Фред Стюарт - Золото и мишура
Скотт уставился на ее спину, когда Эмма невозмутимо подошла к окну каюты и принялась любоваться карибским ландшафтом.
Глава девятая
— Почему вы решили помочь мне? — спросила Эмма полчаса спустя, когда Абнер убрал со стола.
Обед оказался превосходным. Эмма выпила два бокала какого-то потрясающего вина и теперь маленькими глотками смаковала третий.
— Иначе говоря, вы хотели бы знать, почему именно я освободил вас от присутствия мистера Левина? Как только я представил, что вы сделаете с этим бедным молодым человеком, если выйдете за него замуж, а именно: разжуете его и выплюнете, так вот, как только я представил себе это, то сразу же разработал план действий, так что вы можете расценивать мой поступок как акт благотворительности.
Чуть опьянев от белого вина, Эмма захихикала.
— Вы и вправду ужасный человек. Но знаете, я сейчас хочу вам сделать одно признание: мне нравится цвет ваших волос.
Абнер открыл коробку сигар, и Скотт взял себе одну.
— Что ж, приятно слышать, что не все во мне вам отвратительно. Вы позволите мне закурить?
— Пожалуйста, мне нравится запах сигар.
Облокотившись о стол, Эмма смотрела, как Абнер подает капитану огонь. Скотт выдохнул дым, а Абнер молча покинул каюту.
— Отвечу на ваш вопрос. Я избавился от мистера Левина главным образом потому, что в моем извращенном мозгу родился дьявольский план.
— О чем это вы?
— Позвольте, я немного расскажу о себе. Я вовсе не романтик. Меня интересуют деньги и власть, но никак не сантименты. За последние несколько лет мне довелось наблюдать подлинное чудо: из жуткого захолустья Калифорния превратилась в самое крупное и быстро развивающееся сообщество на земле. В Нью-Йорке мне довелось слышать, что до конца нынешнего года Калифорния станет, вполне вероятно, еще одним штатом. Но даже если этого не случится, когда-нибудь этот край все равно обретет этот статус. Мне кажется, что как только вы увидите Калифорнию, вы влюбитесь в эту землю, как влюбился в нее я сам. Там есть все.
— А я думала, что вы не романтик.
Скотт улыбнулся.
— Хорошо, пусть будет так, я немного романтик.
— Вы так говорите, как будто это бранное слово.
Он пожал плечами.
— Да, в бизнесе есть определенная романтика. Строительство империи всегда сопряжено с изрядной долей романтики.
Она подняла глаза и удивленно посмотрела на капитана.
— Вы что же, империю строите?
— Как знать. Благодаря так называемой «золотой лихорадке» мне удалось сколотить состояние, и весьма большое. Впрочем, нет, правильнее было бы сказать, очень большое. Вот, скажем, груз на этом судне. Вы, например, знаете, что мы везем?
— Нет.
— Лопаты. Кирпичи. Гвозди. Скобяной товар. Этот корабль — плавучий универсальный магазин. И знаете почему? Потому что в Сан-Франциско огромный спрос на лопаты, кирпичи, гвозди, и поставляя эти товары, я подчас делаю до тысячи процентов чистой прибыли. Это не так романтично, полагаю, как поиски золота, но огромные состояния, которые делаются на золоте, идут в обмен на мои товары. Или вот, скажем, недвижимость. Тоже никакой романтики, но есть земля, которую я весьма недорого приобретаю сегодня, а через несколько лет она будет стоить целое состояние. Извините, я не очень утомил вас?
Он пожевал кончик сигары, внимательно глядя на Эмму.
— Ничуть.
— Ну и отлично. Моя вера в Калифорнию настолько велика, что я решил перебраться туда. Продал в Бостоне дом, теперь отстраиваю дом в Сан-Франциско. Это будет очень большой и весьма эффектный дом. Фактически самый большой в этом городе.
— Поистине, вы не джентльмен, вы просто нувориш.
— Там нет больше ни «нуво», ни тем более «ришей». Что касается Сан-Франциско, то город как раз тем и хорош, что там всякий нувориш. И это весьма серьезно стимулирует. Я намерен стать самым влиятельным человеком в том штате, если смогу. Не исключено, что в один прекрасный день я даже стану тамошним губернатором.
— Да вы амбициозны, ничего не скажешь! Но мне кажется, не все так просто, правда? Я знаю, что Калифорния — место весьма дикое, однако как бы там ни было, но ведь даже калифорнийцы могут подумать, прежде чем голосовать за человека, у которого есть китайская наложница.
Он холодно посмотрел на Эмму.
— Вот именно для этого мне и нужны вы.
Внезапно Эмма протрезвела и насторожилась.
