Кристин Хантер - Трио «Душа» и Сестрица Лу
— Вон там, в пятом ряду, видишь? — мэр. А рядом с ним — комиссар полиции. А другой мужик
— председатель муниципального совета.
Двумя рядами позади них Лоретта разглядела мистера Лючитано, мисс Ходжес, некоторых других учителей и директора «Южной средней». В школе в этот день наверняка отменили занятия, так как среди присутствовавших было много одноклассников Джетро.
Но каким образом, удивлялась Лоретта, все эти люди узнали о похоронах? Потом она вспомнила о газете. Похоже, у нее значительно более широкий круг читателей, чем рассчитывали ребята.
Началась проповедь.
Преподобная Мэми оправдала ожидания миссис Джексон и всех тех, кому удалось проникнуть в маленькую церковь. Эта статная, облаченная в черную бархатную мантию женщина с седыми волосами, собранными в высокую прическу, на церковной кафедре производила внушительное впечатление.
Начала она мягко и спокойно, заговорив о погибшем мальчике и напомнив прихожанам, что и они, увы, смертны, а стало быть, в свое время разделят с усопшим его участь.
Ее слова вызвали первые сдавленные стоны и первые «аминь» у той части паствы, которой в недавнее время приходилось размышлять на эту скорбную тему.
Однако, продолжала преподобная Мэми, мальчик принял безвременную смерть. Жестокую смерть. Возмутительную смерть. Загублен юный росток, не достигший зрелости!
Лоретта ошеломленно наблюдала за тем, как Мэми Лобелл металась по кафедре, воздевая руки к пастве, и как в ответ на ее исступленный призыв повскакали со своих мест некоторые прихожане. Большинство из них, крикнув раз — другой, усаживались на скамьи, но несколько мужчин и женщин выбежали в проход и пустились там в экстатический пляс, напоминавший нервные припадки Джетро. Нет, они не притворялись; как и Джетро, они были искренни, находясь в своего рода трансе. Какой-то мужчина брякнулся на пол и принялся кататься по нему, а одна женщина упала в обморок, и церковному служителю пришлось вынести ее из церкви.
Лоретта была потрясена. Это показалось ей крайне недостойным и неуместным на похоронах. Она бы ни за что не разрешила в церкви подобную истерию. Но каково же было ее изумление, когда через минуту она обнаружила, что сама стоит в полный рост и что один из восклицающих голосов, — не чей иной, как ее собственный.
— Да разве ж это справедливость — карать невинных детей?! — кричала преподобная Мэми, все более распаляясь: голос у нее срывался, а слезы и пот градом катились по щекам.
— Нет! — ревела в ответ паства.
— Но этот город услышит еще глас господен! И справедливость его восторжествует!
Это был сигнал. В первом ряду церковных хоров поднялись Лоретта и трое ее друзей, а сидевший за пианино Слепой Эдди заиграл торжественное вступление, напоминавшее раскаты грома. Стихотворение Фесса «Реквием по Джетро» Эдди положил на церковную музыку, поскольку, по его мнению, «оно, конечно, не совсем похоже на гимн, но под такую музыку оно запросто вступит в лоно церкви. И потом, мне хочется, чтобы у церковной музыки были такие слова».
Поддерживаемые его раскатистым, грозовым аккомпанементом, четверо певцов, соприкоснувшись головами, запели на слова Фесса:
Хочу вам рассказать про мальчугана,
Который жил так мало и погиб так рано.
Джетро Джексон его звали.
С тех пор вы ничего не замечали?
Над кем он только не шутил,
Но зла, поверьте, никому не причинил.
Он в церковь не ходил, не пел хоралы.
Но был душевный малый!
И вот за то, что был он смелый кот,
Большой «паук» пульнул ему в живот.
И вот за то, что смугл он был лицом,
Верзила в форме накормил его свинцом…
Во время музыкальных проигрышей, которыми Слепой Эдди отделял один куплет от другого, Лоретта видела, как их пение подчиняет себе аудиторию. Со всех сторон раздавались взволнованные возгласы, и все больше людей, до этого сидевших на скамьях, оказывались в проходе. Даже белые, которые никогда не знали Джетро Джексона, достали свои носовые платки.
Вступительные аккорды к последнему куплету Слепой Эдди неожиданно взял очень тихо, и четверо певцов тут же последовали его примеру, умерив свои голоса до мягчайшего пиано. Эта драматическая перемена вызвала у эмоционально напряженных слушателей новые крики и возгласы.
Не знаю, может, треплют языком,
Но если есть рай, значит, Джетро в нем.
А если он не там, то черта с два
Удастся вам упечь меня туда!
