Кирилл - Unknown
Глава 22
Джерон Роуз
За ним гнались через кусты ежевики,
За ним гнались по полям,
За ним гонялись бы вечно,
Но лис никогда бы не сдался.
«Конец игры» Стинг
Я иду в ночь, одетый в черное. Неизвестный. Невидимый. Непревзойденный. Превращаясь в тень среди теней. Крыши для меня — дом, хотя и вдали от дома. Как дым, я плыву по ним, проскальзывая в самые хорошо охраняемые замочные скважины, обходя ультразвуковые детекторы, улавливающие движение, ставя ногу на гладкий, мокрый от дождя выступ, настолько узкий, скорее архитектурный, поэтому недостаточно широкий, чтобы на нем уместилась нога человека.
Скажу прямо, когда все сосредоточено только в вас, в ваших руках, когда прямая спина прижата к стене и ваши ботинки стоят на краю бордюра двадцать первого этажа — один чих или по-настоящему злобный порыв ветра, и с вами будет покончено навсегда — это неописуемое чувство будоражащее кровь, адреналин высокого качества.
Это мир воров: жизнь необъяснимого влечения, страсть, мастерство и опасность. Это фантазийный мир, где риск нарушает все планы, а грязь на оконном стекле способна лишить вас жизни. Гламурный мир бесценных вещей и пространства, где считанные секунды могут быть гораздо дороже часов и дней в обычном мире. Это пьянящее, всепоглощающее чувство и увлекательный бизнес, не для слабонервных. Это постоянный вызов.
Пот всегда появляется у меня на лбу, когда я надеваю свои черные перчатки, и страх, мой старый друг, прогуливается по старой сцене. В этот момент я всегда улыбаюсь, мрачной улыбкой приветствуя неожиданность. Только когда вы чувствуете страх, только тогда вы можете начать контролировать его. Страх полезен — он предупреждает и усиливает чувства, но только интеллект позволяет контролировать ситуацию.
После первого всплеска страха я становлюсь совершенно без эмоциональным, холодным, как лед.
Нормальные люди побаиваются длинных теней, стелящихся фактически по земле, пересекаемые красными лучами, которые используют практически во всех галереях мира, для них они туманны и жестоки. Но не для меня. Я упиваюсь ими. Они превращают парящий сводчатый потолок в низкий, черный вакуум таинственности. Сухой острый запах воздуха, прошедший через ионизатор с угольным фильтром, существующий во всех музеях: это духи для меня. И камеры безопасности, установленные высоко на стенах, с помощью которых пугают вас, не разрешая ни к чему прикасаться, что ж, позвольте я скажу вам, они не настоящие, это слишком дорого. Большинство музеев не оснащено достаточно хорошо такой техникой. Если вы снимете итальянский шедевр со стены, то галерея сразу запечатает вас внутри с этим шедевром.
Когда я думаю о себе, то вижу себя исключительно тихо скользящим по крыше, или присевшим на корточки, или же балансирующем на парапете, сканируя передвижения по улице. Это то, ради чего я родился. Даже будучи еще ребенком, я мог раскачиваться на дереве, как коала.
Но иногда мне кажется, что я падаю с высоты семидесяти футов, сделав шаг вниз, на колья, торчащие в ограде. Они протыкают бедра у меня в двух местах. Я никогда не забуду боль снимая свое тело с неумолимого металла, оставляя на нем кровь и куски плоти. Я просыпаюсь иногда от этой ужасной боли. И мечтаю, чтобы колья в ночном кошмаре вошли мне в сердце. Даже несмотря на это, я не перестал бы заниматься этим, а повторил бы все сначала.
Даже свое падение.
Знаешь ли, настоящая жизнь, которую ведут большинство людей мучительно скучная. Она слишком скучна для меня. Я бы предпочел оставаться неизменным грешником, таким, каков и есть.
Я не рассказал Билли всю правду!
Я хотел, но не смог.
Да, я сказал, что вор и сказал, что делаю это только ради опасности. Несмотря на то, что я четко знаю, даже уверен, что это может быть в последний раз, я все равно продолжаю. Это моя самая большая страсть — красться по крышам, проникать в помещения, избегать новейших систем безопасности, чтобы получить трофей. Все это верно только до определенного момента.
Все было именно так. Я заполнял свой мешок трофеями до определенного дня, дрейфуя по светским вечеринкам сквозь нагромождение камней и яркого блеска, обычных бриллиантов из своего или из чужого сейфа, я вдруг увидел редкий и великолепный 40.63 карат, в форме сердца бирманский рубин на 155 карат в бриллиантовом колье.
Я не мог отвести от него глаз и от него шел такой стимул, такая энергетика. В данном случае воровство уже не выглядело, как половой акт, это было что-то гораздо более мощное, можно даже сказать любовь с первого взгляда. Это давало мне такое удовлетворение, какое не давала не одна женщина.
