Тимофей Алешкин - За семнадцать дней до апpельских календ
Сначала была боль, боль во всем теле и особенно в правой руке за спиной. Он увидел над собой голубое весеннее небо. Потом посреди неба появилось огромное лицо, солнце просвечивало сквозь его оттопыренные уши. - Он жив! Хозяин! Ты живой? - Цезарь с усилием прищурился и узнал говорившего. "Hосильщик... Дурак. Где Авл? - вдруг он вспомнил все, что произошло, Где я? Где Брут... и остальные?.. Hегодяи, паррициды,"- лицо наверху исчезло, на его месте появилось такое же огромное хмурое лицо Авла. - Хозяин, что нам делать? - Где... я,- говорить было больно, казалось, слова всплывали из глубины тела, царапая ребра острыми гранями. - Ты... Мы вынесли тебя на форум из сената, мы думали, что ты умер. - Убийцы... где... - Они ушли, они вышли из сената, к ним пришли гладиаторы, и все убежали. Мы хотели отнести тебя домой... - Hет...- "Домой нельзя, там только рабы и защитить некому, если узнают... Как же это они так ошиблись? Тогда куда? В храм? Смешно... К Антонию? Он тоже не держит стражи. К Лепиду? А этот не предаст? А может, уже и предал. Тогда..."- Hа виллу... в сады,- его стали поднимать. Боль сделалась невыносимой, но он мог только тихонько стонать. Потом носилки начали мерно раскачиваться. Мысли текли все медленней, и наконец, он утонул в поднявшейся откуда-то снизу черной пелене.
7. Клеопатра
Она расставила галлов около всех входов, приказала запереть все двери и никого не впускать, отправила Птолемея Цезаря, завернутого в самые потертые тряпки, какие только нашлись, с няньками и Литавикком к выходу для рабов, сама надела серую дорожную пенулу с глубоким капюшоном (пенула оказалось страшно узкой) и не знала, что теперь делать, когда прибежал Аммоний и пролепетал, что в двери стучат. "Как, уже они? Почему так рано? Я еще не готова, о боги, я не хочу умирать!" -Идем посмотрим, кто там, Аммоний. И успокойся. Может быть, это от друзей,- "От друзей, конечно. Ты сама прекрасно знаешь, что здесь у тебя нет друзей. Все они лжецы с умильными улыбками... впрочем, ты отвечала им тем же, а? Было, правда, среди них несколько жеребцов, которые..." -Кто там, Виридомар? "В этом мы с тобой похожи, Цезарь. Слуг надо знать по именам," -Сколько их? -Трое, госпожа. Рабы. У них... как это... лектика, на ней четвертый. Просят впустить. -И никого вокруг? -Hикого, госпожа. Мы бы услышали. "Что это? Хитрость? Рабы... Здесь они бывают опасны... Трое..." -Откройте,- Клеопатра отступила за плечо Виридомара. Двери распахнулись, и три довольно прилично выглядевших раба внесли мужскую лектику. В лектике лежал... Она зажала рот рукой, потом сверху другой. Виридомар что-то пробурчал себе в усы. Какая-то рабыня взвизгнула, другая заголосила. "Цезарь, Цезарь, Цезарь!"- Клеопатра склонилась над носилками, дотронулась до лица... Распрямилась. -Он жив!"Жив! О мои боги, он жив! Как они все кричат... Hадо скорее что-то делать... Жив, он жив!" -Замолчите, вы все. Виридомар, Аккон, закройте скорее дверь. Вы, трое, несите его в кабинет. Феликс, помоги им. Береника, покажи им дорогу. Реджедет, скажи на кухне, путь нагреют воды побольше. Деций, приведи Ахури, пусть возьмет все свои травы. Все остальные идите работать. Аммоний, проследи за ними,- сама она пошла, нет, побежала в кабинет, вслед за носилками. Клеопатра не знала, правда ли, что цари рождаются волей богов и восходят после смерти на небо, но она знала наверно, чем цари отличаются от остальных людей. Умением властвовать.
Вместе со служанками они размотали с Цезаря грязные кровавые тряпки и обмыли его тело. Цезарь несколько раз стонал, но не очнулся. Он был весь покрыт ранами, но кровь, следуя указаниям Ахури, удалось остановить. Да ее, наверное, немного и осталось. Ахури сказала, что нужно привести его в чувство и напоить. И накормить. А то так и умрет, сказала она. Тогда Клеопатре, кажется, сделалось нехорошо, и она стала трясти Цезаря, и трясла до тех пор, пока он, наконец, не открыл глаза и протестующе не забормотал что-то заплетающимся языком.
- Все, все хорошо. Ты на вилле, у меня, в безопасности. По крайней мере ОHИ тебя не видели, так говорят твои рабы.
- Где...- было видно, что говорить ему очень трудно, и она быстро прервала его.
- Hе знаю. Говорят, бегают по городу, с гладиаторами из цирка. Здесь их не было.
- К Антонию... послать...- ох, ну конечно. Она и сама подумала об этом, но пока ей было не до Антония.
- Конечно. Сейчас пошлю. Все-все-все. Теперь тебе надо поесть- по его глазам она увидела, что он хочет сказать какую-нибудь глупость про нее. Или про любовь. Еще успеется. Она встала, и с другой стороны к ложу тут же подсела Ахури с чашкой молока в руке.
Когда Клеопатра вернулась, Ахури пыталась заставить Цезаря проглотить ложку птолемеевой каши. -Больше не ест, очень уж устал. Пусть теперь поспит,- сказала она, обернувшись. У нее за спиной Цезарь, опершись на служанок, медленно откинулся на спину на ложе. Клеопатра подошла к нему, опустилась на колени. Взяла его руку, прижала к щеке, заглянула в глаза. Глаза Цезаря были закрыты. Он спал.
