Алёнка - Ryzhaya lyubi menya vo lzhi chast 2
Не хочу говорить о ней.
Он прищурился. Мне показалось, что он смотрит на меня так, будто видит впервые за эти несколько месяцев.
— Ты не должна. Мне стыдно, что моей матери пришлось напоминать мне об этом.
— О чем ты говоришь, Калеб?
— Я принимал тебя, как должное. Твою лояльность. Твое доверие. Мне очень жаль.
Он притянул меня к себе и обнял. Не знаю, значили ли его слова что-нибудь для нас, но чертовски уверена, что собиралась остаться и узнать.
— Я провожу тебя до машины.
Я кивнула, вытирая слезы кончиками пальцев.
Пожалуйста, Боже, пусть он не причинит мне боли.
Глава 19
Настоящее…
Сэм на моей стороне, или, по крайней мере, мне так кажется. Он не осуждает меня, и мне это нравится. Он знает суть того, что произошло между мной и Калебом. Пока он не задает никаких наводящих вопросов, а ведь мне хочется, чтобы он это уже сделал.
Я чувствую, что мы команда. Он убирает дом, кормит меня, стирает нашу одежду и подсказывает, когда нужно кормить ребенка.
Я кормлю ребенка.
Иногда я наблюдаю, как он купает ее, и подаю ему полотенце.
Быть матерью, оказывается, не так сложно, как мне казалось. Особенно, когда все происходит вот так.
Калеб так и не позвонил.
Калеб не звонит.
— Что это за татуировки? — однажды спросила я его. Его рукава были закатаны до локтей, пока он нежно промывал мыльные волосы ребенка. Он посмотрел на меня краем глаза. Я начала обводить рисунок пальцем. Никогда не делала подобного раньше... ни с кем. Какое-то нагромождение картинок: пиратский корабль, цветок лотоса и невероятно липкая паутина. Когда я дохожу до локтя, он приподнимает брови.
— Хочешь, я сниму рубашку, чтобы ты могла продолжить?
— Есть еще?
Он улыбается и вытаскивает ребенка из ванны.
— Если бы я не знал тебя так хорошо, то подумал бы, что симпатичен тебе.
Я хихикаю. И правда. Становится даже как-то неловко.
— Ты гей, Сэм. И без обид, но татуированный Курт Кобейн — не мое.
Сэм относит ребенка в детскую и укладывает на пеленальный столик.
— Надеюсь тогда, что хотя бы музыка Курта Кобейна — это твое.
Я сглатываю. Господи. У меня внезапно начинает кружиться голова.
Я киваю головой прежде, чем слова успевают сорваться с моих губ.
— Слушала, когда была моложе.
Он с недоумением смотрит на меня.
— Пойду, налью себе чего-нибудь попить... — я выскальзываю из комнаты прежде, чем он успевает еще что-нибудь сказать, но вместо того, чтобы пойти на кухню, иду в спальню. Я закрываю дверь как можно тише и забираюсь на кровать.
Дыши, Лия.
Я пытаюсь думать о счастливых мгновениях. Мгновениях, на которых мой терапевт заставляет меня фокусироваться, но слышу только громко звучащие у меня в голове слова одной из песен «Нирваны». Мне хочется закричать.
Я кричу в подушку. Ненавижу это. Я как чертов хаос, но ничего не могу с этим поделать. Когда мое сердце перестает колотиться, я спускаюсь вниз и наливаю себе воды.
Следующие несколько часов я бездумно переключаю каналы, когда внезапно слышу имя Оливии. Я уже переключила дальше, поэтому мне приходится возвращаться назад. С тех пор, как Калеб ушел, я отчаянно ищу любые новости о ней. Знаю, он смотрит. Я быстро моргаю ресницами и наблюдаю, как Нэнси Грэйс рассказывает о новых событиях, связанных с судебным заседанием по делу Добсона. Она произносит целую тираду. Я хихикаю. Обходилась ли она когда-нибудь без тирад? Она отходит от Добсона. Мне требуется несколько минут, чтобы понять, что ее острый язычок нацелен на Оливию. Я увеличиваю громкость и наклоняюсь вперед. Да! Даешь взбучку Оливии! Это именно то, чего мне так не хватает, чтобы почувствовать себя хоть немного лучше.
Я откидываюсь на своем месте, чтобы внимательно наблюдать за происходящим в телевизоре. Полный бокал скотча запотевает в моей руке. В одном углу экрана показывают жертв Добсона. Они все разного возраста и сильно отличаются внешне, но у всех затравленный взгляд. Когда на экране появляется насильник, я чешу нос. На нем оранжевый комбинезон, наручники и кандалы. Должностные лица в штатском окружают его, пока он преодолевает то короткое расстояние, которое пролегает от автомобиля до здания суда. От его вида у меня появляется какое-то нервное возбуждение. Он просто огромный — размером с полузащитника. Полицейский рядом с ним выглядит ничтожно мелким. Меня поражает, как этому шуту удавалось втираться в доверие девушкам, которые ростом были всего лишь около ста пятидесяти сантиметров.
