Светлана Павлова - Гонка за счастьем
— Рада познакомиться с вами, Сергей. Я — Калерия.
Впервые в подобной ситуации она не назвала своего отчества, пытаясь дать ему почувствовать, что они — на равных и, от непривычки чуть смущаясь этим, протянула ему руку.
Он осторожно пожал ее руку, с облегчением перевел дух и улыбнулся — напряжение улетучилось.
— Очень рад, а я рисовал себе грузную брюнетку преклонных лет, в очках, с шалью на плечах и с папироской, а вы — совсем… другая…
— Не оправдала ваших ожиданий?
— К счастью, нет…
— И откуда эти образные детали?
— Этот стереотип — не плод моей фантазии, а небольшой, но реальный опыт: все литературные дамы, интеллектуалки, с которыми меня сводила судьба, были немного… устрашающими, а вы — такая… красивая, такая замечательная, мне сразу стало легко…
Скажи это кто-нибудь другой, прозвучало бы пошло или, во всяком случае, плоско, а у него вышло искренне и по-юношески трогательно, потому и ее ответное «Спасибо!» было таким же легким и естественным.
— Мне сказали, что вы уже примерно представляете себе количество музыкальных фрагментов и их качество… Готов заранее довериться вашему вкусу — все ваши замечания и советы…
— Ну, что вы, я ни на чем настаивать не собираюсь, решать будете вы. По просьбе Раевского я тут немного поразмышляла, где и какая музыка была бы оправдана — исключительно дилетантский подход…
Она опять пришла ему на помощь, видя, что он все еще волнуется, при этом и сама испытала какое-то странно-радостное волнение — и не поняла его причины…
— Усаживайтесь поудобнее, вот сюда, рядом со мной, и начинайте читать, или для начала просто пробегите глазами текст… надеюсь, «Героя нашего времени» вы себе в общих чертах представляете.
— В самых что ни на есть общих…
— А я загляну в буфет за бутербродами. Вам чай или кофе?
— Чай, спасибо…
— Обратите внимание на этот рабочий экземпляр, красным подчеркнуты строчки, на фоне которых идет музыкальный фрагмент, в скобках указан жанровый вид фрагмента, как я его себе представляю. У меня есть для вас запасная, чистая копия, куда после завершения работы сможете занести окончательный вариант…
По крайней мере, на четкое изложение концепции спектакля слов хватило… Она оставила его читать инсценировку, а сама вышла во внутренний дворик, чтобы отдышаться.
Голова шла кругом… Непонятно, почему она вела себя так неестественно — впервые не знала, что и как говорить — полное школярское косноязычие… Даже не помнит, что лепетала, засадив его за чтение… И куда только подевались ее ироничность и искушенная отстраненность, обычно выручавшие ее? Нет, она должна умерить свой непонятно откуда взявшийся странный пыл — нельзя быть слишком внутри ситуации, нужно ею управлять, больше давая высказываться ему.
Она давно открыла для себя незамысловатую формулу, оказавшуюся универсальной — в любых отношениях, даже в самых кратковременных, не может быть равенства; роли должны распределяться и распределяются просто: один — ведущий, лидирующий, другой — ведомый, зависимый. Все отношения между людьми выстраиваются по этой жесткой схеме и начинаются сразу — с первого слова, жеста, интонации… Успей захватить инициативу, иначе начнешь чувствовать себя неуверенной, уязвимой, вот как сейчас, когда она об этом забыла…
Почему же она об этом забыла? Неужели все дело в элементарных женских рецепторах? Скорее всего, так оно и есть, а отсюда и эта несвойственная ей неизвестно откуда взявшаяся излишняя суетливость — сбежала, как девчонка…
«Стоп, — сказала она себе. — Что за прыть? Впервые с ходу включились бабьи рефлексы, откуда что и взялось… Да что в нем такого, что так наотмашь опалило?.. Моего внимания добивались и не такие… нет уж, надо сразу остановиться и заняться делом, а не сидеть полной дурындой, любуясь глубиной его глаз…»
Она была недовольна собой — сама не понимает, почему вдруг, вместо того чтобы окончить обсуждение, растянула эту встречу на непонятное время, заговорив о чае. Ничего, сейчас она немного поостынет, возьмет себя в руки, принесет этот никому не нужный чай и непринужденно скажет… да ничего не скажет, а просто спросит его мнения — и дело с концом… а глаза, действительно, умопомрачительные, так и хочется погрузиться в них… и их постоянно меняющееся выражение — просто удивительно…
Через полчаса она вошла в кабинет, уже перекусив и успокоившись, с двумя бутербродами, стаканом чая с лимоном на подносе и с решением взять инициативу в свои руки. Он сидел, закрыв глаза, одной рукой отбивая на столе какие-то такты, а другой помахивая в воздухе…
— Вижу, вы уже в процессе — с облегчением вырвалось у нее. — Ну, как текст?
