Фред Стюарт - Золото и мишура
Эмма с удовольствием села возле окна, поскольку сильная качка вызывала у нее тошноту.
— Да, благодарю вас.
Скотт взял увесистый, широкий внизу винный графин и наполнил из него два бокала красным, как кровь, портвейном.
— Итак, что бы вы хотели узнать о Калифорнии? — спросил он, протягивая Эмме бокал.
— Меня интересует все. Откуда, скажем, такое название? — Эмма сделала маленький глоток вина.
— Неплохой вопрос для начала разговора. Была когда-то в Испании весьма популярная книга — «Эспландан». Главный герой, рыцарь по имени Эспландан, отправился на остров, где правила королева Калафия. Тот остров назывался Калифорния, на нем жило племя амазонок, которые носили золотые одежды и были вооружены золотым оружием. Постепенно конкистадоры начали называть западное побережье Северной Америки Калифорнией, потому как практически ничего не знали об этих землях и думали, будто золото находится именно там. Следующий вопрос.
— Как выглядят женщины в Сан-Франциско?
Капитан уселся в красное бархатное кресло и улыбнулся.
— Ответ на сей вопрос будет зависеть от того, нужна вам прекрасная ложь или же грубая правда.
— Предпочитаю последнее.
— Женщин там не особенно много, те же немногие, что есть, это женщины, скажем так, легкого поведения.
— Вроде Чинлинг?
Лицо его сразу стало твердым как камень.
— Мне не хотелось бы говорить о ней.
— Почему? Вы разве стыдитесь ее?
Скотт казался взволнованным. Несколько поколебавшись, он попытался объяснить:
— Видите ли, Чинлинг вышла совершенно из иной культуры, гораздо более древней, чем наша, и во многих отношениях гораздо более сложной. В мире Чинлинг те женщины, которые сожительствуют с мужчинами — это отнюдь не злые, не порочные и не корыстные существа. Больше того, в ряде случаев такие женщины могут пользоваться большим уважением. Скажем, сожительницы императора могут приобретать очень большое влияние при дворе.
— Но вы не ответили на мой вопрос.
— Про то, будто бы я стыжусь ее? Вовсе нет! Но я же не дурак! Я отлично понимаю, что люди — белые люди — говорят за моей спиной. Как раса, мы, белые, можем занять доминирующее положение в мире, однако у нас есть один принципиальный недостаток: мы двулики, как черт знает кто! Так что вам нужно отдать должное, поскольку у вас хватило по крайней мере честности сказать мне прямо в глаза, что вы думаете о Чинлинг.
— Теперь я уже сожалею о сказанном. Вы были совершенно правы: уж кому-кому, но только бы не нам, евреям, проявлять свою нетерпимость! А она так же красива, как на дагерротипе?
— Как лунный свет на воде.
— Она…? — Эмма закусила губу, отчего Скотт рассмеялся.
— Какая же вы все-таки женщина! Вам до смерти хочется выяснить, красивее ли она вас или нет? Не могу поверить, что мне удалось пробудить в вас ревность.
— Вы самый самодовольный… — «Будь с ним поприветливее! И кроме того, может быть, я действительно ревную…» — Эмма пристально взглянула на капитана:
— Сколько вам лет?
— Тридцать четыре.
— А если бы у вас не было Чинлинг, вы женились бы?
— Никогда об этом не задумывался.
— Вы разве не хотите иметь детей?
— Хочу, но пока с этим особо не спешу.
Эмма отпила еще немного портвейна.
— Вы как-то сказали, что… если я выйду за вас замуж, то вы будете заботиться о моем ребенке. Вы действительно так думаете?
— Конечно! Или вы подозреваете какой-то тайный умысел в моем предложении?
Корабль, подскочив на очередной волне, рухнул вниз, и у Эммы тошнота подступила к горлу, так что на несколько мгновений ей пришлось даже задержать дыхание. Чувствуя, как кровь отливает от лица, она произнесла:
— Я лишь обдумывала ваше предложение…
— А не нужно этого делать! Вы отвергли мое предложение в очень высокомерном стиле и были, вероятно, правы. Любовь — это самое важное на свете, а вы любите совершенно другого человека, который, несомненно, гораздо в большей, нежели я, степени достоин вашей любви. Так что предлагать вам замужество с моей стороны было просто ошибкой. И кроме того, мы с вашим отцом намерены стать деловыми партнерами, а дела и чувства плохо сочетаются, можете мне поверить. Так что забудьте про мое предложение, Эмма. Вы отказали и были при этом совершенно правы: я не достоин вас… Может, еще портвейна? — спросил он, ухмыляясь.
Она поднялась из-за стола, явно расстроенная.
