Наталья Исупова - Повелитель снов
Гастон, относился к больной дочери с неприязнью. Если Жерару такое сходство Камиллы с женой, помогло полюбить странную девочку, то его друга это раздражало, и приносило неизмеримые страдания. Гастон умер от лихорадки где-то в Hовом Свете и вскоре Жерар принял на себя управление графством и его землями в Америке, а заодно и взял опекунство над племянницей. Дядя ушел в отставку, но даже после того, как мы переехали в Hовый Свет, мы частенько выходили в море на торговых судах, иногда возвращаясь в Лангедок, куда Жерар ездил по делам.
Учил меня опекун в основном тому, что молодой девушке уметь вовсе не положено: фехтованию и навигации, верховой езде и стрельбе из кремниевого пистолета, лука и арбалета.
Камилла терпеть не могла мужской одежды. Когда Жерару на его расспросы о племяннице сообщали, что она сидит за вышиванием, он даже не заходил в мою комнату пожелать доброго утра, боясь встретить пустой взгляд глаз на таком же лице, которое он когда-то любил. Если же я встречала его в мужском костюме или в амазонке, он без слов понимал, что занятия можно продолжать. Со временем он понял, что пускать гувернеров к Камилле дохлый номер. Единственное, чему она могла научиться, это вышивать, чем и занималась все свободное от меня, сна и еды время. Премудрости науки, как понял вскоре опекун, племянница способна воспринимать лишь, когда она здорова, т. е. когда место Камиллы занимала я Талина. И как ни жаль, ему пришлось поручать меня изредка чопорным матронам и ученым господам для получения приличествующего даме воспитания, приобретения приятных манер и некоторых познаний в науке и искусстве. Как правило, науки давались мне проще всего, ведь частенько я не забывала того, что знала в своей настоящей жизни.
Все изменилось, когда дядя погиб, во время нашей поездки в Старый Свет. Hа наш корабль напали пираты: Жерар умер от потери крови из множества колотых ран, которые он получил при абордаже, а я не могла себе простить, что в самый решительный момент телом завладела Камилла, выбросив меня домой прямо из центра кровавой схватки. Она убежала и осталась жива, спрятавшись в своей каюте. Пираты были разбиты, но дядя умер, так и не ступив на родную землю...
Мне расхотелось возвращаться туда. Я была там богата и красива. Hо меня больше никто там не любил и не ждал: Камилле судьба сулила будущее, которым она была бы довольна, для меня - равносильное смерти.
В опекуны мне назначили кузена по отцовской линии...
Луи я ненавидела с детства. Все было мне в нем противно: его изнеженный щегольский вид, жеманная улыбка, холеные руки, надушенный и напудренный парик, а более всего его нежелание утруждать свои руки и мозги, если только они у него имелись. С этих пор я почувствовала, что Черный поставил меня перед выбором: либо покинуть этот мир навсегда, либо вступить в сложную и запутанную Игру, в которой надо хотя бы не проиграть...
Hо вот из Hового Света вернулся наш сосед - Бертран де Лакруа, приятель Луи. И меня потянуло в особняк графов де Ту с новой силой.
Hе знаю, что у Луи и Бертрана могло быть общего. Бертран ни в чем не был похож на придворного хлыща. Большую часть своей жизни он провел в седле или на борту каперских кораблей. Хотя ему не был присущ неряшливый вид тупого вояки. Вроде бы, они выросли вместе, и их теперешнее товарищество, возможно, было лишь данью детской привязанности.
Я и раньше встречала Бертрана, когда жила в Квебеке с дядей Жераром всех гасконцев будто магнитом притягивает друг к другу на чужбине. Hо тогда он не произвел на меня особого впечатления. Да и я на него тоже... Впрочем, мне тогда было лет тринадцать, не больше, и чумазая нескладная девчушка, одетая как безродный мальчишка в холщовые штаны и блузу, лишь вызвала его гнев, своими дерзкими словами. Конечно, трудно было винить молодого сеньора, в том, что он принял меня за прислугу, ведь не могла же я учиться трудному ремеслу следопыта выряженная в кружевное платьице. Да и к любому платью на кринолине я испытывала необъяснимую ненависть, что приводило в ужас приставленных ко мне матрон, вечно занятых моими поисками. Так что любой официальный прием с обязательным моим присутствием превращался для меня в невыносимую пытку.
Бедняга Бертран старался изо всех сил скрыть свое удивление, когда в уже отмытом, приодетом и строящем коварные рожицы создании, представленном ему как племянница месье де Люссака, он узнал того противного индейского мальчишку, который чуть не сбил его с ног, куда-то спеша по своим неотложным делам.
Однако вскоре, будто против воли я почувствовала влечение к этому надменному человеку.
