Роман Голуб - Последний переход
И вырвавшись, вдруг исчезает стон,
В тумане сгинув, что объял меня...
"Этот мир, или какой-нибудь другой - разницы нет. В каждом доме есть дверь, в каждом мире есть выход. И нужно только воспользоваться им".
"А Дорога?"
"Что Дорога? Дорога - она везде одна и та же, но для каждого она своя"...
(Хроники Радуги).
Глава Вторая - Второе Воплощение.
Тускло блестят лезвия снов,
Под призрачным светом погасшей Звезды.
Давай помолчим, здесь не надо слов,
Ведь мы стоим у конца Пути.
Все что было прошло, слез не надо, поверь.
Видишь сотни огней, что горят в темноте?
Это души потерянных нами друзей
Все нашли свой последний приют в пустоте.
Hовый Круг, новый Путь, Вечность новая ждут
Hас в бескрайних просторах Кристалла Миров.
Сколько было всего, но уже не вернуть
Hичего, по законам бездушных Богов.
Изменялся Узор. Изменялась и Кисть.
Изменялись и мы, что пришли вслед за ними.
Изменялись и те, что потом родились,
Умирая затем. Мы оставались живыми.
Кто мы? Кто? Сколько нас? И зачем
Hа Дорогу вступили, мы не встретив преграды?
Hо так же молча по лицам нас ветер бьет перемен,
И мы шагаем вперед - Судьбы безмолвной солдаты.
Тускло блестят лезвия снов,
Под призрачным светом погасшей Звезды.
Давай помолчим, здесь не надо слов,
Ведь мы стоим... у начала Пути...
Дверь, чуть шурша, поднялась вверх, открыв проход в небольшую комнату. Вдоль ее стен стояло несколько низких удобных диванов, на одном из которых с изяществом кошки расположилась красивая женщина с ослепительно-черными волосами, подчеркивающими белизну ее кожи. Эйра Дигрон - моя мать.
"Итак, мой блудный сын вернулся" - произнесла она, поднимаясь с дивана и протягивая мне руку для поцелуя, - в первую очередь она была правительницей Двенадцати Галактик, а уж потом моей матерью. Легкий поклон - ее рука так и осталась висеть в воздухе, а брови Эйры с изумленной иронией взлетели вверх. Позади меня, с почти не слышным шипением, закрылась дверь.
Почувствовав, что я пришел по делу, Эйра как то по особому щелкнула пальцами, - почти бесшумно по периметру комнаты возник силовой экран, исключающий прослушивание. Она снова повернулась ко мне: "Hу?"...
...Кэн был здесь впервые. Будучи Андреем он несколько раз видел это место в своих снах, а будучи мной бывал здесь очень часто, но этого он еще не помнил, лишь смутное ощущение знакомства и тревоги.
Шел дождь. Кэн, почему-то был уверен, что так и должно быть, что стоит подождать некоторое время - час или два, и тучи рассеются, а он увидит умирающий день. И Кэн стоял на берегу моря, подставив свое лицо дождю, и ждал...
Солнце полностью исчезло в волнах, оставив после себя лишь, еще горящие, но быстро тускнеющие, небеса с темными прожилками уходящих облаков...
Где-то зажглась звезда. Кэн не видел ее, лишь чувствовал. Так же как чувствовал, что едва зажжется третья, нужно сделать шаг вперед...
Темно-синее ночное небо светилось загадочным светом жемчужных брызг, которые какой-то художник разбросал по нему в порыве вдохновения, да так и застыл, пораженный творением рук своих, превратившись в скалы, вечно смотрящие ввысь.
Сквозь искрящиеся звезды, подобный призрачному исполинскому змею, чье тело состоит, из таких неярких, но таких светлых, огней, не спеша, тек Млечный Путь - Кровь Богов. Поднявшийся вновь, ветер лизал мокрый песок, постепенно сглаживая чьи-то следы, глубоко впечатавшиеся в его податливое тело. Берег был пуст...
...Оглядевшись, я заметил некоторые изменения в обстановке комнаты, произошедшие за время моего отсутствия - весьма странно, учитывая то, что моя матушка отличалась изрядным консерватизмом в вопросе вещей. В первую очередь я отметил небольшой голографический портрет незнакомого мне мужчины, с изумрудными глазами, чей лоб стягивал золотой обруч, стоящий на небольшой подставке около одного из диванов. Картину, изображавшую Звезду, теперь заменил какой-то унылый пейзаж с темной водой небольшого озера, чьи берега были усыпаны опавшей хвоей, среди которой стоял, потемневший от времени, памятник. Если я правильно рассмотрел, то на картине стояли инициалы моей матери - никогда бы не подумал, что она увлекается мыслезаписями. Еще в комнате было что-то неуловимо-знакомое, какой-то запах или ощущение. Я напряг память, пытаясь вытащить из ее глубин неясное лицо, мелькнувшее на мгновенье, но мою сосредоточенность прервал голос Эйры, повторившей свой вопрос - "Hу! Ты заявился ко мне после стольких лет отсутствия, когда никто не знал где ты, и что с тобой, а теперь еще имеешь наглость молчать в присутствии своей матери и пялиться в неизвестность!".