— Вы дьявол! — чуть ли не выплюнула она слова в лицо Скотту. — Я не вышла бы за вас даже…
— Даже если бы я оказался единственным на земле человеком. Что ж, я понимаю ваши чувства, поэтому у меня создается впечатление, что мы оба с вами обречены на страстную жизнь вне брака.
— Единственная страсть, которую я испытываю, — это гнев! После всех гнусностей, которые вы себе позволяли, еще и взять назад собственное предложение! Вы хам, сэр, бессердечный наглый хам и… О Господи!
В этот самый момент корабль вновь начал падать. Эмма выронила бокал с вином, рухнула на стоявший возле окна диван и ухватилась обеими руками за живот. Когда корабль начал вновь взбираться на гребень, она застонала:
— Ох… О-о!
Скотт поспешил ей на помощь и осторожно взял на руки.
— Моя дорогая мисс де Мейер, — сказал он, неся ее на руках через всю каюту, — одна маленькая птичка сказала мне, что вы страдаете морской болезнью.
— О, Скотт, мне так плохо…
— Лучшее средство — подышать свежим воздухом. — Распахнув дверь каюты, капитан помог Эмме выбраться наружу. — К вам будет одна только просьба: постарайтесь, пожалуйста, не блевануть на меня, если, конечно, сможете.
— Совсем не смешно… — начала было Эмма, но тут же замолчала, борясь с приступом тошноты.
Скотт перенес ее на главную палубу и возле самого борта поставил на ноги.
— Крепко держитесь за поручень и метайте харч за борт.
— О-ох!
Корабль бешено тряхнуло, и у Эммы подкосились ноги, но поручни она не выпустила.
— Не смотрите! — гневно воскликнула она.
Капитан рассмеялся и, стараясь перекричать порывы ветра, крикнул:
— Не переживайте, прекрасная мадемуазель, я успею отвести взгляд. Но скажите, может ли что-нибудь быть романтичнее?
— Ох! Вы… вы!..
Тут она поперхнулась и снова перегнулась через бортовое ограждение. А Скотт тем временем продолжал смеяться, и тут на них низвергся целый водопад океанских брызг. Изрядно опустошенная, Эмма в конце концов медленно выпрямилась.
— Ну как, теперь лучше? — поинтересовался Скотт.
В ответ она слабо кивнула.
— Позвольте, я помогу вам добраться до каюты.
Он взял ее под руку, однако Эмма тотчас же резко отдернула ее.
— Не нужна мне ваша помощь, — сказала она. — И кроме того, вы обещали отвернуться, а сами смотрели. Ни один джентльмен не позволил бы себе та… О Боже!
Эмма подбежала к борту, и снова ее вырвало.
Мистер Розберри подошел к капитану и отдал честь.
— Капитан, ветер меняется на норд-вест.
— Да, погодка становится паршивой. Я пойду на мостик, а вы помогите мисс де Мейер добраться до каюты.
— Есть, капитан.
Скотт пошел на палубу, расположенную вровень с рубкой управления, тогда как штурман помог Эмме подняться на ноги.
— Обопритесь на меня, мисс, — крикнул он. — Тут такая погода, сами видите…
— Благодарю вас, я чувствую… чуть получше.
В действительности же она чувствовала себя настолько слабой, что едва держалась на ногах. С помощью Розберри Эмма кое-как добралась до каюты, где незамедлительно разделась, повесила мокрое платье на крючок и замертво свалилась на койку.
«Вот опять, опять он издевается надо мной, — сказала она себе и даже зубами заскрежетала от злости. — Убила бы его!» И все-таки Эмма помнила, какие сильные у Скотта руки.
Три часа спустя Эмма пробудилась после неглубокого и неспокойного сна. Тошнота прошла, и это несмотря на то, что качка была пуще прежнего. Усевшись на койке в своей тесной каюте, Эмма прижалась лицом к прохладному стеклу иллюминатора, расположенного по левому борту. За стеклом было так же темно, как и в самой каюте, но как только глаза Эммы привыкли к темноте, она смогла различить пенистые гребни огромных океанских волн: клипер переваливался с одной такой волны на другую. Судно мотало из стороны в сторону, и при этом скрежет был прямо-таки ужасающий. Только теперь Эмма поняла, почему все находившиеся на борту предметы были привинчены к полу или каким-либо иным способом приспособлены к качке. Даже на миниатюрной полочке над умывальником, где Эмма расставила туалетные принадлежности и баночки с парфюмерией, даже на этой полочке были особым способом натянуты три тонкие проволочки, которые удерживали их на местах. Приделанная к постели специальная деревянная планка не позволяла Эмме в случае сильного крена вываливаться из койки. Сама Эмма, ее отец и еще Зита занимали три самые лучшие и дорогие каюты, однако и в них удобства были примитивные.
