Неизвестно - Дженни Даунхэм-Пока я жива
-Откинься. Прижми полотенце к носу.
Мой способ не сработал, и я послушно делаю, что велят. Кровь течет мне в горло. Я глотаю, сколько могу, но кровь наполняет рот, и я не могу дышать. Я выпрямляюсь и сплевываю в полотенце. Влажно блестит темный сгусток крови. Вне тела кровь смотрится странно.
-Давай сюда, -говорит мама.
Я протягиваю ей полотенце; прежде чем его свернуть, мама внимательно рассматривает пятно. Теперь ее руки тоже перепачканы в крови, как и мои.
-Мам, что мне делать? Он вот-вот придет.
-Сейчас остановится.
-Посмотри на мою одежду!
Мама удрученно качает головой:
-Лучше ляг.
Этого тоже делать нельзя, но кровь останавливается, так что хуже уже не будет. Мама присаживается на краешек дивана. Я откидываюсь на спину и гляжу на яркие, исчезающие во тьме фигуры, представляя, что нахожусь на тонущем корабле. Тень хлопает крыльями.
-Тебе лучше? –беспокоится мама.
-Намного.
Кажется, мама мне не поверила, потому что она выходит на кухню и возвращается с формой, полной кубиков льда. Мама садится на корточки у дивана и высыпает лед себе на колени. Лед соскальзывает с ее джинсов на ковер. Она подбирает один кубик, вытирает пыль и протягивает мне:
-Приложи к носу.
-Лучше пачку замороженного гороха.
Задумавшись на секунду, мама выбегает из комнаты и возвращается с пакетом кукурузы:
-Пойдет? Гороха не было.
Я смеюсь. Значит, все не так уж плохо.
-Что? –спрашивает мама. –Что смешного?
Ее тушь размазалась, волосы растрепались. Я тянусь к ней, и мама помогает мне сесть. Я чувствую себя дряхлой развалиной. Опускаю ноги на пол и зажимаю переносицу двумя пальцами, как меня учили в больнице. Кровь стучит в висках.
-Никак не останавливается? Я звоню папе.
-Он подумает, что ты не смогла справиться сама.
-Ну и пусть.
Мама быстро набирает номер. Ошибается и набирает еще раз.
-Ну же, давай, -еле слышно шепчет она.
В комнате стоит полумрак. Орнамент на камине выцвел добела, словно кости.
-Не отвечает. Почему он не берет трубку? Неужели на дорожке в боулинге так шумно?
-Мам, он в кои-то веки выбрался из дому. Оставь его в покое. Мы сами справимся.
Мама меняется в лице. Она ни разу не присутствовала при переливании крови или ломбальной пункции. Ее не было рядом, когда мне делали трансплантацию костного мозга. Она могла очутиться в больнице с любым из множества диагнозов, но ей повезло. Даже обещания чаще меня навещать стирались с наступлением Рождества. Пришел ее черед столкнуться с действительностью.
-Мама, тебе придется отвезти меня в больницу.
Она пугается:
-Папа забрал машину.
-Вызови такси.
-А как же Кэл?
-Он спит.
Мама растерянно кивает: вся эта процедура ей неведома.
-Напиши ему записку.
-Мы не можем оставить его одного!
-Мам, ему одиннадцать лет, он почти взрослый.
Секунду мама колеблется, а потом ищет в записной книжке телефон такси. Я рассматриваю ее лицо, но мне трудно сосредоточиться. Помню только выражение страха и смущения. Я закрываю глаза и представляю себе мать, которую видела в каком-то фильме. Она жила на горе; у нее было ружье и куча ребятишек. Она вела себя спокойно и уверенно. Я примериваю ее образ к собственной маме, точно заклеиваю пластырем ранку.
Когда я снова открываю глаза, мама, зажав в руке полотенце, тянет меня за рукав куртки.
-Тебе, наверно, нельзя спать, -предполагает она. –Давай поднимайся. Ой, звонной.
Жар застилает глаза, я иду как во сне. Мама поддерживает меня. Мы вместе ковыляем в прихожую. Я слышу, как стена мне что-то шепчет.
Но это не такси. Это Адам. Он оделся для свидания. Я пытаюсь спрятаться, улизнуть в гостиную, но он меня видит.
-Боже, Тесс! –выдыхает он. –Что случилось?
-Кровь течет из носа, -поясняет мама. –Мы думали, приехало такси, а это ты.
-Вам надо в больницу? Я отвезу вас на папиной машине.
Адам входит в дом и хочет меня обнять, как будто мы сейчас пойдем и сядем в его машину. Как будто он повезет меня в больницу. Я закапаю кровью всю обивку, но ему все равно. Я похожа на жертву автокатастрофы. Неужели он не понимает, что ему нельзя видеть меня такое?
Я отталкиваю Адама:
-Иди домой.
-Я отвезу вас в больницу, -настаивает он, будто я не расслышала с первого раза или, может, поглупела от крови.
Мама берет его за руку и мягко подводит к двери.
