Unknown - Побег в другую жизнь (СИ)
- Дима! Стой, только не смотри сюда! Это я, Турген!
Я привалился спиной к прилавку со скучающим видом.
- Посмотри, у восточного выхода стоят три больших бритых мужика?
Я посмотрел.
- Стоят.
Турген выругался:
- Не надоест же им. А мне в гарнизон срочно надо, полковник меня вы..ет без смазки, если я опоздаю.
- Выйди через другие ворота, - удивился я. – В чем проблема?
- Они вообще не должны меня здесь видеть.
Он помолчал, потом вдруг засмеялся. Было очень забавно слышать, как человек смеется шепотом.
- Стой здесь, я сейчас подойду. Только не удивляйся.
Послышался шорох. Через пару минут Турген танцующей походкой подошел ко мне и, ни слова не говоря, впился поцелуем мне в губы. При этом он умоляюще таращил на меня глаза, и я чуть не задохнулся, пытаясь удержать рвущийся наружу дикий хохот.
Потом мы, демонстративно обнявшись, продефилировали мимо проводивших нас подозрительными взглядами бритых здоровяков.
- Теперь объясняй, - потребовал я, скрывшись от этих взглядов за поворотом.
- Это братья одной девушки, - честно ответил он. – Она тут каждый день торгует, и мы, э-э-э, приспособились использовать пустующие павильоны. А у девушки есть жених, понимаешь?
- Они что, поймали вас?
- Почти. Я успел сбежать, да и одеты еще оба были, так что она должна отбрехаться. Но я боялся, что меня по волосам опознают, – он горделиво погладил свою действительно выдающуюся косу. – Да и подозрительно молодому офицеру на базаре одному в разгар дня шляться. А так все нормально получилось – пришел на свидание к парню. А коса, может, им и почудилась.
- Пронесло, - согласился я. – Там такие братья, они бы от тебя мокрого места не оставили.
- А то, выручил ты меня. Только Дарену не рассказывай, он у тебя похуже этих братьев будет. Сначала по стенке размажет, потом только будет выяснять, зачем я тебя целовал – понарошку или всерьез.
- Что-то я не замечал, что он такой ревнивый, - сказал я. – Правда, что ли?
- Правда-правда, - закивал Турген. – Ты ему повода не давай. Тебе-то он ничего, может, и не сделает, но сопернику точно не поздоровится. Аристократ, что поделаешь. Гордый очень и чувствительный в вопросах личной чести.
Я только еще раз поразился тому, что Дарен сумел простить мне обман. И впрямь, любовь зла, полюбишь и… Диму Наумова.
Еще из Пеледора я написал Тирине на старый адрес, больше для очистки совести, не надеясь, что письмо дойдет. Но оно дошло, и я даже получил ответ, уже здесь, в Сине.
Тирина писала, что Ости почти здорова, что Снежинка растет как на дрожжах, что дома и ферму удалось продать и по очень неплохой цене по нынешним временам. Что она купила маленькую лавку со швейной мастерской, и теперь у нее есть небольшой, но стабильный доход, и, что даже важнее — интересное занятие. Но самой главной новостью, конечно, оказалось то, что Лучис — жив! Тирина писала, что он тоже сейчас живет в Дерее, работает в одной из лечебниц при храме Хосмара, здоров и благополучен, частый гость у них с Ости. Это известие порадовало меня несказанно, я, оказывается, и не осознавал, что все это время не переставал о нем беспокоиться. В заключение Тирина указала свой новый адрес, подробно описала, как до них добраться, и уверяла, что они с Ости очень меня ждут. После ее подписи красовался весьма узнаваемый отпечаток мохнатой лапки, и почерком Ости было приписано: «Мы скучаем!». Я чуть не прослезился от умиления.
С самого начала я определил себе срок – месяц. Этого должно было хватить, чтобы в полной мере прочувствовать свое счастье и не успеть прирасти к Дарену так, что потом будет не отодрать. Но к исходу этого месяца я с тоской понимал, что прирос уже настолько, что отдирать придется не то что с кровью - с мясом. Судя по отчаянной нежности, которую все чаще проявлял по ночам Дарен, то же самое чувствовал и он, но меня это не утешало. От осознания того, что и ему будет так же тяжело, как и мне, становилось только хуже. Но мы молчали, только сильнее вцеплялись в друг друга, стараясь впитать, запомнить, впечатать в тело и душу как можно больше.
В ночь перед моим отъездом мы вообще не спали и почти ничего не говорили. Только под утро Дарен сказал, прижав меня к себе так, что ребра затрещали:
- Не хочу тебя отпускать. Не хочу, и все.
- Надо, - ответил я. Как ни странно, получилось внятно. – Ты сам знаешь, что надо. Скоро дожди начнутся и вообще…
Он приподнял меня так, чтобы видеть лицо:
- Обещай мне, что если я буду тебе нужен, ты найдешь меня. Неважно, какая помощь тебе понадобится — деньги, информация, доступ к какому-то человеку — ты в первую очередь найдешь меня.
