Геннадий Авласенко - Унесенные временем
Но тут что-то изменилось за спиной Саньки, что-то непонятное начало происходить там. Грянули почти одновременно два выстрела, дико заржала лошадь. А потом вновь послышались эти ужасные звуки, когда сабля ударяет о саблю.
Там, позади, шел бой, в этом не было ни малейших сомнений.
С трудом вызволив ноги из болотной топи, Санька обернулась и сквозь редкие клочья тумана смогла разглядеть, как сгрудилось на небольшом клочке земли несколько десятков всадников, как взлетают над головами сражающихся блестящие сабельные клинки. Несколько человеческих тел уже лежало неподвижно на земле да билась, качаясь по траве и судорожно дрыгая ногами, подраненная лошадь.
Ожидать окончания боя Санька не стала. Кто бы там с кем ни сражался, ничего хорошего со стороны возможных победителей ее не ждало, а потому, выбравшись на сравнительно сухую поверхность, Санька задала такого стрекача, что ветер в ушах засвистел.
— Стой, ведьма! — послышался вдруг позади хрипловатый торжествующий крик, и, обернувшись на бегу, Санька увидела все того же бородача по имени Пахом. Вырвавшись из схватки, он мчался теперь вслед за беглянкой и в правой руке его тускло поблескивал окровавленный клинок. — Стой, ведьма, не уйдешь! — продолжал вопить Пахом, уже отводя руку и примериваясь для удара.
И еще один всадник с обнаженной саблей мчался вслед за Санькой чуть позади первого. впрочем, на Саньку и одного Пахома было более чем достаточно.
Но тут случилось нечто невероятное. Настигнув Пахома, второй всадник взмахнул саблей и. Пахом оказался без головы. Голова его покатилась куда-то в траву, а тело еще продолжало по инерции мчаться на бешено храпящей лошади прямо на Саньку, и рука безголового мертвеца все еще сжимала саблю..
Вскрикнув от ужаса, Санька даже присела. и в этот момент на нее рухнул с лошади обезглавленный труп Пахома, опрокинул в траву, поливая липкой горячей кровью.
— А-а-а! — завизжала Санька, пытаясь сбросить с себя мертвеца. но тут второй всадник, соскочив с лошади почти на полном ее скаку и отшвырнув ногой в сторону мертвое тело, наклонился и подхватил Саньку на руки.
Был он высокий, широкоплечий и, по всему видно, невероятно сильный, ибо держал Саньку в руках так легко и небрежно, словно она вообще невесомой была. А по алому плащу, свисающему с плеч почти до самой земли, по позолоченному шлему с белыми перьями Санька узнала Болотникова. Точнее, поняла, что это он.
Опущенное забрало шлема Болотникова скрывало верхнюю часть лица, так что Саньке видны были лишь темные с проседью усы да коротко подстриженная бородка прославленного воеводы. Да еще глаза сквозь прорези, внимательно и с каким-то даже недоумением смотревшие на Саньку.
А потом она потеряла сознание. Резко и разом, будто сорвалась мгновенно в черную бездонную пропасть.
Глава 12
Открыв глаза, Санька не сразу поняла, где она и что с ней произошло. Лежала на чем-то мягком, заботливо была укрыта. Над головой деревянный потолок, потемневший от времени, и стена напротив тоже деревянная, из грубо отесанных, толстых бревен. Окошко в стене одно, вроде и небольшое, а стеклышек в нем множество. Да и не стеклышки это (уж слишком мутные), слюда скорее.
— Очнулась? Ну и слава тебе, Господи!
Вздрогнув, Санька повернула голову и увидела Матрену, сидящую рядом на короткой деревянной скамье и глядящую на нее с жалостью и одновременно с тревожным любопытством.
И сразу же вернулась память.
— Андрея убили! — прошептала Санька и заплакала.
— Поплачь, милая, поплачь!— сказала Матрена и вновь замолчала.
Санька плакала долго и безутешно, а Матрена все так же молча сидела
рядом. Потом она наклонилась к Саньке и проговорила решительно и почти грубо:
— Ну, поплакала и будет! Слезами горю не поможешь.
— Где мы? — все еще всхлипывая, спросила Санька.
— В крепости тульской. Давай я тебе лучше слезки вытру, негоже красавице такой заплаканной быть.
Проговорив это, вроде и почтительно, но и с какой-то непонятной насмешкой, Матрена принялась утирать заплаканное Санькино лицо куском белой ткани.
— Вот видишь, уже лучше! Только глазоньки твои слишком блестят. ну да это ничего! Это ему даже понравиться должно.
— Кому — ему? — выхватив из рук Матрены белую эту утирку, Санька швырнула ее на пол. — О ком это ты?
