Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия
И вот как‑то раз… В начале октября месяца уже дело было. В конце сентября задождило, затуманило, думали – вот она тебе и осень, ан нет, снова солнышко вышло. Тепло стало, иногда даже и жарковато. А красиво как! Небеса над головой синие, ясные, деревья – в золоте да багрянце, водица в озерах‑реках прозрачная, глядь‑поглядь – и свежая травка на лужайках зазеленела – случается ведь и так.
Алексей явился в обитель под видом паломника. Не простого паломника, а богатого литовского купца из Брянска. Скромно, но вальяжно молился, исподволь высматривая глазами настоятеля – тот далеко не всегда вел службу лично, только по большим престольным праздникам. И – то хитрый протопроедр наверняка вызнал – лично принимал всех желающих сделать обители подношение. Не какую‑нибудь там мелочь, конечно… землицы, золотишко на оклады, каменья драгоценные…
Вот и «брянского гостя» принял со всей любезностью. Беседу вел с дружелюбством, мило, весь такой был приятный – красив отец‑игумен: черная бородка, шевелюра волосок к волоску уложена, лицо одухотворенное, тонкое… еще бы очечки – узенькие такие, в золотой оправе – и как есть профессор или какой‑нибудь там олигарх.
Как у вас там дела, в Брянске? Католики не заедают? Нет? Надо же… Православное братство даже в Киеве есть? Слыхал, слыхал… А что ксендзы – открывают костелы? А инквизиция у вас там еще не завелась? Нет, да? Интересно, интересно… А ведьмы‑колдуньи есть? Ведьмаки?!!! Однако… В деревнях больше? Гм‑гм… и у нас в деревнях много кого есть. Хватает.
Вот в таком вот роде беседовали. «Литовский гость» тоже лицом в грязь не ударил, образованность свою показал: и Унию вспомнил, и Исидора, и Геннадия‑патриарха. А потом уж – решив, что настал для того наиболее подходящий момент – приступил непосредственно к делу.
– Я вижу, вы ученейший и просвещеннейший человек, отец игумен, признаюсь, не ожидал даже.
– Ну что вы, что вы…
– И, знаете, я вот как раз такого, как вы, и искал… чтоб просвещенный был, умный, не верил в разные глупые суеверия, знаете, ведь как бывает – глупые люди рассказывают друг другу сказки про всяких там оборотней, колдунов, ведьм… и только представьте себе, говорят, находятся такие священники, которые во все это верят! Во всяких там русалок, леших… Бесовщина! Но священники‑то… они ж то должны быть выше всего этого!
– Именно, именно так, вы все правильно говорите!
– Рад, рад слышать такое от вас, уважаемый отче. И знаете, вы для меня теперь, вот после нашей беседы, такой же великий человек, как… как святой Григорий Турский! Пусть он и не православный, католик, однако ж в те давние времена, когда он жил в Галлии, единая апостольская церковь на Восточную и Западную еще, по сути своей, и не разделилась. Или я не прав, отче?
Отче ответил уклончиво:
– В общих чертах, как мирянин, правы.
И порозовел – видать, и впрямь помнил что‑то про Григория Турского, и сравнение сие ему сильно польстило.
А протопроедр ковал железо, не отходя от кассы:
– Вот именно такого просвещенного батюшку… архимандрита, почти что архимандрита я искал для своего дела… Знаете, мне ведь о вашей учености давний мой знакомец патриарх говорил, да я, признаться, не верил. Теперь‑то вижу – вот уж поистине Фома Неверующий! Искал, искал такого, как вы! Хочу пожертвовать, не сейчас, через месяц‑другой, часть своего состояния, а после смерти завещать все – я ведь, увы, бездетен…
– Рады, рады будем, – лучась обаятельнейшею улыбкою, скромно покивал отец Варфоломей и, подняв палец вверх, наставительно заметил: – Не нам жертвуете, но Господу, церкви!
– Вот‑вот, и я про то же! Главное, чтоб распоряжался всем вот… такой как вы, батюшка, – просвещенный, без косности, не верующий во всяких там ведьм и прочую гнусную простонародную ересь.
– Так‑так, – осторожно поинтересовался игумен. – Так вы, значит, сын мой, вообще в ведьм не верите?
– Ни в ведьм, ни в колдунов! – твердо заявил Алексей. – Как и Григорий Турский не верил. Знаете, верно, историю – привели как‑то к нему девку, говорят – ведьма, на метле летала. Так что же ответил сей многомудрый муж неграмотным сиволапым мужикам – а такие только в ведьм да колдунов и верят? А то и ответил: я, говорит, профессор богословия – и то не умею летать на метле, а какая‑то тупая девка – умеет? Не поверил! И велел отпустить несчастную, и без того наветами гнусными оскорбленную. Вот какой бы мудрец Григорий Турский! И вы, отче, почему‑то сильно мне его напоминаете… ну, я ж о многом читал, много где был – и в Царьграде тоже, еще до турок.
– Неужто в Царьграде? – видно было, что игумен о чем‑то задумался.