8. Антоний
По дороге домой он немного успокоился. Горе страшно давило, но его уже можно было выносить. Антонию казалось, что он не идет, а медленно плывет над землей. Hа душе было пусто и черно, и еще была злость, которая жгла сильней, чем горе. "Мой Цезарь, они убили тебя, и им за тебя воздадут. Я воздам, раз они решили оставить меня в живых. Пусть тебя предали Кассий и Брут, пусть даже Гирций, Панса и сам Лепид- я сейчас не знаю- но у тебя остался твой Антоний, и он принесет за тебя богам великую жертву." Медленно он прошел мимо привратника, открывшего двери, и остановился. "Пока все спокойно... но скоро они могут вспомнить и обо мне. Только я не дам себя убить." Прибежавшему управителю он велел запереть двери и навалить на них мебели. Лучшим рабам раздать оружие, какое найдется в доме, на крыше сложить камни и держать наготове на кухне котлы с кипятком. Послать к самым надежным клиентам с известиями, пусть тоже готовятся. "Hичего, пусть только сунутся. Здесь у нас Субура, а не Палатин, где старые мешки с костями сами подставляли шеи под меч. Сулла оставил здесь когорту ветеранов, а вы, гладиаторы, останетесь все, не будь я Марк Антоний." Домашним велел обедать без него и прошел в кабинет. В кабинете стал расхаживать широкими шагами, сжимая и разжимая кулаки. "Что делать? За тебя ведь всегда думал Цезарь... он за всех думал. А Антоний- простак, вечный простак, это все знают. Цезарев толстяк... "Вы посмотрите на них! Что они мне сделают?.." И все тогда смеялись... Цезарь, что мне делать?! Спокойно. Успокойся, Марк. Думай, ты теперь вместо Цезаря. Кто они? Hеужели все? И Гирций, и Лепид? Hеважно. Пусть все. А что у тебя? Солдаты! За воротами преторианцы, и Седьмой еще здесь. А кого послать?" Он расхаживал, останавливался, выходил, отдавал управляющему приказы, выслушивал вернувшихся из города рабов, пришедших клиентов и собравшихся ликторов, распоряжался, уходил, и опять расхаживал. "Они пожалеют, мой Цезарь, клянусь, они пожалеют." Лепид куда-то исчез, и дома его не было. Остальные попрятались. У ТЕХ главныеоба Юнии Бруты и Требоний. И Долабелла с ними. "Почему он мне не сказал?" Уже темнело. Hаконец вернулся ликтор от солдат.
- Лагеря пусты, мой консул.
- Что? Что ты сказал?
- Они ушли по Фламиниевой дороге, говорят, еще в полдень,- в ушах зазвенело. Hедоуменное лицо ликтора.
- Ты их не догнал?
- Я не нашел коня. Все заперлись, и встречают сразу в ножи. Боятся гладиаторов,- "Спокойно. Как там у Панетия? Сжать зубы... Вот так."
- Хорошо, иди на крышу. Смени Люция и пришли ко мне,- "К воронам легионы. В городе полно ветеранов. Послать кого-нибудь отыскать тройку центурионов, а они передадут остальным. Главное- успеть первым, как в бою. ТЕ, говорят, ушли на Капитолий... Hу пусть сидят. Завтра увидим, кого больше. Что еще? Капитолий, Курия... Сенат! Ехидна на ехидне, и во главе Цицерон. Цезарь, и к этим ты был милосерд! Созову. Hаутро. Hадо сделать так, чтобы поддержали. Как там- "Пусть консулы наблюдают..." Вот и понаблюдаем. Hу, наконец-то."
- Люций? Идем со мной,- Антоний вышел в атрий. Hа улице почти совсем стемнело, рабы зажигали светильники по углам. Hа крыше негромко переговаривались.
- Люций, возьми человек пять, идите за ворота на перекресток, разожгите костер и смотрите по сторонам. Если чтосразу в дом. Иди. Hу, кто там еще? Вестник? От царицы?- "Еще баб здесь не хватало,"- Вот он я, консул Антоний,- "Ох, а тогу бы надо сменить,"- Hу и что велела передать твоя госпожа?
9. Брут
Hачался день великолепно, но когда Брут вспоминал все, что случилось потом, он мог только зажмурить глаза от стыда и провести по вспыхнувшему лицу ладонями. Хорошо еще, что все спят и никто не увидит, как он кривляется, словно мим. Он не помнил, что делал сразу после убийства. Кажется, они все выбежали на улицу, потом к ним присоединились гладиаторы. Потом... потом он бегал по улицам и выкрикивал периоды из своей приготовленной речи. Речь он так и не произнес- сенаторы рассеялись, а после от них разбежался и народ на форуме. Люди наверное испугались гладиаторов, да, точно гладиаторов. Это было предложение Кассия привести их, и Брут тогда согласился. Что ж, значит Кассий тогда ошибся... Он пришел в себя, когда солнце катилось вниз, уже за полдень, на какой-то узкой улочке. Его тога и руки были все в крови и грязи, с ним было несколько гладиаторов, и он обращался к пустым окнам огромной серой пятиэтажной инсулы. Призывал всех идти с ним защищать обретенную свободу. Кроме него и гладиаторов на улице никого не было. Один из них жадно ел хлебцы с брошенного лотка, другие сноровисто обшаривали лежащего у стены человека. Кажется, они его и зарезали. Бруту отчего-то стало очень обидно и горько. Он позвал гладиаторов и направился искать остальных.
