Михаил Чулаки - Прощай, зеленая Пряжка
Да, понимаю.
Трудно, наверное, вот так перед всеми врачами, перед этим стариком с бетховенской гривой. Раньше Виталию это не приходило в голову, а сейчас представил себя на месте Веры и почувствовал. А она держится, молодец!
Очень хорошо! А теперь вы совсем здоровы?
Чувствую я себя хорошо, но раз еще дают лекарства — значит, не совсем?
Какая умница вы у нас! Ну, а вот чувствуете вы себя точно так же, как раньше? Или вы стали немножко другой?
Нет, такая же, как раньше.
Молодец, Вера! Не зря учил!
Ну что ж, это хорошо. А вот когда была сама болезнь, вы полностью были в тех переживаниях или было ощущение, что это немного инсценировка? Знаете, как бывает: видишь сон, все очень живо, и все-таки где-то понимаешь, что это сон.
Этот вопрос Виталий не предусмотрел. А должен был! Инсценировка — очень скользкая штука, лучше без инсценировок! Вера немного подумала:
Нет, все было как настоящее. Не думала, что сон.
Опять молодец!
И чудесно, милая, и чудесно! Ну, а об остальном Виталий Сергеевич чудесно нам рассказал, так что уж не буду вас мучить. Идите, милая, идите, отдыхайте. — И когда закрылась дверь, по инерции с тем же выражением к Виталию: — Ну, и теперь объясните нам ваши соображения, Виталий Сергеевич.
Ну что ж, беседа с Верой позиций Виталия не поколебала. Все-таки бред яркий, чувственный! И выход хороший. Виталий обосновал ревматический психоз. Белосельский слушал и сочувственно кивал — это значило, что его нисколько не убеждает логика докладчика.
Люда коротко сказала, что здесь процесс. Даже и аргументировать не стала, настолько ей все казалось бесспорным.
Капитолина выразила свое «ни то ни се», как сказал однажды про нее покойный профессор Глух из института Бехтерева (язвительный был человек), но в заключение сказала, что каков бы ни был истинный диагноз («истинный диагноз в психиатрии», усмехнулся про себя Виталий), в справке для института следует из гуманности все же на первый случай поставить ревматический психоз.
Ну что ж, все сказали все, что от них ожидалось. Но и Белосельский всегда говорил то, что от него ожидалось, неожиданным человеком он не был. Виталий мог заранее почти дословно записать его речь. Сейчас начнется: «Видите ли какого рода дело… инакобытие и инакомыслие… пути шизофрении неисповедимы…» Кажется, один Георгий Владимирович не замечал, что становится все однообразнее. Даже Люда, ревностная его поклонница, и та называла склеротиком.
— Видите ли какого рода дело, Виталий Сергеевич, вам представляется, что вы нашли причину обсуждаемого заболевания, и вы стараетесь всю картину болезни втиснуть в узкие рамки инфекционного психоза. Само по себе желание отыскать причину похвально и естественно, но для этого вам приходится всю наблюдаемую психопатологию втискивать в некое прокрустово ложе. Посмотрите на основную идею больной, это глобальное представление о захвате целого мира роботами! Это никак не укладывается в наши представления о чувственном бреде, характерном для экзогенных психозов. Это, как говорил Ясперс, инакобытие и инакомыслие! Я знаю, что слыву шизофренистом, что вам бы хотелось большего разнообразия диагнозов, но я смотрю правде в глаза. Картина полиморфна, а где полиморфизм, там шизофрения. Жалко, конечно. Но не складывайте руки, лечите по всем правилам, проведите настоящую большую терапию. А там посмотрим, может, не так все плохо кончится: пути шизофрении неисповедимы. А что касается справки в институт, пишите все что угодно, не портите девочке жизнь. Но имейте в виду, что на самом деле это, к сожалению, шизофрения. Процесс, друзья мои, процесс! Может быть, и на немного измененной почве.
Профессор поднялся, встали и остальные.
Большое спасибо, дорогие мои! Случай был интересный. Только хочу вам еще сказать, Виталий Сергеевич, что слушать, как вы выступаете, всегда интересно, говорите вы ярко, но вы несколько од- носторонни. Почитайте Снежневского, меня почитайте, стариков наших почитайте — какие были старики! Я сейчас перечитываю старые работы и вижу, что многое из теперешних новых веяний: формы течения, почва — у них уже описаны. Какие были старики! Богатыри, не мы! Вы же в стенах, где трудился сам Кандинский! А он ох сколько сделал для выделения шизофрении, так что ж нам отрекаться? Читайте стариков, Виталий Сергеевич! Ну спасибо, дорогие, спасибо!
Георгий Владимирович потряс в воздухе сцепленными руками — послал, так сказать, воздушное рукопожатие — еще раз обвел всех умиленным взглядом и вышел. Капитолина налила себе чаю.