— Кажется, я начинаю понимать «дьявольский план», родившийся в вашем извращенном мозгу, — прищурившись, сказала она.
Подавшись вперед, Скотт понизил голос:
— У нас с вами очень много общего, Эмма. Мы из породы бойцов, мы созданы, чтобы побеждать. Мне нужна такая жена, которая сделала бы из меня респектабельного человека, а вам необходим такой муж, который, в свою очередь, сделал бы вас респектабельной, а вашего ребенка — законнорожденным. Вы и я от этого только выиграем. Выходите за меня замуж, и я сделаю вас королевой Калифорнии. Я подарю вашему ребенку целый мир. Мы с вами чертовски подошли бы друг другу, Эмма, сделались бы непобедимой командой. Что вы думаете об этом?
— Думаю, что вы забыли об одной существенной вещи — о любви.
— Но я же сказал, что я не романтик.
— Зато я романтична. Для меня любовь — самое важное, что есть на свете.
— Вы слишком часто говорите о любви, но если хотите знать мое мнение, то вы производите впечатление весьма практичной особы, из тех, про кого говорят «себе на уме». Подумайте о практической стороне сделанного мною предложения, Эмма, и вы увидите все в моем свете.
Едва ли какие-нибудь другие слова могли столь сильно рассердить Эмму. Ибо, сам того не подозревая, Скотт задел то, что Эмма считала своей «ахиллесовой пятой»: она действительно была чрезвычайно практичной женщиной. Она была, пожалуй, столь же практичной и мудрой в бытовых делах, как ее покойная мать, которая устроила авантюрное замужество, отдав дочь за Антона Швабе. Поднявшись из-за стола, Эмма наградила капитана своим самым ледяным взглядом.
— Благодарю вас за теплое и весьма сердечное предложение, капитан, однако вынуждена отказать. Может, вы и богатейший человек во всей Калифорнии, но вы никогда не станете так богаты, как я, потому что я люблю. Но, разумеется, вам этого не понять.
И она стала обходить стол. Вскочив, Скотт схватил ее за руку.
— Черт возьми, Эмма, не будьте идиоткой! Ваш отец все равно выдаст вас за кого-нибудь замуж, так что забудьте разные красивости про любовь. Ведь я же предлагаю вам целый мир, преподношу его на серебряной тарелочке.
— Пустите меня! Меня не интересуют ваши предложения, разве непонятно? Мне очень вас жаль. В вашей душе нет ни грана любви. Все, чем вы располагаете, — это горой гвоздей, кирпичей и прочего скобяного товара.
Эмма высвободила руку и направилась к двери.
— Я-то думал, что вы умны, — мягко сказал Скотт. — Наверное, я ошибся. Ладно, можете выходить за вашего чертового грабителя, если, конечно, ему посчастливится выйти когда-нибудь из тюрьмы!
Рука ее, коснувшаяся дверной ручки, сжалась так, что даже пальцы побелели. Эмма прикрыла глаза, стараясь успокоиться.
— Рано или поздно он непременно выйдет, — прошептала она. — И я его дождусь.
— Лучше надейтесь на то, что он, выйдя на свободу, не почувствует отвращения, увидев ваши морщины!
Глаза ее расширились. У капитана вновь играла на губах привычная наглая ухмылка. Эмма оглядела каюту, затем выкрикнула:
— Если бы тут было хоть что-нибудь неприбитое, я швырнула бы вам это в рожу! Неприбитая разве что фотография вашей чертовой Чинлинг! — С этими словами она распахнула дверь и убежала.
Скотт глубоко затянулся сигарой и выпустил струю дыма. Через секунду ухмылка искривила его губы.
— Правильно говорят, есть несколько способов содрать шкуру с кошки, — сказал он. — А это будь здоров какая котяра!
Сержант Вулридж и два надзирателя по имени Паттерсон и Эванс спустились по каменным ступеням в подвальное помещение корпуса «А» каторжной тюрьмы штата Огайо. Открыв зарешеченную дверь, они вошли в узкий и темный каменный коридор, свет в который поступал через небольшие потолочные оконца, размещенные вдоль одной стороны потолка. Пройдя мимо нескольких дверей, каждая из которых имела высоту в три фута, охранники остановились около двери с номером 4. Она целиком была изготовлена из металла; в ней имелись отверстия в четыре квадратных дюйма и еще была сделана небольшая дверца, больше похожая на почтовый ящик.
— Откройте! — распорядился Вулридж.
Паттерсон вытащил связку ключей, выбрал нужный, а Эванс светил ему фонарем «бычий глаз», свет которого несколько разрядил полумрак подземелья. В коридоре стоял такой отвратительный запах, что даже надзиратели морщили носы. Паттерсон открыл дверь, и в тишине подземелья громко скрипнули петли. Внутри была кромешная тьма.
