Коротков Константин - Энергия наших мыслей
Сейчас мы не можем однозначно ответить на все эти вопросы. Как человек верующий, я стремлюсь найти подтверждение примата Духовного над материальным. Как ученый, я пытаюсь делать это объективно. На основании экспериментальных фактов. Я убежден, что сначала должны быть получены убедительные свидетельства, только потом мы можем подводить под них костыли теоретических построений. В противном случае получается болтовня, которой очень много в последнее время и от которой никогда еще не было особого толка. Болтуны были всегда, но что от них осталось, кроме пустых пивных бутылок?
И еще один момент, касающийся наших экспериментов с посмертным свечением. Тема эта очень щепетильная, требующая очень аккуратного отношения как при постановке экспериментов, так и при их осмыслении. Не раз после лекций я слышал вопрос: “И не страшно вам было браться за подобную тему?” И опять на память приходит ситуация из альпинистской практики.
СТРАХ
Дело происходило в горах Памира во время моего третьего летнего сезона. Мы прошли тренировочные восхождения и решили вдвоем с приятелем отправиться на сложное стенное восхождение. С нами напросилась знакомая девушка-разрядница из нашей секции, и после недолгих сборов мы втроем вышли из лагеря.
Каменистая тропа уходила вверх к перевалу, откуда открывался вид на зеленую долинку с бирюзовыми пятнами озер. От долины подъем шел по каменистой осыпи, в конце которой высохшее русло ручья подводило к отвесной скальной стене — цели нашего восхождения. Памирское солнце висело высоко в безоблачном небе, и горячий воздух дрожал и казался плотным на ощупь. Мы с жадностью приникали к каждому ручейку, и струи ледяной воды приятно сбегали по плечам и груди.
С каждым часом подъема мы набирали высоту, и примерно на 4000 м появился легкий ветерок, сильно скрасивший наше существование. К вечеру выбрались на площадку под стеной, сбросили рюкзаки и первым делом стали осматривать маршрут предстоящего восхождения. Все было предельно ясно и соответствовало описанию: прямо от места нашего бивуака вверх уходила широкая вертикальная расщелина, удобная для лазания. Поужинав, мы залезли в спальные мешки и, после обмена анекдотами и шутками, приготовились ко сну.
Я лежал, закрыв глаза, но без сна. В животе противным червяком шевелился страх. Точнее, беспокойство. Я физически ощущал, что мы лежим под огромной вертикальной стеной с нависающей сверху ледовой шапкой, крошечные пигмеи, дерзнувшие карабкаться по этой стене. Что нас ожидает впереди — отвесные гладкие скалы без зацепок; камни, проносящиеся сверху со скоростью пули; километровая бездна под ногами и тонкие паутинки веревок, зацепленных за вбитые в скалы ненадежные крючья. В памяти всплывали случаи катастроф в горах, которые мы регулярно обсуждали на семинарах по безопасности в горах. В конце концов я уснул, но сон был беспокойным и недолгим. Утром мы попили чаю, собрали рюкзаки, связались веревками и полезли вверх.
На сложном восхождении один альпинист идет впереди, он тащит за собой веревку и забивает крючья для обеспечения своей безопасности: в случае срыва он пролетает до первого крюка и повисает на веревке, которую держит напарник внизу. Естественно, он повисает, если крюк выдерживает рывок и не вырывается из скалы, если напарник внимательно стоит на страховке и если веревка не лопается от нагрузки. Всякие бывают ситуации. Лучше первому не срываться. Пройдя веревку (40 метров — высота десятиэтажного дома), он забивает крючья, организует страховку и принимает остальных членов команды.
Первые веревки шли легко. Расщелина была крутая, но удобная для лазания. Небо было ясное, и легкий ветерок приносил прохладу. Через несколько часов мы вышли на высокую полку, откуда вверх шла мраморная стена с небольшими зацепками и трещинами, удобными для забивания крючьев. Мы с Толей работали по очереди: веревку — он, веревку — я, девушка страховала снизу. Каждый метр продвижения вверх был осторожен и конкретен: мы буквально ощупывали глазами и пальцами каждую зацепку, каждый выступ, каждую расщелину в скале. Предельная концентрация и предельное внимание, времени на эмоции, переживания и “осмотр окрестностей” уже не оставалось.
Часам к шести вечера мы прошли мраморную стену и оказались вблизи громадного камина, образовавшего подобие пещерки с широкой ровной площадкой. Идеальное место для палатки.
Через несколько часов, попив чаю с сухарями и колбасой, мы уже лежали в спальных мешках. Каждый из нас был в обвязке, привязанный к основной веревке, продетой через палатку и закрепленной к вбитым в скалу крючьям. Даже ночью нельзя забывать, что мы лежим на крошечной площадке посередине отвесной стены.