Теперь и мы выпьем. А то при нем неудобно как-то. До чего же хорошо настоящего чая выпить! Для нас никогда так не заварят.
Конечно, нам из титана, то же что больным, а для Белосельского Анжелла специально цейлонский держит. Ну что, Виталий, получил по мозгам? И чего было умствовать при нем? Ясно же, что процесс. — Как обычно после консультации профессора, Люда была особенно энергична.
Тебе ясно.
А тебе нет? Когда такого масштаба бред…
Да я все знаю про это. Просто мне вообще не ясно, что такое шизофрения.
Ну знаешь! Зачем же ты тогда работаешь?!
А тебе все ясно о шизофрении?
Это демагогия! Что значит «все ясно»? Все не бывает ясно! С гриппом тоже не все ясно, иначе бы не шли через год эпидемии. Но достаточно и известно. Мы тут практики, к нам каждый день больных везут. А сказать «мне не ясно» и сложить ручки — это не позиция!
Я же не складываю. Но и сознаю границы наших знаний. Это у Мольера, да? Один врач говорит, что все от влажности организма, а другой, что все от сухости. Так и о нас будут вспоминать.
Ой, скажешь тоже! Даже и спорить с тобой нечего!
Вот и не надо! — обрадовалась Капитоли- на. — Перестаньте, девочки, мальчики. Вы все равно сейчас проблем не решите, ведь правда? Правда! Виталий Сергеевич правильно сказал: он же не складывает руки. Нужно работать, назначить лечение, а остальное все фантазии! Пейте лучше чай. А с завтрашнего дня начинаем Сахаровой инсулин. Как раз в инсулиновой место есть.
Собственно, все прошло хорошо: официальный диагноз у Веры благополучный. А в остальном — не станет же Вере хуже от слов Белосельского! Хуже стало самому Виталию: ему и раньше не слишком верилось в ревматический психоз, а после консультации стало верить еще труднее. Потому что хоть и легко шаржировать Георгия Владимировича с его застывшими словечками, но нюх у него собачий, никуда не денешься. Невольно вспомнился знаменитый случай: машина ехала по мосту через Неву, кто-то выскочил под колеса, шофер резко свернул, пробил ограду и свалился в воду. Здоровый парень, сумел выскочить из кабины, поплыл, а дело осенью, вода ледяная. В общем, когда его вытащили, он уже кричал и смеялся. Причина налицо, бурный психоз, и, конечно, все поставили реактивный. А Бе- лосельский — нет, это шизофрения! И доводов толковых не мог привести, говорил: «Что-то мне не нравится, какая-то в нем затушеванность…» Эта «затушеванность» сразу вошла в анекдоты. А через два года уже никто не сомневался: типичнейшая шизофрения, как говорят, ядерная. Так ведь у Веры ее масштабный бред, довод как-никак, а там ничего, чистая интуиция! Трудно ему не верить, хоть он и старый склеротик!
А инсулин — инсулин все же задерживает развитие. Не всегда, конечно. Но все же в нем самый большой шанс. Значит, надо шанс использовать, ведь так? А что против инсулина? Да, тяжелое лечение. Да, от него полнеют. Так неужели, если Вера пополнеет, если убудет от ее красоты, она перестанет быть дорога Виталию?! Начать инсулин — это значит посмотреть правде в глаза. Пусть тяжелой правде. А удовольствоваться теперешним улучшением, выписать — это трусливо спрятать голову и понадеяться на авось.
Капитолина Харитоновна допила чай и принялась за работу: стала рассматривать список больных по палатам. Список этот велся на куске пластика, так что было очень удобно: написанные карандашом фамилии легко стирались, и при частых довольно переселениях больных не нужно было переписывать весь.
Та-ак, значит, Сахарову я пишу в инсулино- вую, так?
Да-да, конечно.
Где она у вас? Не вижу. А, уже вывели в четвертую. Ну в четвертую мы ее вернем после инсулина. А чего у вас Пугачева в первой? Разве у нее строгий надзор?
Нет. Просто шумит часто по ночам, с Либих задирается. А так сестры смотрят, ночью не выпускают.
Нет, Виталий Сергеевич, это не годится! Если кто придет посмотрит списки: Пугачева в надзорке и Пугачева ходит за обедом! Это неприлично.
Пусть ходит. Ей полезно размяться.
Я же не против! Но не надо ее держать в первой. Давайте так: положим в коридоре недалеко от первой: и не будет в палате, и на глазах сестры, если начнет шуметь ночью! Кто там еще из ваших? Меньшикова.
Она сама туда просится, в других боится.
Какая-то она бесперспективная. Виталий Сергеевич. Или надо ее в конце концов как-то выписывать, или в Кащенко, если совсем хроническая.
