Сьюзен Янг - Отель
— Я не могу остаться здесь, — шепчу я. Его глаза стекленеют, и он тяжело сглатывает. Я покидаю его — и мы оба знали, что так всё закончится. — Как мне выбраться?
— «Руби» должен отпустить тебя, — тихо отвечает Элиас. — Тебе просто нужно подождать.
Но это не тот ответ, который я хотела услышать.
— Подождать чего? — спрашиваю я. — Того, что меня убьёт Кеннет?
Глаза Элиаса вспыхивают.
— Он и пальцем тебя не тронет, — рычит он. — Это место не принадлежит ему.
— Это какой-то бред! — вскрикиваю я. — Как так? Это значит, я как те, другие?
Элиас какое-то время пристально смотрит на меня, застигнутый врасплох моим вопросом.
— Как ты… — Он умолкает и снова оглядывает меня, а затем шепчет себе под нос: — Кэтрин.
Элиас робко приближается ко мне. В этот раз я не шарахаюсь от него.
— Нет. Ты не совсем как другие. За исключением того, что Кеннет не может причинить тебе боль. Физическую.
Я задумываюсь. О том случае прошлой ночью, когда я пришла к стойке портье, чтобы попросить приглашение на вечеринку. Кеннет убедил меня, что на моей голове рана. Я чувствовала жжение, видела кровь. Но вдруг всё это исчезло. Теперь я вспоминаю. Не знаю, что это значит, но я помню об этом.
— Этого не может быть, — говорю я, всё ещё цепляясь за мысль, что этому должно быть какое-то рациональное объяснение. Элиас замирает передо мной, и я откидываю голову, чтобы посмотреть на него. В его глазах отчаяние и одиночество. Печаль и любовь. Мне тяжело сдержаться и не коснуться его, и я сжимаю свисающие по бокам руки в кулаки. Я не заметила сначала, но в противоположном конце комнаты в камине потрескивает огонь, из коридора доносятся голоса. Мы не одни, но наша связь изолирует нас от всего остального мира.
— Мне жаль, — говорит Элиас. — Я… мы все надеялись, что ты насладишься своим пребыванием здесь, а затем уедешь, как другие. Останешься приятным воспоминанием. Но мне следовало предупредить тебя о Кеннете, если бы меня даже потом заперли, как Лурдес.
— Её отстранение от обязанностей, — говорю я, собрав все кусочки воедино. — Что случилось?
— «Руби» не выявляет себя, — отвечает он. — Или, скорее, не должен. Кеннет заставляет всех подчиняться строгим правилам, чтобы постояльцы здесь чувствовали себя счастливыми, включая и других. Если бы ты знала, с чем именно столкнулась… — он опускает глаза, — то стала бы представлять для него неприятности. Создала бы помехи. Лурдес уже нарушала здешние правила. Она рассказала Тане правду, и её заперли там, где мы бы не смогли её найти. Она отсутствовала очень долго. — Умолкнув, Элиас прикладывает пальцы к губам. Затем делает вдох и продолжает: — Не во власти Кеннета избавиться от нас, но он может нас наказывать. Мне следовало воспользоваться случаем, ради тебя.
— Возможно, — говорю я, даже если это не то, что он хочет услышать. — Но я бы не хотела, чтобы ты страдал, чтобы тебя где-то запирали.
Между самосохранением и тем, чтобы защищать тех, кто тебе дорог, тонка линия. Сейчас, раз уж мы всё равно ничего не можем изменить, я бы не хотела, чтобы он пожертвовал собой.
— Это моя вина, — несчастным голосом говорит Элиас. — Я не смог держаться от тебя на расстоянии. Я втянул тебя в это.
— И что, даже если бы ты смог? — спрашиваю я. — Мы бы отдохнули здесь несколько дней, поиграли в теннис, а потом продолжили бы наш путь в Элко? Но с чем бы остался ты? Почему ты не можешь уйти отсюда?
— Сейчас моё место в «Руби», — говорит он. — Но не твоё. У тебя всё ещё есть шанс.
С его словами не поспоришь — он узник здесь. Я больше не боюсь ни Кэтрин, ни Джошуа, и уж тем более Элиаса. Я боюсь того, что никогда не смогу выбраться отсюда. Что навечно останусь пленницей «Руби».
— Мне нужно в бальный зал, — говорю я. — Я должна поговорить с папой и братом.
Я поворачиваюсь к двери, но Элиас выбрасывает руку, чтобы остановить меня. Я ахаю и разворачиваюсь к нему. Его щёки пылают красным, грудь поднимается и опускается.
— Нет, — решительно произносит он. — Ты не пойдёшь на вечеринку. Я тебе не позволю.
— Почему нет? У меня есть приглашение.
— Потому что тебе не место на этой вечеринке, вот почему, — говорит он. Несмотря на жёсткость в его голосе, пальцы Элиаса осторожно сжимают меня и притягивают ближе. — Я знаю, ты любишь свою семью, но речь идёт только о тебе. Тебе здесь не место, — шепчет он.
— Мне все только и говорят об этом, — отвечаю я — меня словно забраковали. — Но моё место рядом с тобой. Ты понимаешь меня. — Даже сейчас я не в состоянии справиться с влечением к нему, безумие переплелось с отчаянием. — Но мы не можем быть вместе, — мне хочется плакать от этой правды. — И ты всегда это знал.