«Ты мне уже нужен», - подумал я, но ответил:
- Обещаю. Но только если иначе будет совсем никак.
- Хорошо. Ты знаешь, я для тебя сделаю все, что будет в моих силах.
Потом я собирался, ловил полуодичавших, растолстевших, жутко недовольных очередной гадостью судьбы кошек. Мы говорили о чем-то обыденном, Дарен проверял, все ли я взял, в порядке ли лошадь и повозка. Я должен был ехать с торговым обозом, идущим почти до границы Дерея. Обоз отправлялся из соседнего города. Дарен проводил меня до него. Мы обнялись последний раз. Я не оборачивался. Я и так знал, что он смотрит мне вслед.
Весь первый день я ехал в каком-то отупении, без чувств и мыслей. Только в груди все время болело и пекло, не отпускало. На второй день пришла такая невыносимая тоска, что, если бы не кошки, лошадь и попутчики, я бы лег на обочину и умер. Мне на самом деле не хотелось жить, и в этом не было ничего от той летней апатии. В таком состоянии я провел еще несколько дней, просто чудо, что меня за это время не обокрали, не избили и не ограбили или еще как-нибудь не попользовали. Я бы, наверно, даже не стал сопротивляться.
Потом однажды ночью я вспомнил, что так и не рассказал Дарену свою историю и так и не узнал, чем же привлек его внимание с самого начала. От этого стало так горько, что я почти не мог дышать. Я резко втянул в себя воздух и вдруг понял, что плачу.
С этого дня я начал потихоньку приходить в себя. Тоска никуда не делась, просто немного отступила, давая место повседневным мыслям и хлопотам. Начались осенние дожди, дороги размыло, ехать стало трудно, но надо было успеть попасть в Дерей до холодов. Я боялся, что простужу кошек и заболею сам, и спешил, как только мог. Время и заботы делали свое дело, и промозглым темным осенним днем я въехал в город Дерей измученный, похудевший, страдающий, но живой.
Глава 15 .
Тирина очень хорошо описала маршрут следования по городу, и я их новый дом нашел без труда. Он был, конечно, далеко не в таком фешенебельном районе, как Арочная площадь, но во вполне респектабельном, чистеньком и уютном жилом квартале, недалеко от реки. Встретили же меня… Я просто утонул в счастливых слезах, объятьях и поцелуях.
Неузнаваемо повзрослевший за прошедшие месяцы Микан силой затащил меня в дом, сказав, что сам все сделает, споро перетащил скарб, заботливо обиходил отощавшего, изможденного последними днями пути Серого. Кошек, конечно же, торжественно заносили в дом и устраивали лично хозяева: Тирина и Ости.
Для меня быстренько приготовили купальню, накрыли прямо-таки праздничный стол. Рута, причитая: «Похудел-то как, и так ведь был худенький, совсем тебя эти имперцы не кормили, что ли », - умудрилась за тот час, что я мылся и располагался в своей комнате, приготовить два горячих блюда и кучу закусок. Комната для меня, как оказалось, была запланирована еще при покупке дома, можно сказать, с отдельным входом – в задней части дома, рядом с черным ходом, так что я мог приходить и уходить в любое время, никого не беспокоя. Она была полностью обставлена, кровать уже застелена и даже новая одежда для меня приготовлена. Такая предусмотрительность и то, что меня так ждали, тронули в буквальном смысле до слез. Я убежал в купальню, пряча глаза и чувствуя как, наконец, понемногу тает колючий ком в груди, застрявший там от самого Сина.
Оказалось, что в доме больше никого и нет, только эти четверо. Да оно и понятно, и доходы не те, и дом маленький. Тайя вышла замуж, другую няньку брать не стали, Ости теперь ходила в школу. Микан жил на правах воспитанника, помогал Тирине в лавке и три дня в неделю ходил на подготовительные занятия в Академию искусств. В общем, жизнь наладилась, все были при деле. Тирина полностью пришла в себя и выглядела теперь так же, как при жизни Келтена, и все ее спокойствие, деловитость и оптимизм к ней вернулись. Ости заметно выросла и порядком повзрослела, но на мне повисала с прежним радостным визгом и по-прежнему трещала обо всем подряд, не умолкая.
Мне было велено отдыхать, отъедаться и присматриваться к новой, послевоенной, уже под-имперской жизни, не торопясь. Я и не стал спорить. Дорога, особенно ее последняя половина, вместе с непроходящей тоской вымотали меня так, что первые три дня я, в основном, спал.
В письме из Пеледора я написал, что кивар Дарен пригласил меня погостить у себя, и никаких причин такого его неожиданного гостеприимства не указал. К моему огромному облегчению, никто у меня об этом так и не спросил. Детей и Руту, это, наверно, и не интересовало особенно, Тирина же, думаю, поняла все сама по моему не слишком счастливому лицу.