Внезапно, камера перемещается на Оливию. Мне хочется переключить канал, но я, как обычно, не могу отвести от нее взгляд. Нэнси размахивает рукой, усыпанной кольцами с драгоценными камнями. Она повышает голос, сообщая трем парням, стоящим рядом с ней, что они идиоты, раз приняли сторону Оливии. Я тянусь за пригоршней попкорна, не отрывая глаз от экрана. Нэнси права. Я испытываю к ней внезапную симпатию. Очевидно, она умеет читать людей. Затем слышу, что упоминается мое имя. Я выплевываю попкорн и наклоняюсь ближе.
Нэнси рассказывает о том, что Оливия год назад выиграла дело, защищая богатую наследницу по делу о мошенничестве, связанном с клиническими испытаниями лекарственных препаратов. Нэнси обращается к кому-то из своих коллег, спрашивая: «Она ведь выиграла это дело, Дэйв»?
Дэйв дает краткую сводку о моем случае и подтверждает, что да, действительно, Оливия выиграла это дело.
Нэнси демонстрирует свое отвращение.
«Улик против той девушки было предостаточно», — говорит она, тыкая в стол пальцем.
Я переключаю канал.
Но следующим вечером я снова включаю его и смотрю весь 52-минутный выпуск с агрессивной блондинкой-ведущей. На третий вечер я звоню на шоу, представляюсь мисс Люси Найт из Миссури, и тоже выражаю свое отвращение к Оливии. Я признаюсь ведущей, что ценю то, что она делает для женщин. Называю ее чертовым героем. Нэнси слезно благодарит меня за то, что я ее фанатка.
К концу ее шоу я, как правило, уже пьяна. Иногда Сэм смотрит его вместе со мной.
— Она красивая, — говорит он об Оливии. Я бросаю в него кубик льда, и он смеется. Сейчас малышка спит почти всю ночь. Я до сих пор сплю в ее комнате на случай, если она проснется. Сэм считает, что я, наконец, привязалась к ней, но я делаю эти лишь потому, что не хочу далеко идти посреди ночи. Калеб должен вернуться из своей поездки в конце следующего дня. Он прислал мне смс, сказав, что заберет Эстеллу, как только вернется. С утра я планирую поездку в спа-центр. Если все пойдет по плану, он никуда не уедет.
— Значит, они учились вместе в колледже?
Я смотрю туда, где сидит Сэм, потягивая содовую.
— Какого черта?
— Что? — пожимает он плечами. — Я чувствую, будто смотрю мыльную оперу, но не знаю всю предысторию.
Я фыркаю.
— Да, они пару лет встречались в колледже. Но это было не серьезно. Они даже не спали вместе.
Сэм приподнимает брови.
— Калеб застрял с девушкой, которая не занималась с ним сексом? — он громко присвистывает.
— Что это должно значить? — я подворачиваю под себя ноги, стараясь не выглядеть слишком заинтересованной. Отсутствие секса между Калебом и Оливией всегда смущало меня. Мне хотелось спросить об этом в те редкие моменты, когда всплывала подобная тема, но я боялась показаться ревнивой. Кроме того, Калеб усердно защищал свое прошлое, словно это была проклятая драгоценная корона.
Сэм выглядит задумчивым, пока жует вяленую говядину. Он ест так много этой фигни, что я уже начинаю ассоциировать с ним ее запах.
— Довольно длительный период, на протяжении которого парню — студенту университета — пришлось ждать. Думаю, единственным возможным ответом на вопрос о том, почему он столько ждал, будет безумная и даже немного зависимая любовь.
— Что ты подразумеваешь под зависимой любовью? — Калеб самый не поддающийся зависимости человек, которого я знаю. Поэтому, слова Сэма вызывают во мне такое волнение. На протяжении года Калеб может быть заядлым лыжником, а на следующий год, когда я бронирую поездку в домик в горах, он сообщает мне, что больше в этом не заинтересован. И во время наших отношений подобное случалось бесчисленное количество раз с ресторанами, одеждой... Он даже машину меняет каждый год. Все начинается одинаково: сначала он очень сильно что-то любит, а затем постепенно ему это надоедает.
— Не знаю, — отвечает Сэм. — Просто полагаю, что он готов был сделать все ради нее... даже, если это значило, что придется пойти против того, к чему он привык.
— Я тебя ненавижу.
Он игриво шлепает меня по ноге и встает.
— Просто пытаюсь немного прочистить твою головку, мамочка-монстр. Похоже, ты от него зависима как от наркотика, и это ужасно.
Я слежу за ним, пока он идет к двери. Такой напыщенный осел.
— Увидимся завтра, — кричит он через плечо. — Когда вернется твой Мистер Идеал...
