Gradinarov - Synovya
– Мама, я хочу учиться здесь. Там инженерный факультет – горный. Хочу Норильские горы заставить служить России! – сказал по-мужски серьёзно Александр.
– Молодец, сынок, думаешь о завтрашнем дне! Закончишь политехникум – учись дальше. Теперь надейся только на себя. Я, конечно, деньгами помогу, а науку постигай сам.
Дедушка Збигнев, глядя на шестнадцатилетнего Сашку, вспомнил юность:
– Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас и даже больше, у меня сердце до краёв переполняло желание служить Польше, которую на протяжении веков растаскивали по частям и Франция, и Германия, и Россия. Я готов был отдать жизнь за неё в любой миг. Стал офицером, вступил в тайное общество и принял участие в вооружённом восстании против России. Десятки тысяч вот таких, как ты, юношей полегли на полях сражений в неравных схватках с карателями. Часть получили вечную каторгу, а других казнили на виселице. И все они, можно сказать, лишились Богом данной жизни. Польша же, как держава, восстановится и будет, пока жив хоть один поляк. По крайней мере государство можно возродить, а человека – нет. Думаю, жизнь человека ценней, чем существование державы. И ее задача состоит в том, чтобы сохранить жизнь своего гражданина, а не в том, чтобы заставить его отдавать свою жизнь за отечество. Мы в патриотическом порыве попытались это сделать. Но лишь прожив долгую жизнь, я понял насколько это величественная, но безумная идея, дурманившая людей разных исторических эпох от Древнего Рима до наших дней. Нередко отечество забывает сыновей, отдавших за него жизнь. Как забыт я и мой друг Сигизмунд. Хотя мы еще живы и можем судить, как помнит Польша своих патриотов.
– Но должна же быть в душе каждого гражданина и ответственность за судьбу Родины, за то, что ты родился именно в этой стране. Ты должен быть благодарен ей, как матери, давшей жизнь. А благодарить можно её и защитой с оружием в руках, и открытием месторождений ценных руд, и хорошей учёбой в гимназии или в институте. После института поеду на родину, в низовье, и там буду служить во славу России, – ответил Александр.
– А вот если тебя, в недалёком будущем, студента горного факультета, призовут в армию и заставят воевать, допустим, с японцами. Тогда ты, вместо геологоразведки, идёшь в военную разведку и убиваешь людей во имя любви к Родине? Так? Ты не убийца – ты солдат! Вроде все оправдано. И отбирать у людей жизнь за державу – это не грех! Ты скажешь: но японец – враг! А я скажу: да – враг в обличьи человека. И он, как и ты, не виновен в том, что его правители тоже вдолбили ему в голову: каждый русский – враг. Поэтому, Сашок, запомни, в мире есть много абсурдных или преступных вещей, возведённых глупым человечеством в ранг абсолютного доверия или истины. Но стоит глубже поразмыслить, и лопаются вымышленные идеалы, как мыльные пузыри.
– Мне отец Азархий недавно письмо прислал, – вмешалась Елизавета Никифоровна в беседу, – где он пишет, что ты безбожник и за непосещение занятий по закону Божьему можешь быть исключён из политехникума. А ведь отец твой, по линии матери, был из духовного сословия, а по линии отца – казак. Твоя бабушка Аня из Потаповского до мозга костей верующая. Отец хорошо знал Библию, но верил лишь в свою собственную силу и силу денег. Они были для него богом.
– Я лицемерить не могу! У меня в группе есть студенты, которые не верят ни в Бога, ни в чёрта. А крестятся и молятся, чтобы не вызвали к доске, когда урока не знают. Не лежит у меня душа к Богу, а тянется к горному делу. Ему я должен молиться. Закон Божий я выучу и экзамен сдам, но верующим не стану. Человек должен сам прийти к Богу! – твёрдо сказал Александр.
Извозчик повернул на улицу Бульварную. Дорога широкой полосой лежала между деревянных и кирпичных двухэтажных домов, с фронтонами и оконными наличниками, украшенными резьбой.
– Мама! Вот в этом доме живёт мой товарищ Сашка Фильберт. Я бываю у них. Помнишь, я тебе и папе рассказывал в Балаганске.
– Помню, сынок! Помню!
А дедушка Збигнев добавил:
– Здесь живёт сам хозяин, Константин Александрович, купец II гильдии, состоятельный человек. Конечно, для Кухтерина он мелковат, но предприимчивости его можно позавидовать. Может, заметили на Почтамтской его бакалейную лавку, а рядом магазин «Колбасы Фильберта». Недавно открыл первую в Сибири паровую колбасную фабрику на Торговой улице. Ну и «Рейнский погребок» его славится хорошим вином.
– А у него есть красивая девочка Шарлотта, – нарочито громко сказала Елизавета Никифоровна и посмотрела на сына, – которая нравится моему Сашке. Так что, дедушка Збигнев, гляди, ещё и на свадьбе погуляем.