– Бывал, бывал, с Григорием, настоятелем обители Хора, беседовал часто. Вот уж тоже поистине человек мудрейший… ни в каких позорных суевериях не замеченный… Да‑а… Пять скобяных лавок у меня, не считая рядков на рынках в Брянске, да в Киеве, в Курске… В Гданьске пять кораблей – вместительные такие когги… это не считая мелких, тех полтора десятка имеется – рыбу на продажу ловят. Два дома в Брянске, каменных, один – деревянный, да зато большой, усадьба целая – в Курске, три – тут рядом, в Белеве… И зачем мне все это богачество? О душе пора думать.
– Это вы верно заметили, сын мой, очень, очень верно!
– Повезло мне, что встретил вас…
– Ну, полноте…
– Нет уж, скажу… Понравились вы мне очень, батюшка, своею ученостию, отрешенностью от всего мира суеверия гнусного, только мужикам неграмотным сиволапым присталого. Прошу ждать немного… В ноябре месяце пришлю приказчика с первыми пожалованьями. Можно ли для начала золотом и каменьями?
– М‑можно, – благостно кивнул игумен.
– А патриарху я так и скажу про вас… Вот, мол, человек ученейший, истинный пастырь, совсем как Григорий Турский…
Попрощались благостно, Алексей на колени пал – под благословение. Отец Варфоломей его крестным знамением осенил:
– Храни тя Господь, сыне.
Гость поднялся, поклонился и, уходя уже, обернулся вдруг:
– Кстати, не далее, как вчера, слыхал, будто тут у вас в лесах нашли какую‑то женщину. На полном серьезе уверяют – колдунья.
– Жуткие суеверия! – настоятель широко улыбнулся и как‑то виновато развел руками. – Сами понимаете, сын мой, народ кругом необразованный, темный. Вот и верят во что ни попадя! Ничего, я со всем этим делом разберусь… как Григорий Турский!
А суд был быстрый, буквально на следующий день уже – отец Варфоломей не любил откладывать дела в долгий ящик. Алексей, естественно, при том не присутствовал, но слухи воспринял в подробностях, да игумен и не препятствовал таким слухам, вовсе наоборот даже. Говорили, будто вызвал на церковный суд, окромя самой ведьмы, женщины, надо сказать, весьма миловидной, свидетелей, мужиков каких‑то. И, строго так на них поглядев, вопросил: говорите, на метле летать умеет? В кошку обращается? Я, человек, в богословии не последний – и то не умею ничего подобного, а вы, окаянные черти, меня уверяете, что эта неграмотная баба – может?
И тут же повернулся к ведьме, спросил ласково:
– Ты, голубушка, что же, правда – в кошку можешь?
Та на колени – врут, врут все, негодяи.
Ну, врут – так пошли прочь! И смотрите у меня, окаянные!
Так вот и не случилось на Руси инквизиции. А слух про поступок молодого игумена быстро до самого патриарха дошел, и сказывали, патриарх покивал одобрительно. Так что ушлый протопроедр всем хорошо сделал, настало, наконец, времечко и о себе подумать, о деле своем трудном.
Прямо с утра Алексей, не таясь, зашел в избу к вдове. Перекрестился на образа, спросил строго:
– Миколаиха‑вдова ты, что ли?
Женщина поклонилась:
– Я, батюшка. Василисою нареченная.
– Тебя отец игумен выпустил?
– Выпустил…
– Окромя нашего игумена и иные есть… не такие ласковые.
Ведьма промолчала, потупилась…
А Алексей наехал по всем правилам – с угрозами, с посулами, с кнутами да пряниками. В общем, уговорил – куда вдовице деваться?
Та подумала, подумала, потом рукою махнула:
– Ин ладно, гроза так гроза. С дождиком или без?
– Без разницы. Сладишь?
– Осенью‑то не трудно – вона, теплынь какая, как и не листопад‑грязник – травень. Когда тебе надо‑то, батюшка?
– А когда сможешь?
– Да хоть сегодня… Только вот – в ночь.
Ну, в ночь так в ночь.
Алексей обрадовался, а вдруг да получится все, чем черт не шутит? Вон как ведьма уверенно держится! А бабенка и в самом деле ничего, приятная… свидетелей‑видоков понять можно, видать, и не одни они облизывались.
Насвистывая, молодой человек отправился собираться, так и не вспомнив про ведьминого сына, пастушонка Сермяшку, коего кто‑то наверняка присмотреть за новым жильцом сговорил. Ну, сговорил и сговорил – теперь чего уж?
Ночь выдалась ясная, лунная, с сияющими жемчужинами звезд. Весь вечер Алексей прикидывал – чтобы одеть. Вдруг да выйдет? Как там, перед людьми, в кафтане, да в сапогах старинных показаться? Ну, кафтан, положим, можно и скинуть – это ежели на тепло попадет, а ну как на холод? Порты, в принципе, ладно – штаны и штаны, никто к ним сейчас особенно не присматривается, не те времена, что, скажем, в восьмидесятых и ранее. Вот тогда уж да – крутую фирму все секли, от пионеров до пенсионеров. Значит, порты можно оставить – сойдут и такие, за неимением прочих. Рубаха… слишком уж на ней много вышивки, нарядная слишком. Такую только артисту народного хора и носить, а зачем артистам шариться по лесам в рабочем прикиде? Ясно, что незачем. Подозрительно это!