Всю неделю Лоретта со страхом гадала, как прихожане воспримут эти последние четыре строчки, казалось бы, ставившие под сомнение святая святых их вероучения. Но Слепой Эдди не дал никому опомниться. Аплодисменты в церкви не были приняты, поэтому Эдди не стал их дожидаться, а, быстро сменив тональность и перейдя на оглушительное форте, неожиданно заиграл вступительные аккорды к «Храни тебя господь до новой нашей встречи».
Четверо юных певцов не заставили себя долго ждать, а сзади их поддержал мощный сорокаголосый хор, поднявшийся со своих мест.
— Все вместе! — скомандовала преподобная Мэми, призывно поднимая руки. — Теперь все поют!
В следующий момент все, кто был в церкви, встали и запели.
Когда гимн был пропет один раз, Слепой Эдди снова заиграл тихо, и под его аккомпанемент преподобная Мэми произнесла заключительные слова своей проповеди.
Вслед за этим гроб в сопровождении плакальщиц медленно вынесли из церкви. Наблюдая за процессией, Лоретта чувствовала себя изнуренной, опустошенной и одновременно как бы умиротворенной. Она поняла теперь, почему миссис Джексон не хотела, чтобы похороны Джетро проходили в скромной, формальной обстановке. Во всех этих криках, слезах и других крайних проявлениях чувств было нечто, что успокаивало вашу… вашу…
Душу. Другого слова Лоретта не нашла.
Глава 16
Через неделю по всему Лореттиному маршруту от школы до мастерской на заборах и телефонных столбах появились своеобразные произведения искусства. Чья-то талантливая рука нарисовала мастерские карикатуры на Фесса — драчливо выступающий подбородок, круглый нос, выпученные глаза за массивными очками — и снабдила их издевательскими подписями. «Диктатор», «Адольф Гитлер», «Гангстер», «Аль-Капоне» — вот лишь некоторые из них. На столбе напротив мастерской со вкусом выполненный плакат коротко призывал: «Долой диктаторов!», и никаких иллюстраций.
Рассмеявшись, Лоретта зашла внутрь мастерской и застала такую картину; Фесс, держась за скулу, поднимался с пола, а над ним стоял Кэлвин.
— Привет, Лу, — сказал Кэлвин и пальцем указал на свою жертву. — Этот парень считает себя искусствоведом. Ему не нравится манера, в которой я выполнил его портреты. А я, как тебе известно, терпеть не могу, когда критикуют мои работы.
— Ах ты, маленький… — поднявшись на ноги, начал Фесс и попытался неожиданным ударом справа заехать Кэлвину в челюсть. Но тот левой рукой отбил удар, а правой ударил Фесса в глаз. Фесс снова рухнул на пол.
Щеки у Кэлвина разгоряченно пылали, но дыхание было ровным. Похоже, он уже совсем поправился, подумала Лоретта.
— Ну, мне пора бежать, Лу, — обезоруживающе улыбнулся Кэлвин. — Прости за нарушение устава, но мне надо было разобраться с этим типом. Я с удовольствием заплачу штраф.
Когда он вышел, Лоретта вздохнула. Она была рада, что Кэлвин так быстро восстановил силы, но теперь они будут редко видеться, и Лоретте будет нелегко к этому привыкнуть. Как было здорово, когда Кэлвин жил у них в доме! Каждый вечер, после того, как Лоретта приносила ему поднос с ужином, они с Кэлвином пускались в длинные разговоры о книгах, о друзьях и родственниках, о днях детства и планах на будущее — обо всем, что их интересовало. Лоретта сильно привязалась к этому мальчику, который помнил свою мать лишь как «что-то мягкое»; который обнаружил свое призвание к искусству, рисуя вывески для отцовского ресторана: — То еще местечко!
Да ты знаешь: «Рагу из шейных позвонков, 35 центов»; который мог смеяться и шутить над всеми своими бедами, но с удивительной серьезностью относился к своей работе и наивно мечтал поступить в художественную школу.
Ну ничего, улыбнулась про себя Лоретта, если он будет продолжать драться по очереди с каждым, кто его бил, скоро ему снова понадобится мамина медицинская помощь.
Штраф был нововведением, которое предложил Вильям. Ребята договорились, что члены клуба будут отныне вносить по пятидесяти центов в клубную казну за «любой случай драки, сквернословия или иного скандального поведения». Дэвид был избран казначеем, но все взимаемые им деньги почему-то отдавал на хранение Лоретте. Возможно, он не доверял самому себе: обычно у него не было ни гроша. Таким образом Лоретта получила на этой неделе уже четыре доллара. А ведь был только вторник — наглядное свидетельство того, какой веселой компашей по-прежнему оставались ее друзья.
