Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том II
Я имел для Графа д'Оньона не только словесные, но еще и письменные приказы. Но Месье Принц всегда радовался случаю запутать Кардинала, дабы обязать его обратиться к нему, чтобы усмирить эту Провинцию и таким образом вынудить его добровольно передать ее в его руки; он уже принял предварительные меры по поводу Графа. Он [13] секретно послал к нему одного из своих дворян, и они вместе договорились, что в случае рекомендации ему какой-либо поспешности он все будет делать предельно медленно, и тем самым сорвет все намерения Двора. Я прекрасно догадался об этом, едва лишь прибыл к этому Коменданту. Он находил тысячу трудностей в том, что я мог ему предложить, а когда я устранял их перед ним с точки зрения здравого смысла, хотя и ничего не понимаю в Морском деле, о чем говорилось при этой встрече, я хорошо видел — вместо рвения, какого должно было бы ожидать от доброго Слуги Короля, он везде пользовался медлительностью, чрезвычайно подозрительной.
Итак, мое поручение было завершено, делать мне подле него было нечего, и едва я вернулся и отдал отчет Его Преосвященству о том, что я, по моему мнению, разузнал, как увидел прибытие к нему двух Депутатов из Бордо. Герцог д'Эпернон согласился по приказу Двора выдать им паспорт для проезда к нему. Эти два Депутата были смертельными врагами Наместника, и по этой причине он, разумеется, отказал бы им в паспортах, если бы был волен в своих поступках. Главным поводом их депутации было принести на него жалобы. Они обвинили его, между прочими вещами, в тираническом обращении с ними, и хотя и не осмелились сказать, что продолжат их бунт, по меньшей мере, пока Месье Принц не станет Наместником вместо него, но достаточно наговорили о том, что их Провинция никогда добросердечно не покорится, разве что некий Принц Крови сам явится ею командовать. Они добавили, — если от них не уберут Месье д'Эпернона, навсегда останется, как с одной, так и с другой стороны, некоторое недовольство, что могло бы породить лишь прискорбные эффекты, так что в интересах Двора, так же, конечно, как и в их собственных, было не отказать им в этом удовлетворении.
Крушение Замка Тромпетт.
Месье Принц тем временем все подстраивал таким образом, дабы выбор пал на него, тогда как Граф д'Оньон, следуя его советам, настолько [14] запоздал с выходом в море, что Замок Тромпетт оказался в крайне тяжелом положении, прежде чем тот был бы в состоянии придти ему на подмогу. Эта Крепость действительно сдалась, так и не дождавшись помощи. Горожане Бордо сравняли ее с землей, не ожидая ни момента, хотя они и вели переговоры с Двором. Они разворотили ее с такой поспешностью, поскольку сочли, что когда это будет сделано, им будет гораздо проще помешать ее восстановлению, чем добиваться ее сноса в случае, если бы она по-прежнему оставалась на своем месте.
Поступок был дерзок, но так как слабость Правительства его позволила, это не помешало им добиться большей части того, о чем они просили. Они отделались от их Наместника, и Месье Принц занял его место, Герцог же д'Эпернон некоторое время спустя отправился на новое свое Наместничество в Бургундию. Там не было от него большего удовлетворения, чем в Гюйенне. Население, привыкшее подчиняться первому Принцу крови, и не могло иначе, как с сожалением, смотреть на такую перемену. Месье де Таван, Генерал-Лейтенант Провинции, совершенно подобно имевший честь получать приказы от Принца де Конде, не был более доволен, чем другие. Месье Принц еще и разжигал украдкой все эти недовольства; таким образом, хотя он и не был больше вправе командовать в этой Провинции, он все еще правил там так же абсолютно, как когда-либо прежде.
Он не отправился в Армию в этом году. Граф д'Аркур, кто, как я говорил уже в другом месте, отличился в бесконечном числе баталий, взял город во Фландрии. Поначалу он осадил Камбре, но враги обезопасили этот город, прежде чем он успел завершить свои линии; он не мог долее продолжать свое предприятие. Он бросил осаду, что некоторым образом омрачило славу, приобретенную им бесчисленностью великих свершений. Месье Принц, пожелавший остаться в Кабинете, где ему начинало [15] нравиться не меньше, чем в Армии, был в восторге от этого события, казалось, еще возвышавшего его собственную славу, хотя она и была уже в самом зените. Чем более Граф Д'Аркур считался великим Капитаном, тем более причин было восхвалять Принца, его, кто всегда так точно принимал свои меры, что подобного с ним никогда не случалось, если не вспоминать про Лерида.
Оскорбления и гнев.