— По-тря-сающий, я уже кое-что слышу… До конца еще не дочитал, увлекся начальными сценами и по заметкам начал кое-что себе представлять… Здесь, случайно, нет рояля?
— Нет, в наших кустах рояля, случайно, нет, — смеясь, сказала она.
— Хотел попробовать наиграть вот этот первый романс, музыка сразу определилась размером стиха.
— Ну и ну! Вы всегда так молниеносно начинаете сочинять?
— Конечно, нет, но иногда складывается сразу. Наверное, вылезло что-то из старого.
— А у вас много этого «старого»?
— Да, есть кое-что, но не все, правда, закончено… Из танцевального есть вальсы, танго, две мазурки и один полонез… Много песен, романсов, есть даже на собственные стихи — к сожалению, нет лермонтовских, но можно переделать уже готовое или написать новое… а для фона посмотрю кое-что из камерных вещей, у них ведь будет играть камерный оркестр… Знаете, я загорелся, когда почувствовал, как органично переплетены здесь драма и лирика, текст замечателен сам по себе.
— Не преувеличивайте моих заслуг, все диктовалось каноническим текстом, хотя и с некоторыми отступлениями и домыслами, за которые еще предстоит получить от критиков…
— Насколько я помню, там больше повествования, а здесь — драма, причем, на удивление, актуальная, современная. Поразительно, как вы точно чувствуете… Вероятно, если бы меня попросили обозначить места, которые стоило бы поддержать музыкой, я бы сделал то же самое…
От этого простенького комплимента она почувствовала себя счастливой. Его восторженность и искренность не раздражали, а подкупали и располагали к нему. Все заранее продуманные установки вдруг начали расплываться, не оставляя места ничему, кроме желания просто чувствовать его рядом. Ей стало все равно, о чем и как они будут говорить, лишь бы только он не уходил…
Придвинув стул поближе к нему, она села и, взяв карандаш, еще раз прошлась по заранее обозначенным страницам, советуясь с ним по конкретно отмеченным местам, что-то предлагая, уточняя, задавая вопросы, получая ответы…
Он все принимал безоговорочно, и она пришла в полный восторг от его умения почувствовать мотивацию и развить идею, переведя ее в профессиональное русло, и она тут же сказала ему об этом.
— А я просто изумлен вашей интуицией, а также совершенно профессиональным подходом к делу… Если честно, у меня не слишком много опыта работы в театре, до этого пришлось всего лишь дважды оформлять студенческие спектакли, где нужно было самому предлагать все решения. С вами — другое дело, здесь сразу все ясно… придумывать теперь мне просто нечего, вы выполнили всю работу идеально…
— Вы вгоняете меня в краску…
— Но это именно так, особенно изумляет уместность и своевременность романсовых и танцевальных вставок.
— Кажется, у нас с вами возникает прелестный дуэт из известной басни…
Он засмеялся — совершенно удивительным, заразительно-искренним смехом:
— Что делать, такие альянсы, к счастью, случаются, хоть и довольно редко… да, все до одного предложения к месту — по первому впечатлению, я полностью со всем согласен… В процессе работы могут появиться новые мысли, что-то дополнительное, но пока все принимается безоговорочно. А Печорин со скрипкой — просто находка!
Им было легко и весело — ей вдруг показалось, что их близость волнует и его. Ей захотелось побольше узнать о нем, послушать что-нибудь из его сочинений.
— Пока я могу лишь пригласить вас на концерт симфонической музыки в Малый зал Дворца искусств, я дирижирую вторым отделением.
— Когда?
— Завтра. В семь-тридцать.
— А что за концерт?
— Абонементный. Должен был дирижировать мой бывший педагог, Вершинин.
— Игорь Вершинин?
— Нет, его брат — Петр Александрович… Сославшись на болезнь, он подсунул им меня, зная мое затруднительное положение.
— Нет работы?
— Для начала, нет прописки, а без прописки в приличном месте не найти даже временную работу, а иметь возможность концертировать в таком зале — и подавно.