— О воеводе нашем, о ком же еще! — нараспев проговорила Матрена (и вновь слова ее прозвучали и почтительно, и с насмешкой). — Это он тебя сюда доставил, а мне велел всячески за тобой присматривать. А как очнешься — о том скорехонько ему доложить.
— Зачем?
Вместо ответа Матрена лишь усмехнулась многозначительно.
— Зачем? — повторила Санька, и сердце у нее тревожно забилось. — Что ему от меня надо?
— Да нечто ты не знаешь, чего мужику от красной девицы завсегда надобно?
— Что?!
Сбросив покрывало, Санька вскочила на ноги и тотчас же, испуганно вскрикнув, вновь юркнула в постель.
Она была абсолютно голой. Ничего из одежды, даже трусиков.
— Где?.. — закричала Санька, как можно плотнее закутываясь в покрывало. — Одежда моя где? И кто меня раздевал, ты?
— Я, милая, я! — зашептала Матрена, торопливо кивая головой. — И раздевала, и обмывала. а одежка твоя полностью в негодность пришла из-за крови да грязи болотной. После новое убранство тебе справят, а пока. Да ты и без одежки хороша. понимаешь, о чем я толкую?
В это время натужно заскрипела отворяемая дверь и в комнату не вошел, а скорее втиснулся боком высокий широкоплечий мужчина. Возле двери он остановился, и Санька тотчас же признала своего спасителя, хоть ни плаща, ни шлема на нем, естественно, не было. Да и кольчуги тоже.
— Как она? — спросил мужчина, обращаясь к Матрене, которая, вскочив с места, принялась почтительно ему кланяться. — Очнулась?
— Очнулась, батюшка! — медленно, нараспев ответствовала Матрена, не переставая кланяться. — И уж как ждала твою милость!
— Оставь нас! — отрывисто бросил мужчина, и Матрена, поклонившись в последний раз, опрометью выбежала из комнаты, плотно затворив за собой дверь. А мужчина, подойдя чуть ближе, вновь остановился, внимательно глядя на Саньку. И она тоже смотрела на него испуганными, широко раскрытыми глазами.
Это был Болотников, человек из легенды, кумир Санькиных детских лет, но теперь, глядя на него, ничего, кроме ужаса и отвращения, Санька не испытывала.
Впрочем, ничего уродливого или отталкивающего в лице Болотникова не было. Мужественное и даже привлекательное лицо зрелого, не старого еще человека. Лет сорока, от силы сорока пяти, никак не больше.
Но от одной только мысли, что сейчас этот человек примется стаскивать с себя одежду, потом, откинув в сторону покрывало, уставится на ее обнаженное тело... от одной только мысли об этом Саньке стало не по себе. А о том, что должно произойти после, она и вообще не думала. И в то же время хорошо понимала, что выбора у нее нет и через все это, увы, придется пройти. Через отвращение, унижение, боль.
И Санька решила покориться неизбежному. А потом умереть. Как можно скорее и по возможности безболезненно. Яду у кого-нибудь попросить быстродействующего? А ежели не дадут яду, тогда.
Тогда — в петлю! Или кинжалом по горлу.
Но Болотников явно не собирался торопить события (удовольствие максимально растягивал или еще по какой причине?). Правда, подойдя вплотную к постели, он опустился на скамью, на которой раньше сидела Матрена (Санька тотчас отпрянула к стенке, крепко зажмурилась да еще и испуганно съежилась под покрывалом), но этим пока дело и ограничилось. А потом.
— Ну, здравствуй, Санька! — произнес вдруг Болотников. Помолчал немного и добавил: — Долго же мне пришлось тебя разыскивать! Без малого тридцать лет.
Это прозвучало настолько странно и даже невероятно в устах знаменитого полководца, что Санька не поверила своим ушам. А может. может, она просто ослышалась?
— Ты все еще не узнаешь меня? — не проговорил даже, прошептал Болотников.
Догадка, настолько невероятная, что никак не могла быть правдой, слепящей молнией озарила на мгновение мозг Саньки.
— Иван?!
Словно со стороны услышала Санька собственный свой голос, чужой и совершенно даже ей незнакомый. Почувствовала странное оцепенение, охватившее всю ее без остатка. и удивительное ощущение полуяви-полусна.
Так не бывает, так просто не должно быть!
Впрочем, то, что очутилась она внезапно во времени, на четыреста с лишним лет отстоящем от собственного рождения, ведь это тоже из разряда событий невероятных.
И все же такое смогло произойти!
— Это... это ты, Иван?
Болотников ничего не ответил, а Санька, наконец, осмелилась открыть глаза. И жадно принялась искать такие знакомые черты на суровом огрубевшем лице Болотникова.
