Санин Евгений - Белый гонец
В далеком Киеве послышался удар колокола, и он, повернувшись на него, благоговейно перекрестился.
- Хороший отрок, богобоязненный! – сразу успокоившись, одобрил игумен и отошел в сторону.
- Он – всегобоязненный! - с горечью махнул купец и строго спросил сына. – Ты что это тут делал? Подслушивал?!
- Я не хотел… я только…это не нарочно… - забормотал отрок, испуганно пятясь от отца.
- Все! Поедешь со мной в Степь! – остановил его тот.
- Как! Ты и сына с собой возьмешь? – удивился Мономах.
- А куда его теперь девать? – пожал плечами купец. – Не оставлять же мне его здесь! Да и хан скорей поверит, увидев, что я родным сыном рискую!
Лицо отрока позеленело и перекосилось от страха.
Мономах заметил это и пожалел его.
- Может, все-таки лучше оставить его тут?
- Да нет, прости, княже, я лучше знаю своего сына! Он и тайну подслушанную растрезвонить может, и вообще пора учить его мужеству! Сейчас отправлю домой обоз, который оставил тут рядом, в двух шагах, а после, на двух лошадях, мы быстрей ветра домчим до главного хана. Тем более, он сейчас невдалеке, вместе со всеми другими ханами отмечает конец зимних набегов!
Купец поклонился Мономаху, повернулся к Звениславу и строго сказал:
- Сбегай к обозу и передай, чтобы немедленно отправлялись в обратный путь, без меня! Да! И без тебя тоже! – приостановил он со всех ног бросившегося передавать этот приказ сына. - И быстро назад. Одна нога там, а вторая тут!
6
- Ай-ай, какая оплошнос-сть Мономах-ха! – покачал головой Белдуз.
Пир, на который, по приглашению главного хана Ороссобы, собрались почти все половецкие ханы, был в самом разгаре, когда ковровый полог стремительно распахнулся, и в шатер вошел маленький коренастый степняк в серебряном наличнике.
Огромные богатыри-телохранители, не рискуя даже приостановить его, только склонили перед ним могучие шеи.
- Белдуз! Хан Белдуз пришел! – послышались одновременно приветливые, испуганные и мстительные голоса.
Вошедший, сняв наличник, почтительно поприветствовал сначала главного хана, затем – всех остальных. После этого он занял одно из самых почетных мест и с нескрываемым вызовом огляделся вокруг.
Посреди шатра в сложенном из степных камней очаге тлел священный огонь. Ороссоба, старый, высохший, как осенняя степь, сидя на высоком войлоке, не отрываясь, смотрел на него и словно не слышал, как участники пира хвастаются друг перед другой захваченной этой зимой в русских землях добычей.
«Все временно, все тленно в этом мире! – говорил его застывший, отсутствующий взгляд. - Превратятся в прах и шелк, и ковры, состарятся молодые рабы и рабыни, потеряют свой аромат самые изысканные благовония, а приятно отягощающие ладонь золото и звонкое серебро перетекут неверными ручейками в реки иных времен и моря чужих судеб…»
Ничто, казалось, уже не волновало в этом мире человека, по мановению одного пальца которого могла ожить и прийти в движение вся бескрайняя Степь.
Но разговор о появлении на пиру Белдуза сразу дошел до слуха главного хана.
Он поднял глаза, следуя оживающим взглядом за синей струйкой дыма, которая уходила в отверстие посреди крыши, и властно опустил их на вошедшего хана.
- Почему сразу не приехал на мой зов?
- Не с-смог, хан. Прости, были дела поважней пира! Но на второй, как видишь, откликнулся сразу и даже загнал двух коней! Что случилось?
Ороссоба хотел прогневаться, что Белдуз осмелился опоздать на его пир, тем более, что такое уже было и не раз. Но, решив, что видать, у того, и правда, были серьезные причины, мысленно махнул рукой на его ослушание.
- Да вот! Приехал сначала этот, - кивнул он на сидевшего среди половцев князя-изгоя. - Говорит – Руссы на Степь хотят идти!
- Рус-сы? На нас-с? – забыв от удивления про обычай, запрещающий младшим переспрашивать старших, не поверил Белдуз.
- Да никогда они не пойдут на Степь! – раздались уверенные голоса.
- Чтобы они вышли из-за своих валов?
- Оставили города?
- Да речные переправы?..
- Тихо! – властно поднял руку главный хан и, показывая на купца, продолжил: - А потом прискакал этот. И говорит, что Русь действительно готовится выступить в поход этой весной. Но вовсе не на Степь, а на богатый град Корсунь!