— Ты разбиваешь мне сердце, — тут же отвечает мне Элиас. Его свободная рука скользит вокруг моей талии, и, когда он смотрит на меня сверху вниз, у меня подкашиваются коленки. Я не хочу покидать его. Даже если мне придётся.
Я обвиваю его руками за шею, и наши разгорячённые губы сливаются в яростном поцелуе. Я встаю на цыпочки, чтобы быть к нему ближе, и пуговицы на блузке Кэтрин расстёгиваются. Элиас вдавливает меня в стену, целуя шею, бормочет моё имя, его ладонь скользит по моему бедру. Я теряю голову от страсти, от соприкосновения наших тел. Я забываю о своей боли, забываю о своих страхах.
Я могу просто чувствовать. С ним, я могу чувствовать.
— Мне никогда не нравилась эта блузка, — говорит Элиас, обнажая моё плечо, чтобы поцеловать мою кожу. Опасность, страх — всё это лишь ещё больше распаляет нас. Между мной и Элиасом почти всё кончено. Эта мысль осязаема.
Он вжимает меня в стену, вызывая стон. Я целую его с ещё большей страстью, шепча в его губы, чтобы он не останавливался. Распахиваю его пиджак, мои руки повсюду. Все мои чувства обострены, я словно одержимая. Мне хочется больше. Больше его.
Кто-то у двери кашляет.
Я подпрыгиваю и отталкиваю Элиаса, затем поправляю блузку и сжимаю её пальцами. Элиас реагирует не так быстро и какое-то время продолжает смотреть на меня, словно позабыв обо всём на свете. Но вот его глаза устремляются в сторону двери, и я тоже поворачиваюсь к ней.
— О, боже мой, — с долгим стоном произносит Кэтрин. Она стоит, прислонившись к дверному проёму, на её лице соседствуют скука и отвращение. — Есть куда более… насущные вопросы, чем твоя сексуальная неудовлетворённость, Одри. Если ты не возражаешь, я бы хотела переговорить с Эли. Это срочно.
Как же я её ненавижу! Элиас, сдерживая улыбку, пытается помочь мне застегнуть пуговицы на блузке. Я шлёпаю его по руке, и без того уже смущённая. Элиас поворачивается к Кэтрин.
— Ты специально испортил эту блузку, — говорит она ему. Элиас поправляет свой пиджак и проходит через комнату. — Удивительно, что ты не бросил её в огонь.
— Ты появилась слишком рано, — поддразнивает он и останавливается перед ней. Я жду, что Элиас прогонит её, но он лишь тепло улыбается. — Разве ты не должна быть на вечеринке?
Злоба Кэтрин тут же испаряется, и она, протянув руки, обнимает ладонями его щёки и вглядывается в его лицо, словно проверяя, действительно ли это он.
— Я очень волновалась за тебя, — шепчет она, её взгляд застилают слёзы. — Я думала…
Кэтрин умолкает, а Элиас кладёт свои руки поверх её ладоней — этакий момент нежности.
— Не стоит волноваться обо мне, Кэти, никогда.
— Я всегда волнуюсь, потому что ты бездумный. — Она всхлипывает, а затем тихонько, робко даже, усмехается. Кэтрин вытирает свои щёки, и я понимаю, что она плакала. Меня пронзает сочувствие, но к нему подмешивается ревность, и я отвожу взгляд, вдруг ощутив себя чужой в этой комнате, и это ощущение приводит меня в чувство. Мне нужно идти. Мне нужно выбраться отсюда.
Голос Кэтрин звучит тише, она переходит на шёпот, ясно давая понять, что я лишняя в этой беседе, но это именно тот отвлекающий манёвр, который мне необходим. Я молча крадусь мимо них и оборачиваюсь уже в дверях. Что бы там ни говорила Кэтрин, Элиас напряжённо слушает её, хмуря брови.
— Он будет мстить, — доносятся до меня слова Кэтрин. — Тебе придётся…
Но я не дослушиваю остальное и незаметно для них обоих выскальзываю в коридор. Мне не следует волноваться о таких пустяках как парни или взаимоотношения с ними — Кэтрин была права, у меня есть проблемы посерьёзнее. Но это не отменяет того факта, что Элиас особенный. Чёрт, он встречался с Кэтрин. Те жуткие вещи, что я творила после маминой смерти, не идут ни в какое сравнение с её капризным характером. Он бы принял мои ошибки.
С глубоким чувством потери я направляюсь обратно к вестибюлю. Внутри меня растёт одиночество, вакуум, чувство пустоты. Мне хочется, чтобы всё, что происходит между мной и Элиасом стало реальностью, но это невозможно. Я уезжаю из этого места, уезжаю с Дэниелом и папой. Я не могу спасти его. Не уверена, что могу спасти саму себя.
Проходя мимо коридора, ведущего к бальному залу, я вновь смотрю на охранников у двери. Мне придётся вернуться в свой номер за приглашением и найти подобающую одежду. Я пройду мимо них, а затем найду свою семью. И потом мы уедем отсюда. Только мне нужно торопиться.