Кардинал, кому вовсе не нравился его триумф, думал, что просто умрет от горя. Однако, так как он был ловок и коварен, он пытался не только подточить его пышную репутацию, но еще и свалить на него вину за все. Он тайком рассеивал о нем слухи, будто бы тот никогда не хотел брать на себя командование Армией, а если бы это было не так, с нами никогда бы не произошло такое, как в этом году. Между тем, эти слухи, в соединении с недавним отказом Его Преосвященства предоставить ему Наместничество над Пон-де-л'Арш, достигли ушей Месье Принца и привели его в столь великий гнев против Министра, что он осыпал того таким потоком брани, что, казалось, не должен бы исходить из уст Принца его ранга. Так как было бы более пристойно ударить кого бы то ни было, поскольку желали, чтобы все его поступки отвечали его репутации; а они ей больше, казалось, не отвечали, когда он, подобно торговке, обращался к колким словам, дабы засвидетельствовать свое негодование; и нашли, что такого сорта оскорбления были более присущи торговкам, а не таким героям, как он. Вся армия узнала об этой сваре настолько же хорошо, как весь Двор и весь Париж, и хотя Граф д'Аркур чего только ни делал, пытаясь заручиться дружбой Офицеров, ничего ему не удавалось, по крайней мере, с самыми значительными; они лишь уверили Месье Принца, что если его разногласия с Министром зайдут и дальше, они, не колеблясь, встанут на защиту его интересов против того.
Кардинал, имевший то общее со своим предшественником, что старался иметь шпионов повсюду, [16] получил донесение от некоего дю То, считавшего, что ради достижения успеха ему следует сблизиться с Министром, предпочтя его всем остальным. Его пытались переубедить, потому что он был человек военный и достаточно любимый солдатами. Брался за это и Деба, Ставленник Месье Принца и мой соотечественник. Но дю То отвечал ему в ясных выражениях, что он слуга Месье Принца, но не до такой степени, чтобы объявлять себя противником того, кому Королева-Мать вручила бразды Государства; он не войдет в спор, достоин ли тот такого положения или нет; не ему об этом судить, но Королеве; и до тех пор, пока он не будет ею приговорен, он останется верен ему до последнего дыхания. В самом деле, изменять в верности ему, или же изменять Королю, вплоть до того, как он был изгнан, не составляло большой разницы. Кардинал весьма одобрил этот ответ, хотя узнал о нем намного позже, то есть, когда Деба, пытавшийся тогда совратить других, позволил совратить самого себя. Так как дю То претендовал на звание достойного человека, он предпочитал, дабы тот узнал о нем от кого-либо другого, а не от него. Он удовлетворялся исполнением своего долга, не вознося самому себе похвал. Также, хотя я совсем недавно назвал его шпионом, я не думаю, чтобы я обладал каким-то правом это сделать. Можно предупредить Министра о том, что происходит, вопреки служению Королю, не нанеся изъяна своей чести; а ведь это то самое, что тот и делал, и соответственно, хорошо было бы воздать ему справедливость.
Как бы там ни было, Его Преосвященство, видя, какая страшная гроза собирается над его головой, не счел лучшим выходом для себя позволить ей разразиться. Однако, дабы не быть порицаемым в свете и, наоборот, найти себе защитников, когда друзья и Ставленники Месье Принца восстали против него, он согласился предоставить ему Наместничество над Пон-де-л'Арш после длительной и ожесточенной борьбы. Она даже была предана громкой [17] огласке, эта борьба, дабы каждому было известно, как это и было на самом деле, что у него скорее вырвали эту милость, чем он на нее добровольно согласился. Месье Принц, не обладавший еще всем тем опытом, каким он обзавелся впоследствии, зачтя себе это как великий триумф, хвастался им, в частности, перед теми, кого считал своими друзьями. Но так как далеко нельзя сказать, будто все те, кого им награждают, достойны его носить, это имя, нашелся еще один, кто опять же отрапортовал Его Преосвященству, что еще увеличило нарекания на него этого Министра, и когда он поделился с Королевой своей досадой, Ее Величество сочла кстати принять все меры, дабы Парламент не стал на сторону партии Принца. Не то, чтобы у этого Корпуса были многие причины это сделать; кроме того, что Принц объявил себя против него в гражданской войне, он настолько опустошил все дома его членов, что можно было сказать, якобы он против них особенно остервенился. Кардинал потребовал этого от ее уступчивости не потому, что он думал о том, что должно было случиться тогда, но, равно являясь объектами публичной ненависти, он не желал, дабы в будущем их интересы воспринимались, как единое целое. Его политика в этом совсем была недурна, она была тонкой Итальянской работы; он отыскал средство погубить Принца. Для осуществления такого переворота нужно было вовлечь в свои интересы Герцога д'Орлеана, кто был слабым Принцем и позволял собой управлять. Его положение дяди Короля придавало ему большой вес в Государстве и несколько сглаживало не особенно значительное отношение к нему лично. Месье Принц, знавший его лучше, чем кто бы то ни было, своей ловкостью старался вытеснить из его памяти то негодование, что могло еще оставаться у него от дела с его Офицером. Однако, так как единое слово Аббата де ла Ривьер, кому совсем недавно Двор пожаловал Епископство Лангр, имело полную власть над душой Герцога, и было бы более, чем достаточным, дабы [18] разрушить все его планы, Кардинал принял такие меры с этим Аббатом, лишь бы тот не только не противился, но всячески потворствовал ему, насколько только сможет.