- Дозволь спросить, хан!
- Спрашивай!
- И что же вы решили делать?
- А мы еще не решили. Мы только решаем, как нам поступить, – сцепил кончики пальцев, унизанных перстнями с драгоценными каменьями Ороссоба. - Предложить ли руссам богатый откуп или, пока еще есть время, уйти в самую глубь Степи, куда не дотянутся даже копыта их быстрых коней.
- Трус-сы! - злобно прошипел Белдуз своему соседу. – С-сначала разузнать все, как с-следует надо, а уж потом решать!
- И что же ты предлагаешь? – усмехнулся тот, грызя баранью лопатку.
- Еще не з-знаю! - огрызнулся Белдуз и громко сказал Ороссобе: - Дозволь мне с-самому с-спросить этих руссов!
- Да они и так уже вроде бы все сказали, но если хочешь – спрашивай! – разрешил тот и предупредил: - Но помни, это – мои гости!
Белдуз согласно кивнул и обратился к изгою:
- Скажи, князь! Ты с-своими ушами с-слыхал то, что произнесли твои ус-ста?
- Да, хан! Конечно! – клятвенно стукнул себя в грудь князь.
- И от кого ж-же?
- От самого Великого князя и Мономаха!
- Где? - продолжал допытываться Белдуз.
- На их съезде!
- Это что ж-же, тебя, из-згоя, пригласили на с-съезд князей?
- Н-нет, - уже менее уверенно ответил князь. – Но я сидел у самого входа в шатер, где он проходил, и все слыхал!
- Ай-ай, какая оплошнос-сть Мономах-ха! – покачал головой Белдуз. – И про Корсунь тоже слых-хал?
- Чего не слыхал, того не слыхал, врать не буду.
- А говоришь, что всё! Люблю предателей, но ненавиж-жу их! - снова шепнул соседу Белдуз и, продолжая свой расспрос, обратился теперь к купцу:- А ты откуда про Корсунь знаеш-шь? Тоже Великий князь рас-с-сказал?
- Нет, у меня есть знакомый ростовщик, - охотно принялся объяснять купец, - через которого Святополк дает под проценты займы киевским людям. Так вот у этого ростовщика есть другой ростовщик, который ему очень много должен, и мой ростовщик очень обеспокоенный, как бы его ростовщик не разорил его, после съезда князей, выказал мне свои опасения…
- Все яс-сно! Мож-жешь не продолжать! – остановил его жестом Белдуз и с полупоклоном повернул голову в сторону старого хана.
- Позволь попросить тебя кое о чем, хан?
- Проси!
Белдуз поднялся со своего места и, пройдя к главному хану, прошептал:
- Вели этим… с-своим гостям удалиться! Что им делать тут, когда решается с-судьба вс-сей Степи?
Ороссоба несколько мгновений подумал и, решив, что просьба Белдуза справедлива, объявил об окончании пира и приказал слугам проводить купца и изгоя в приготовленные для них шатры.
- Да проследите, чтобы наши дорогие гости ни в чем не имели нужды! – прикрикнул он им вдогонку.
- И жен своих попроси уйти, – продолжил Белдуз и, перехватив недовольный взгляд старика, пояснил: - Уж очень они любят то, что привозит им этот купец!
Главный хан нахмурился, но выполнил и эту просьбу Белдуза. Когда в шатре остались одни только ханы, тот спросил:
- Что они просят за с-свое предательство?
- Как всегда! - пожал плечами главный хан. – Князь - помочь ему выгнать из города своего брата, чтобы сесть там на стол. А купец, известное дело что – золото!
- Ну, с князем мне все ясно, – презрительно махнул рукой Белдуз. - А вот купец для чего пожаловал? Зачем нам надо знать про то, что Рус-сь пойдет на Корс-сунь?
Вошедший слуга молча подложил в огонь лепешки сухого верблюжьего навоза, смешанного для аромата с пригоршней высушенных прошлогодних трав. Ороссоба стал долго смотреть в очаг, на его синий дым и, наконец, задумчиво, словно бы нехотя возвращаясь в эту, по сути прожитую им жизнь, находясь как бы уже не тут и не совсем еще там, сказал:
- Выгод от его сообщения действительно много. Мы можем, например, известить ромеев о планах руссов – Корсунь все же их город! А можем сами, пока руссы будут стоять под крепостными стенами Корсуня, напасть на их оставшиеся без дружин княжества!
- Коней откормить сначала надо! – послышались возражающие голоса ханов.