-Мы справимся, -уверяет она. –Все будет хорошо. Ой, смотрите, подъехало такси.
-Я хочу быть рядом с ней.
-Я понимаю, -кивает мама. –Но ничего не могу поделать. Извините.
Когда я прохожу мимо него по дорожке, Адам ловит мою руку.
-Тесс, -окликает он.
Я не отвечаю. Даже не оборачиваюсь. Голос его так звонок, что если я обернусь, то могу передумать. Найти перед смертью любовь, чтобы тут же от нее отказаться, -на редкость злая шутка. Но я должна это сделать. Так лучше для нас обоих. Иначе будет еще больнее, чем сейчас.
Мама стелет полотенце на заднее сиденье такси, проверяет, пристегнуты ли ремни, и уговаривает водителя круто развернуться у нашей калитки.
-Хорошо, -хвалит его мама. –а теперь жмите на газ.
Кажется, будто она заимствовала эту фразу из какого-то фильма.
Стоя у калитки, Адам провожает нас взглядом и машет рукой. Мы отъезжаем, и его фигурка становится все меньше.
-Какой добрый мальчик, -замечает мама.
Я закрываю глаза. Кажется, будто я куда-то проваливаюсь.
Мама толкает меня локтем:
-Не спи.
В окне прыгает луна. В свете фар-туман.
Мы думали пойти потанцевать. Я собиралась снова попробовать спиртное. Хотела забраться на стол и распевать веселые песни. Потом мы бы перелезли в парке через забор, стянули лодку и катались по озеру. Я мечтала вернуться к Адаму домой, тайком пробраться в его комнату и заняться с ним любовью.
-Адам, - шепчу я еле слышно. Но его имя, как и все остальное, заливает кровь.
В больнице меня сажают в кресло-каталку, говорят, что у меня экстренный случай и увозят из приемной. Мы минуем заурядных жертв пьяных драк, наркотиков и полуночных семейных скандалов и мчимся по коридору в отделение для более тяжелых пациентов.
Как ни странно, больничная иерархия действует на меня успокаивающе. Это точный слепок с общества- мир, который существует по своим законам, где каждый занимает определенное место. В травматологии лежат юные владельцы быстрых машин с паршивыми тормозами. Мотоциклисты, не вписавшиеся в поворот.
В операционных –жертвы неосторожного обращения с духовым ружьем, а также те, на кого по дороге домой напал маньяк. И еще пострадавшие от несчастных случаев- ребенок, чьи волосы затянуло в эскалатор, женщина, попавшая в грозу в лифчике на косточках.
На койках в дальнем конце больницы-пациенты с головной болью, которая никак не проходит. С отказавшими почками, сыпью, шероховатыми родимыми пятнами, опухолью груди, жутким кашлем. В отделении Марии Кюри на пятом этаже лежат дети, больные раком. Их тела медленно и тихо пожирает болезнь.
А выше-морг, где в ящиках- холодильниках лежат мертвецы, к чьим ногам привязаны бирки с именами.
Палата, в которую меня привезли, светлая и стерильная. Я оглядываю кровать, умывальник, доктора и медсестру.
-Наверно, она хочет пить, -предполагает мама. –Тесса потеря столько крови. Может, дать ей попить?
Доктор жестом отметает это предложение:
-Нам нужно тампонировать ее нос.
-Тампонировать?
Медсестра подводит маму к стулу и садится рядом с ней.
-Доктор вставит ей в нос марлевые тампоны, чтобы остановить кровотечение, -поясняет она. –Вы можете остаться.
Я дрожу. Медсестра приносит одеяло и укутывает меня до подбородка. Я вздрагиваю.
-Кто-то думает о тебе, -замечает мама. –Поэтому ты и вздрагиваешь.
А я всегда считала, что это значит, будто кто-то в другой жизни стоит на твоей могиле.
Врач зажимает мне нос, заглядывает в рот, щупает горло и шею сзади.
-Мэм, -окликает он.
Мама вздрагивает и выпрямляется:
-Вы мне?
-Раньше были симптомы тромбоцитопении?
-Что, простите?
-Она жаловалась на головную боль? Вы не замечали мелких синяков?
-Я не смотрела.
Доктор вздыхает, мгновенно догадавшись, что для мамы этот язык –тарабарщина, но, как ни странно, продолжает в том же стиле:
-Когда ей в последний раз делали переливание тромбоцитарной массы?
Мама все больше теряется:
-Не знаю.
-Она принимала аспирин?
-Извините, я не в курсе.
Я решаю вмешаться. У мамы не так много сил, и, окончательно запутавшись, она может просто уйти.
-Последнее переливание тромбоцитарной массы делали двадцать первого декабря, -сообщаю я скрипучим голосом. В горле булькает кровь.
Доктор бросает на меня хмурый взгляд:
-Вам нельзя говорить. Мэм, идите сюда, возьмите дочь за руку.
Мама послушно присаживается на краешек кровати.
-Если да, сожмите мамину руку один раз, -поясняет доктор. –Если нет, два раза. Понятно?