Я был пленен им, точнее сказать — загипнотизирован. Я понял, почему люди убивают за бриллианты. Для меня это было сродни стоять на палубе тонущего Титаника и обсуждать, что было бы, если бы мы не столкнулись с айсбергом, если бы мы шли немного медленнее или корабль повернул больше к северу. Но все уже произошло — корабль тонул.
Потребность украсть эти великолепные камни неслыханная и неопровержимая. Высшая недостижимая вещь, которую необходимо иметь любыми средствами. За свою жизнь я перепробовал все. Извращенный секс в странных ночных клубах, где нет никаких табу, но это даже не идет ни в какое сравнение с похищением этих красивых предметов.
Почему я не рассказал Билли это?
Потому что, если я бы я рассказал ей об этом, за этим последовало бы что-то еще, что ей однозначно не понравилось бы. Мой мобильный звонит, я бросаю взгляд на него — это Эбени. Что-то, что привлекает за собой Эбени, что-то незаконченное.
23.
Билли Блэк
В тот день я просыпаюсь рано, не могу спать. Всю ночь я проворочалась. Джерон не ночевал со мной. Он сказал, что у него важное дело, как только он произнес эти слова, у меня возникло в животе ужасное ощущение — предчувствие.
— Что ты должен сделать? — спрашиваю я его.
— Это не опасно. Я просто должен помочь другу, — отвечает он.
— Мне страшно, — говорю я.
— Не бойся. Это пустяки.
— Могу я пойти с тобой?
— Ах, дорогая, я бы очень хотел взять тебя с собой, но не могу.
Именно из-за этого я плохо спала, проснулась еще до рассвета и провела время рисуя. Но до конца так и не смогла сосредоточиться, и мне совершенно не понравилось то, что я нарисовала.
Я несколько удивлена, когда в такую рань звонит телефон — это Лана.
— Я разбудила тебя? — спрашивает она меня.
— Я уже не сплю, — отвечаю я, ее голос звучит как-то странно и напряженно.
— Что случилось? — интересуюсь я. Мне кажется, что это как-то затронет меня. Я закрываю глаза и жду, и она сообщает именно то, чего я так опасалась.
— Нас ограбили этой ночью.
— Что? — сипло спрашиваю я.
— Не волнуйся, твой сапфир находится в банке. В сейфе было другое.
— Вас ограбили? — в шоке шепчу я.
— Они напортачили, и полицейские поймали одного из них — женщину.
Я чувствую, я реально это чувствую, как кровь отливает от моего лица.
— Женщину? — тупо переспрашиваю я.
— Да, женщина. Они посадили ее в тюрьму и...
— Лана, как ее зовут?
— Понятия не имею, — она удивленно замолкает. — Почему ты спрашиваешь?
— Мне просто необходимо знать ее имя. Ты не могла бы узнать?
— Конечно. Я попозже позвоню Блейку и узнаю у него.
— Нет. Сейчас. Мне нужно знать это сейчас. Пожалуйста.
— Билли, что происходит?
— Я обещаю, что все тебе расскажу. Просто узнай ее имя сначала.
— Хорошо, я перезвоню.
Я отключаюсь от разговора и набираю номер Джерона — его телефон выключен. Мои руки дрожат, я крепко соединяю пальцы, потом разжимаю и прислоняю к лицу. Должно быть какое-то другое объяснение всего этого. Я смотрю на телефон. На самом деле за эти минуты, я не могу ничего делать другого, только как смотреть на телефон, ожидая звонка. В голове не единой мысли, только пульсирующая боль, мне так хочется запихнуть ее в какой-нибудь плотный шар и заснуть. Раздается звонок телефона, я подпрыгиваю, словно испуганная кошка.
— Билли, — говорит Лана, и после этого ее слова я уже знаю. — Эбени.
Я закрываю глаза.
— Что происходит, Билли? Она обвиняет Джерона в том, что он это сделал.
Тихий, самопроизвольный звук слетает у меня с губ. Я вспоминаю, как она подначивала меня своим вопросом: «Так спроси его, почему он выбрал тебя? Спроси его, почему он вообще появился в твоей жизни?» Конечно, теперь все это приобрело определенный смысл. Когда он встретил меня на выставке, на Лане Баррингтон были украшения. Я помню тот вечер очень отчетливо, так вот как они действовали. Сейчас я понимаю, почему в самом начале ему было так любопытно узнать о Лане.
И я была такой идиоткой, которая привела его сама к этим королевским драгоценностям. Я сама привела его к Блэйку, причем сделала это легко. Я пытаюсь вспомнить, замедлился ли он, рассматривая дверной замок? Конечно, он с таким любопытством расспрашивал о Лане. Мои вдохи становятся нервными. Тоска, какую я никогда не испытывала прежде, и которую я даже никогда не могла себе представить, ударяет меня в живот. Я кажется собираюсь, бл*дь, заплакать.