Фредерик Марриет - Пират
В тот же день, после полудня, в здание суда были приведены и помещены за решетку пираты; между ними находился и Франциско. В ожидании интересного процесса зал суда был переполнен любопытными. Многие пираты, раненые при нападении на дом дона Куманоса, успели к этому времени умереть; осталось сорок пять человек, которые и стояли теперь за решеткой, возбуждая у присутствующих чувства страха и негодования своей разбойничьей внешностью.
После дачи показаний, судья спросил: не имеет ли кто из них сказать что-либо в свое оправдание?
Первым выступил Хокхерст. Разумеется, он не мог надеяться избежать наказания, но желал своими показаниями утопить Франциско.
Хокхерст объявил, что хотя он действительно служил на шхуне «Мститель», это было против его желания, поневоле, так как пираты насильно взяли его с другого судна и заставили вести разбойничью шхуну, потому что он считался хорошим шкипером. Франциско же, сына капитана, он встретил, уже поступив на шхуну, и все знают, что Франциско был с детского возраста в обществе пиратов, и, как только он стал в состоянии держать оружие в руках, то участвовал, наравне со взрослыми, во всех грабежах и разбоях.
Много и долго говорил Хокхерст, стараясь как можно больше очернить Франциско в глазах судей и публики, и, когда, по его мнению, он с Достаточной убедительностью преуспел в этом, то закончил свою речь словами:
– Теперь заставьте говорить самого Франциско.
Наступило довольно продолжительное молчание. Вечерело, и в конце зала стало уже почти темно, между тем как в передней его части солнечный закат освещал багровым светом дикие, зверские лица разбойников.
Вот уже и последние лучи солнца стали гаснуть один за другим; остался последний луч, освещавший Франциско, который составлял совершенный контраст по внешности с остальными пиратами.
Наконец Франциско заговорил; его приятный голос звучал мелодично, как вечерний звон колокола. Обращенные к нему лица судей и публики начали мало-помалу проясняться, а их сердца – наполняться симпатией к говорившему.
В трогательных и простых словах рассказал он про свое детство, и его речь была так бесхитростна и правдива, что невольно тронула всех.
Он сказал, что не является сыном капитана, потому что сам капитан открыл ему это, и, что, вероятно, можно было бы узнать подробности о нем из бумаг, переданных ему Каином перед гибелью шхуны, что эти бумаги он хранил у себя на груди, но во время последней стычки с военными шхунами пакет исчез. Сказал он также и о том, что капитан был убийцей его, Франциско, матери.
При последних словах у молодого человека невольно вырвался тихий, глубокий вздох.
В зале уже стемнело, когда он кончил говорить. Все невольно поверили его словам, даже судьи склонялись в его пользу. Только один из них встал и, обращаясь к присяжным, произнес:
– Я считаю своей обязанностью, как мне ни жалко молодого человека, напомнить вам, господа, что все доводы обвиняемого оказываются в конце концов голословными, ничем не подтвержденными…
– Увы, – проговорил Франциско, – чем же еще могу я доказать правоту своих слов? Могу ли я заставить явиться сюда мертвецов? Могу ли я надеяться на чудо, что сюда вдруг явится сам дон Куманос и будет свидетельствовать в мою пользу? Если бы он знал, в каком я положении, то немедленно поспешил бы сюда, не обращая внимания на расстояние. Нет, не могу я рассчитывать и на то, что сюда явится и та испанская девушка, которую я оберегал последнее время от пиратов…
– Она здесь! – раздался в зале мужской голос.
Толпа расступилась, и перед удивленными судьями и зрителями предстала Клара в сопровождении Эдуарда Темпльмора, одетого в полную военную форму. Появление молодой девушки произвело сильное волнение в зале.
Оправившись немного от овладевшего ею смущения и предъявив суду пакет, она дала на вопросы судьи такие показания о Франциско, которые сразу и бесповоротно убедили всех присутствующих в его невиновности, а, кроме того, в благородстве его и доброте, и у всех присутствующих на устах был один приговор:
– Невиновен!
– Милорд, – обратился к судьям Эдуард Темпльмор, – позвольте мне задать вопрос подсудимому. Осматривая шхуну пиратов, я нашел в затопленной каюте эту книгу. Я хочу спросить подсудимого, действительно ли эта книга принадлежит ему? Мне сообщила об этом эта молодая леди.
– Да, это моя книга, – ответил Франциско.
– Могу ли я узнать, как она досталась вам?