– А вот мы уже и дома! – закричал Сашка и сошёл с пролётки. У открытых ворот гостей ждали бабушка Елена, Мария Николаевна и служанка Лидия.
Елизавета Никифоровна съездила в политехникум, встретилась с преподавателями, выслушала суждения о своём сыне как о студенте и о человеке. Преподаватель русского языка и литературы сказал, что из Александра получился бы интересный журналист. Уже сейчас у него чувствуется стиль и ясность мысли. Просматривая журналы успеваемости, она отметила, что у него хорошо идут математика, физика, химия, география. А отец Азархий настоятельно просил маму убедить сына подтянуть Закон Божий.
– У него все предметы – «хорошо» и «отлично», а Бога не чтит. Где и когда он стал атеистом – не знает. И я не знаю, – посетовал отец Азархий.
– Там, где прошло его детство, не было церкви. А позже интереса к ней он не проявлял, – пояснила Елизавета Никифоровна. – Но он крещёный. Носит на шее святой крест. Стало быть, не совсем безбожник. Пообещал мне освоить Закон Божий и успешно сдать экзамен. В технологический институт думает поступать.
Отец Азархий хитровато прищурился и сказал:
– Эти институты и университеты только плодят безбожников. Сейчас модно быть нигилистом. Отрицать Бога и бить себя кулаком в грудь, приговаривая: «Каждый человек и есть Бог!». Хотя, надо сказать, головушка у него буйная, норовистая, но не пустая. Несмотря на ребячьи забавы, он многие события жизни оценивает по-своему разумно. А я ценю, когда ученик мыслит своеобычно. Это говорит о его незаурядности. Думаю, из него бы получился блестящий офицер. Мысли излагает коротко и ясно.
– Буду надеяться, из него получится горный инженер. Мы застолбили на Таймыре залежи угля и медной руды. Ещё дед его мечтал построить медеплавильный завод. Его профессия была бы к месту: Александр Сотников, владелец рудника и горный инженер.
– Да, да! Звучит, но всё в руцех Божиих, Елизавета Никифоровна! Извините, у меня урок! – учтиво откланялся священник и вышел.
Сотникова, дождавшись двух Александров после занятий, поехала с ними в дом к Фильбертам. Александр Фильберт давно хотел, чтобы Елизавета Никифоровна познакомилась с его родителями. Да ей и самой хотелось посмотреть, как живут купцы Томска, узнать, как у них отлажено торговое дело да заодно полюбопытствовать, как ведёт себя Сашка вне техникума.
Приехали на Бульварную. Фильберты убирали во дворе, жгли мусор, белили стволы деревьев, посыпали песком дорожки, а экономка мыла окна на втором этаже.
– Здравствуйте! Я мама Александра Сотникова, хотела с вами поговорить да, видно, не время!
– Время! У нас его просто нет! – доброжелательно сказал хозяин и протянул руку: – Константин Александрович, а это моя супруга Шарлотта Егоровна, а это – наша дочь Шарлотта, только Константиновна.
Он поставил лопату к стене.
– Всем слушать меня! Я ухожу на беседу, но к работе приступят два Александра. Пока не уберёте двор, в доме не появляйтесь.
Он снял верхонки, положил на деревянную скамейку и сказал:
– Прошу, Елизавета Никифоровна, за мной, на второй этаж. Глашенька, чайку для начала подай! – крикнул экономке. – Садитесь, будьте гостьей и не стесняйтесь. Мы люди простые, не местные, но уже обжились, и Томск нам стал родным городом.
Константин Александрович, невысокого роста, с коротко остриженной головой и щёточкой усов под носом. Подвижный, разговорчивый, но не пустослов. Чувствуется, купеческие заботы обременяют его.
– Саша рассказывал о ваших краях. У нас здесь нелегко, а у вас и морозы, и бездорожье, и полярная ночь. Страшно!
– Да нет, привыкли! Самое пугающее: темнота – зимой, летом – комары. Представляете, сорок пять дней висит над Дудинским полярная ночь да мороз под пятьдесят, – рассказывала Сотникова.
– А я люблю такую необычность, когда рядом с глыбой не растаявшего льда цветёт ромашка. Когда сто вёрст – не расстояние. Когда рядом с костром предпочитают всё же есть сырую рыбу. Когда выпавший из утробы матери оленёнок сразу становится на ноги. Чудеса, а не страх, живут в вашем крае! – восхищался Константин Александрович, попивая чай.
Дальше разговор пошёл о торговых делах.
– Я мог бы брать у вас солёную осетрину в бочках. Мои колбасы, видно, вас не устроят. Инородцы вряд ли станут есть говядину или свинину в таком виде, когда рядом свежая оленина. Вино? Но при ваших морозах оно замёрзнет и выпадет в осадок. Его пить никто не станет. Я подумаю, просчитаю и, может, на осетрине с хорошим посолом сойдёмся. Будет людям рыба в охотку, значит, заключу с вами контракт на поставку. Не будет – извините! Сделка не состоится.