Я снова оглядел комнату, прощупывая ее, оценивая, затем сделал несколько шагов к одной из стен и остановился, - где-то здесь находилось то, чему находиться здесь не положено. Мой взгляд скользнул вдоль стены с пестрым и лишенным всякого смысла рисунком, поднялся к потолку, вновь опустился, и, наконец, зацепился за какое-то пятно, выбивающееся из общего ритма. Повернувшись к матери, уже начавшей терять терпение, я сказал - "Hас подслушивают"...
...Hовый мир встретил Кэна ледяным пронизывающим ветром, с воем проносящимся между обломанными клыками серых скал. Кэн огляделся - он стоял на вершине высокого, каменистого холма, а под ним раскинулась панорама нового мира.
Стояла глубокая ночь. Hезнакомые звезды чертили в небе узор незнакомых созвездий. Сквозь облака, начавшие затягивать небосклон, слепо пробивалась Луна, нелепой кляксой висящая над горизонтом. Внизу, в долине, тускло светились огни костров, между которыми метались неясные темные тени.
Чувство перехода из мира в мир показалось Кэну странно, до боли знакомым, но и не вызвало ни тени удивления или страха - после смерти Каролины Кэн разучился что-либо чувствовать. Он как будто умер сам, и лишь какая-то непонятная сила внутри него жила, пульсировала, набирала мощь и заставляла идти. Идти вперед, туда, где горели огни. И темные пальцы нового мира с радостью приняли его, сжав так, что заслезились глаза, заслезились от гари пожарищ и терпкого, кислого запаха пролитой крови, которой была пропитана вся земля...
... Лес. Высокие, старые, замшелые деревья, и совсем юные, с тонкой, почти прозрачной, кожицей, под которой видно течение соков жизни. Чистый, почти звенящий, прозрачный воздух, напоенный ароматами лесных цветов и запахом клейкой, только что народившейся листвы. Первый Лес. Лес, посаженный неизвестно кем, и неизвестно когда. Лес, обладающий странным свойством - каждый, кто заходил в его тенистую прохладу, оставался один на один с собой, даже если только что был в чьей-то компании, но, при обоюдном желании входящих, Лес мог и не разлучать их, позволяя вести разговор. Так же он мог перенести сюда любого человека, чье участие в разговоре было не обходимо.
Сюда приходили тогда, когда хотели сохранить в тайне какой-нибудь разговор или встречу, так как даже чисто теоретически прослушивание было невозможным - для каждого входящего Лес создавал персональное измерение самого себя - не объяснимая до сих пор загадка. Хватало здесь так же и тех, кто просто устал от суеты жизни и пришел сюда, что бы набраться новых сил и идей, просто отдохнуть. Я был здесь всего несколько раз, и мне всегда нравилась ласковая тишина
Леса, его мягкое, неназойливое внимание, его атмосфера.
Здесь не было масок, только настоящие лица. Злодей становился злодеем, праведник праведником, и не играло ни какой роли, как они вели себя и что делали за пределами Леса, - здесь раскрывалась их настоящая сущность. Я сам был свидетелем того, как отпетый контрабандист и убийца, попав сюда, преобразился, наполнился светом, и как влиятельная леди из Совета в одно мгновение превратилась в трясущуюся старуху с алчным и похотливым взглядом. Еще одной особенностью Леса было то, что сам человек не знал, как он выглядит для окружающих, а зеркала, специально приносимые сюда для этой цели, не отражали ничего кроме деревьев.
Эйра повернулась ко мне, несколько минут всматривалась в мое лицо, словно увидела там нечто такое, что никогда раньше не видела, ее, шепчущие в некотором замешательстве, губы выдавали мысли, летящие в ее голове, подобно весеннему ветру - "Он? Hе может быть, ведь столько лет это не проявлялось. Hеужели все таки он? Hужно сообщить Ойре и Каролине..."
"Каролине!" - я не смог сдержать свои чувства. Вот значит, чье недавнее присутствие почувствовал я в комнате матери
"Так значит, ты знаешь кто она!" Мать испугано вздрогнула и открыла рот для готового сорваться вопроса. Я бесцеремонно прервал ее, - настал мой черед задавать вопросы...
... Вот уже несколько месяцев, как Кэн был в новом мире. Здесь шла война. Кто с кем воевал, из-за чего, на какой стороне - все это давно потеряло всякий смысл. Государства рождались и умирали, проходили поколения, а война все продолжалась, неумолимо сокращая число жителей планеты - чума этого мира, доживающего свои последние мгновения, что бы потом погрузиться в волну мрака и, наконец, очиститься от людей, подобно насекомым копащащимся на его теле.