Ночью мы проснулись от воя ветра. На вечерней радиосвязи передали, что в ближайшие дни погода испортится. На наше несчастье, прогноз реализовался раньше обещанного. Остаток ночи мы лежали в полудреме, слушая, как порывы ветра трясут и раскачивают наш хрупкий домик да шелестит падающий снег.
Когда рассвело, мы выглянули наружу и увидели, что все скалы покрыты снежной крупой. Небо было хмурое, по нему неслись рваные тучи, и даже в палатке мерзли руки. Настроение было нерадостное. Нам еще оставалась добрая половина стены с вертикальным сложным лазанием. Одно дело — лезть по сухой теплой скале, совсем другое — карабкаться по холодным обледенелым уступам. Это похуже, чем на автомобиле на лысой летней резине попасть в гололед. Но выхода у нас не было: спуск вниз был бы крайне сложен, да и как вернуться в лагерь, спасовав перед погодой? Никто не скажет ни слова, но по неофициальному рейтингу это резко отбросит нас в задние ряды. Толик надел на себя снаряжение и двинулся вверх. Мы с Леной остались на страховке.
Продвижение шло крайне медленно. Участок, который в хорошую погоду можно было пройти за час, сейчас занимал три. Скалы заледенели, чтобы найти зацепку, приходилось стряхивать снег. Веревки быстро намокли, и руки мерзли до одеревенения. К тому же все время дул пронизывающий холодный ветер. В середине дня мы втроем собрались на маленьком уступе скалы. Сверху нависали мрачные бастионы. Было очевидно, что до гребня нам сегодня не выбраться.
— Да, попали, — сказал То лик, — похоже, придется ночевать сидя. Хорошо бы найти место, где палатку прицепить. Ну, давай, бери снаряжение и работай вверх. Сейчас дорог каждый час.
Он протянул мне молоток и крючья. И тут я почувствовал глубокий внутренний ужас. К тому времени я три года занимался скалолазанием и достиг хорошего уровня. Возникло ощущение, что для меня нет непроходимых маршрутов. Это дало ощущение своей силы и привело к потере внутреннего контроля. Я стал смел до безрассудств и безо всякой страховки лазал по сложным отвесным скалам. Эйфория от собственного мастерства, гордыня — один из серьезных грехов в христианстве. И вот как-то ранней весной, на тренировочных скалах под Питером, рука соскользнула с зацепки, я потерял равновесие и спиной вниз упал с 15-метровой высоты.
Что уж меня спасло тогда — не знаю. Убедившись, что переломов не видно, и отлежавшись в тенечке, я с помощью друзей неторопливо добрался до дома. А ночью проснулся от ощущения, что наступает конец. Боль была везде, она переходила границы нормальных ощущений, и, чтобы прекратить ее, казалось, хороши все средства. Даже самое последнее. В больнице сделали рентген, вкололи препараты, и к утру я уже вернулся на этот свет. По-видимому, как предположил врач, открылось какое-то внутреннее кровотечение. Через месяц я уже был совсем здоров и снова приступил к тренировкам, но ощущение ужаса смерти осталось глубоко внутри. И вот сейчас оно поднялось вновь, вызвав почти тошнотворное ощущение.
— Не могу, Толик, прости. Я что-то себя очень плохо чувствую.
Толя внимательно посмотрел на меня и все понял. Он служил в ВДВ, два раза зимовал в Антарктиде и многое повидал в жизни. Ни слова не говоря, он надел на себя обвязку с крючьями и полез вверх.
Мы провели на этой горе еще два дня. Погода так и не улучшилась. Лена совсем упала духом, и нам приходилось буквально тащить ее на веревке. Следующую ночевку мы провели на крошечной полочке, сидя, прижавшись друг к другу и держа в руках работающий примус. Только к вечеру третьего дня Толя пролез очередную веревку и устало крикнул сверху: “На гребне!” Это означало, что мы прошли отвесную стену, дальше было несколько часов простого лазания до вершины и длинный день спуска вниз, на ледник.
В лагере ни Толя, ни Лена ничего не сказали о произошедшем. Наш рейтинг резко возрос: немного групп сумело завершить стенные восхождения в такую погоду. Я-то понимал, что мы этим обязаны только Толе. Он со мной почти не разговаривал.
Я решил, что должен преодолеть свой страх. Но как? После некоторых размышлений я попросил начальника лагеря разрешение сходить несколько более простых маршрутов вдвоем с… Леной. Якобы нам нужно было набирать восхождения для спортивного разряда. На самом деле я понимал, что мне придется рассчитывать только на свои силы.