– От моей матери, которую убили. Эта книга – единственное сокровище, которое осталось мне после покойницы. Мать моя, а после смерти ее я, мы оба черпали в ней утешение. Отдайте ее мне, сэр! Вероятно, она мне скоро будет нужна более, чем когда-либо.
– Вы сказали, что вашу мать убили? – спросил Эдуард с заметным волнением.
– Сказал и повторяю опять то же.
Судья поднялся с места и прочел вслух все записанные в протоколе показания. Было очевидно, что дело теперь клонилось в пользу Франциско, но, строго придерживаясь законов, судья не мог решить окончательно вопрос о полной непричастности его к деяниям пиратов, так как подсудимый прожил вместе с ними очень долгое время. Разумеется, судья надеялся еще на помилование преступника королем. А пока он, согласно статьям закона, обязан был признать виновными всех подсудимых без исключения.
– Милорд, – обратился Эдуард к севшему на свое место судье, – я не решился сам вскрыть этот пакет, а, может быть, находящиеся в нем бумаги могут послужить окончательному оправданию подсудимого. Может быть, следует вскрыть и огласить содержимое этих бумаг раньше окончательного приговора присяжных?
– Нет, – ответил судья, – содержимое этого пакета суд не интересует.
– Бумаги, находящиеся в пакете, написаны капитаном пиратов, – ответил Франциско, – отдавая мне пакет, он сказал, что я узнаю из содержания бумаг, кто были мои родители. Однако, милорд, в моем положении подсудимого, который, вероятно, будет приговорен к позорной смерти, я не желал бы вскрытия этого пакета и оглашения его содержания; пусть тайна эта умрет вместе со…
– Напрасно! Выслушайте мой совет, – перебил его Эдуард. – Возможно, что бумаги, написанные самим капитаном, откроют какие-нибудь новые обстоятельства рассматриваемого сейчас дела, не правда ли, милорд?
– Если будет доказано, что капитан написал их собственноручно, а в особенности, если молодая леди подтвердит, что она сама сняла пакет с груди обвиняемого и что лично присутствовала при его передаче обвиняемому капитаном. Можете вы представить эти доказательства, молодой человек?
– Нет, милорд, – ответил Франциско, – к тому же, я не желаю оглашения этих бумаг, пока не услышу своего приговора. Пусть сначала присяжные произнесут его.
Присяжные удалились совещаться, а Эдуард Темпльмор и Клара подошли к Франциско и стали уговаривать его позволить вскрыть им пакет, но Франциско твердо стоял на своем.
Наконец присяжные снова появились в зале суда, и весь зал смолк, приготовясь слушать их приговор.
– Милорд, – начал выборный от присяжных, – по обсуждению всех обстоятельств дела, мы пришли к заключению, что…
– Остановитесь, сэр! – перебил его с жаром Эдуард Темпльмор, обняв одной рукой Франциско, а другую поднимая к председателю. – Остановитесь, сэр, не губите его! Он мой родной брат!
– И мой спаситель! – подхватила Клара, падая на колени возле Франциско и с мольбой простирая руки к судьям.
Это известие поразило всех как громом. Председатель вскочил со своего кресла, а судьи и публика онемели от изумления.
После гробового молчания все вдруг заволновались, и судьи напрасно призывали публику к порядку.
У Франциско цвет лица был темный от загара, но, стоя рядом с Эдуардом, он поражал теперь своим сходством с ним.
Эдуард, переговорив с Франциско, опять обратился к председателю:
– Милорд, подсудимый соглашается на вскрытие пакета.
– Хоть я и согласился, – сказал грустно Франциско, – но мало надеюсь, что это поможет для разрешения дела. Времена чудес канули в вечность, а мою невиновность могло бы доказать только одно чудо – восстание капитана пиратов из гроба.
– Он вышел из могилы, чтобы свидетельствовать о твоей невиновности, Франциско, – раздался из глубины зала глухой, сдавленный голос.
Все оцепенели от ужаса, а в особенности Хокхерст и пираты. Их лица исказились страхом, когда мощная фигура Каина приблизилась к скамье подсудимых.
Каин очень сильно изменился: он страшно побледнел и осунулся, волосы его поседели, глаза провалились, щеки покрылись морщинами и из груди вырывался хриплый, удушливый кашель. По всему было видно, что смерть его близка.
– Милорд, – сказал Каин, обращаясь к председателю суда, – я пират, капитан разбойничьей шхуны «Мститель», имя мое Каин. Я по собственному желанию явился сюда, чтобы свидетельствовать о невиновности этого юноши и требую привести меня к присяге в качестве свидетеля-очевидца. Я ведь еще пока свободный человек!