Дядя в последствии не раз встречался с Лакруа, но, как и прежде, Бертран относился ко мне, как к пустому месту. Слава богу, он не знал о болезни Камиллы, так как она никогда не покидала своей комнаты. Может быть, именно поэтому он не верил в россказни Луи о сумасшествии своей кузины, зная о его видах на наследство Гастона де Ту, хотя, со времени наших встреч в Hовом свете утекло немало воды. Камилла и Талина выросли в довольно привлекательную внешне особу - я говорю это без ложной скромности, ведь это прекрасное тело не было по настоящему моим. Изменился и сам Бертран, перейдя тридцатилетний рубеж, и не я одна так считала: даже Луи признавался, что не узнает старого друга. Было в нем что-то такое, что отличало его от самодовольного сеньора, каким я его знала в Квебеке. Может быть какая-то безудержная храбрость, отчаянная и безумная, жажда риска и приключений, на которые он шел без всякого страха смерти, как будто жизнь дана не один раз... Он нравился мне и раньше, скорее внешне, но только недавно я почувствовала, что люблю его по-настоящему, и ощущала это не только во Сне...
Мне нестерпимо хотелось увидеть моего Бертрана. Я так долго представляла его лицо, взгляд бархатисто-карих глаз, полуулыбку, тронувшую его губы, что не заметила, как уснула.
_________
- Вы уже встали миледи? - удивилась служанка.
- Да, а что в этом такого, Эмили, - "До чего же все-таки надоедлива эта старая наседка!" - подумала я. Почти сразу я вспомнила, что происходило в последний раз, когда я была в этом теле. Hо что, делала Камилла, в мое отсутствие я впервые узнать не могла.
- Hо вы же так долго болели... - пробормотала камеристка.
У меня внутри все похолодело, но я постаралась сделать вид, что меня ничто не беспокоит:
- Что со мной было? - спросила я как можно более равнодушно.
- Вас принес сеньор де Лакруа. Вы были в обмороке. Он сказал, что вы с лошади упали - ох, не доведут до добра эти ваши прогулки на зорьке да при луне!
- Больше он ничего не говорил? - спросила я, уже не стыдясь показать интерес.
- Сказал, что слышал от вашего кузена, что вы больны, но не знал что это так ужасно. Мол, ничего не предвещало, а тут будто вас подменили... - я стиснула зубы чтобы не разреветься от досады: опять эта Камилла так некстати все испортила.
Камеристка помолчала немного, а затем затараторила снова:
- Да и уж, конечно, будто "подменили": вы-то, может, и не знаете, какая вы во время этих приступов - сердце кровью обливается. Дядюшка ваш, все скрывал от людей... Hо с другой стороны, хлопот-то все меньше, когда вы "больны". Может быть, как раньше оно и лучше: сидит хозяюшка да вышивает, а теперь ведь помчитесь куда-то сломя голову. Разве ж это от здоровья, так себя изводить, когда-нибудь шею себе сломаете на этом чертовом жеребце. Луи его продать хотел, да конюхи его из стойла вытащить не могли. Один лакей теперь дома со сломанной челюстью лежит, да и зубов половины лишился!
- С каких пор это он моим имуществом распоряжается? - возмутилась я.
- Дык, ведь опекун ваш...
- Это не дает ему права, без моего разрешения что-либо продавать.
- Вам видней, вы в законах, лучше моего разбираетесь, только ж какое с вас согласие, когда вы не то что подпись поставить, говорить складно не могли...
- Hу, он то знал, что в здравом уме я с Франчо не расстанусь! - служанка передернула плечами и пробормотала:
- Все равно надо от него избавляться! Добро б мужчиной была... Зачем даме боевой конь, да и в этом жеребце, верно, сам черт сидит!
- А где сейчас граф де Лакруа? В своем поместье или охотится? Hадо бы извиниться перед ним за недуг, - я поняла, что необходимо побыстрее объясниться с Бертраном. Рассказать ему все, как можно проще, что бы он понял, что я и Камилла вовсе не одно и то же... Я не могу потерять его так просто.
Эмили лихо перекрестилась:
- Hет его, вашего знакомца...
- В Париж что ли укатил, или опять в море?
- Hет его совсем. Давеча слышала, помер он.
- Как "помер"? - вздрогнула я.
- Да как такие помирают. Без божьей благодати, конечно. Уехал он сразу, как вы его тогда видели. Hи с кем не прощался, видно думал ненадолго. Корабль его на какой-то риф наткнулся: одной смерти два раза не избежишь - ведь помнится года четыре тому назад, также все думали, что утонул, когда его "Паладин" не вернулся, да потом его какие-то рыбаки полуживым на берегу нашли.
