших наступавших, а теперь уже непонятно кого – назовем их постмодернистами, стояла, взявшись одной ругой за ступор, а второй за штопор, которым их прикрутило к земле, периодически стреляя в неизведанном направлении, пытаясь погасить в этом свою нервозность и создавшуюся неопределенность положения.
Короче на правом фланге в атакующих действиях кортеля стал появляться хаос. Через какое-то время хаос остался, а атакующие действия прекратились. Чего нельзя было сказать о левом фланге, он, либо видя, либо чувствуя, что он остался в одиночестве решил сражаться за двоих и предпринял стремительную атаку на деревню, в которой ему были не страшны барнсовы пушки. Кстати, не поторопись они использовать еще в начале боя практически все заряды для гранатометов, то паровозик Барни, не успел бы даже погудеть на прощание. А теперь автоматы не наносили ему значительного вреда, а последний выстрел из РПГ пришелся значительно выше. Левый фланг нападавших, протаранив на своих авто ряд хижин и баррикад с песком, ввалился в поселок с противоположной от железнодорожной ветки стороны. Полсотни, уцелевших и очень недовольных парней, довольно лихо перезарядили свои автоматы, оставили транспорт и двинулись вглубь поселка с явными карательными намерениями. Я к тому времени уже вдоволь насмотревшись батальных сцен, тихонечко лежал на крыше, потому что это было намного умнее, чем высовываться с нее в попытках поймать лбом пулю. Я терпеливо ждал боевого клича индейцев, ну или еще чего-нибудь подобного, потому что последний этап обороны бедных фермеров и одного богатого плантатора была возложена на местное ополчение. Я втянул голову, ждал неизвестно чего и слушал. Редкие очереди постепенно сникли, бронепоезд больше не стрелял, потому что число снарядов – сорок, конечно, и наступила тишина, в которой остался висеть лишь густой испанский матерок где-то внизу. Неожиданно затрещало множество автоматов, разом смешавшись в клубок с какими-то странными криками, воплями и чавкающими звуками. Затем все это развалилось на отдельные шумы, каждый из которых стих уже сам по себе довольно скоро. Я приподнял голову и, увидел сотню местных в боевой раскраске, продолжавших тыкать своими копьями уже бездыханные тела неудавшихся завоевателей, а затем дружно испустивших командный клич. Я тут же спрятался обратно, поняв, что выходить к ним меня вовсе не тянет. Когда местные после получаса истошных криков, начали постепенно успокаиваться, я спустился таки вниз, чтобы немного покомандовать и показать всем, благодаря чьим стратегическим способностям была выиграна битва.
